Ангелы не умирают

Она пожала плечами, разглядывая ковёр под ногами.

Её образ, то ли маленькой домашней девочки, то ли почти бесплотного эльфа запечатлелся в моей памяти.

Бывают такие картинки. Словно гравюра или снимок с ушедшей реальности. Иногда они ничего не значат – так я помню колышущиеся на ветру деревья над головой. Воспоминание откуда-то из далёкого-далёкого детства. А бывают картинки весьма значимые. Образы мамы, отца, дяди Винсента, кузины Стеллы, дядя Ричард и, конечно же, Ральфа и Синтии.

Теперь вот ещё и Катрин.

В своём лёгком одеянии, копной светлых, будто стеклянных волос. Сероглазая Снежная королева. Маленькая и одинокая, горделиво ищущая приют за ледяной стеной, где пытается спрятаться от ранящих привязанностей.

– Катрин? – тихо позвал я её. – Я хочу, чтобы ты знала – ты важна мне не только как наследница легата. Ты важна для меня сама по себе. Я не оставлю и не брошу тебя, чтобы не случилось.

– Ты меня жалеешь? – холодно уронила она.

Я медленно сел на полу у её ног, глядя в лицо снизу-вверх. Осторожно коснувшись ладоней, напряжённо лежавшей на коленях.

– Жалею. Разве это плохо?

– Жалость унизительна.

– Тогда назовём это сочувствием? И, я не знаю, как ты, но сам я никогда не сочувствую тем, кто ничего для меня не значит. Если с кем-то мы делим чувства напополам, это значит, что нас связывает нечто большее, чем мы порою готовы признать. Посмотри на меня, Катрин. Я не самый хороший человек на планете… ладно, я вообще по многим показателям совсем не хороший человек. Но я никогда не нарушал данного слова. И никогда не бросал тех, кого просил мне довериться. Я могу причинить тебе боль, я могу быть невыносимым, я могу быть разным, но, чтобы не случилось, я никогда тебя не брошу, не оставлю и не предам.

Положив ладонь на её руку, я тихонько сжал хрупкие пальчики:

– Ты можешь мне верить. Позволь мне разрушить стену, что стоит между нами. Не возводи её. Она нам ни к чему.

Её ресницы трепетали, как крылья бабочки. А губы походили на лепестки цветка – зимнего цветка, такого как гвоздики или каллы. Она дышала прерывисто и неглубоко, будто только что бежала. Дыхание было неровным, но оно постепенно успокаивалось. Тело расслаблялось, будто оттаивало в моих руках.

Я старался быть нежным, а не страстным, интуитивно чувствуя, что первое ей сейчас куда важнее второго. Это было несложно. Её хрупкость, лёгкость, пугливость будила во мне желание покровительствовать и защищать. Мне хотелось медленно ввести её в изысканное царство любви, постепенно, не торопясь, показать все его пленительные закоулки.

Словно трепетная и пугливая лань, готовая в любую секунду встрепенуться и сорваться с места, она поначалу лишь терпела мои лёгкие прикосновения, но потом я начал чувствовать отклик в её девственном, не знающим науки прикосновений, теле.

Девственницы – с ними всегда сложно. Стоит слегка поспешить, проявить лёгкую небрежность или грубость и можно испортить всю симфонию страсти.

Я старался не увлекаться, чутко следить за реакциями Катрин, при этом не оставаться партнёром, занятым лишь анализом.

В любви нет ничего хуже. По крайней мере для меня.

Для того, чтобы костёр разгорелся и грел, лично мне необходимо, чтобы дрова в топку летели с обеих сторон. Держать баланс между страстью и разумом как раз отлично помогала та нежность, что она во мне вызывала.

Её короткие вздохи, похожие на всхлипы я сцеловывал с нежных губ, как нектар.

Гладкая кожа на щеках, нежнее шёлка – на шее. Мягкая аккуратная грудь, словно просящаяся в ладонь.

Руки с наслаждением изучали все изгибы её тела. Маленькую ямку на шее, изгиб позвоночника на пояснице, словно специально созданный для того, чтобы легла ладонь, прижимая лёгкое, невесомое тело к себе, удерживая его на весу в тот момент, когда голова со светлыми волосами откидывается назад, будто в танце.

Тонкие щиколотки. Узкие бёдра. И средоточие женственности, похожее на бутон нераспустившегося цветка, тугое, упругое, тёплое.

Причинять кому-то боль всегда не особенно приятно, если ты не садист. Но тут словно дань платишь за право быть первым после богов, сотворивших женщину женщиной. Первым – или последним, завершающим процесс их творения.

В серых глазах на этот раз читалось удивление. И огонёк, тот самый, который был сейчас мне так нужен.

Её дрожащая рука неуверенно коснулась моего предплечья. От этого прикосновения по коже распространилось тепло.

Почувствовав, как её губы приоткрылись, я немедленно воспользовался этим, углубляя поцелуй, расширяя рамки дозволенного.

Язык был влажным и сладким.

Оставшиеся мысли развеяло прахом.

Почти рыча, я сжал в объятиях податливое тело. Во мне словно бы и не осталось никаких других желаний, кроме одного – ворваться, проникнуть подчинить, насладиться. Желание впитать в себя все соки её женского лона.

Мой язык двигался в её рту так, как я сам хотел двигаться в ней – безумно, тесно, влажно, и глубоко, не встречая сопротивления.

Жар, волна за волной, прокатывался по телу. Сердце колотилось бешено.

Грудь Катрин тоже судорожно спускалась и поднималась.

Раз за разом я целовал её сладкие губы, одновременно поднимая её юбку и расстёгивая свои брюки. Мой член налился кровью до такой степени что делалось больно.

Я видел её смущение. Видел страх в её глазах. Она выглядела такой хрупкой – подуешь и рассыплется. Растрёпанные светлые волосы беспорядочно падали на спину.

Катрин явно не понимала, как вести себя в подобной ситуации, но я чувствовал, что её тело откликается на мои прикосновения и мою страсть, несмотря на её зажатость и напряжение.

Мои поцелуи перешли на плечи.

Потом осторожно, боясь спугнуть, смутить, оттолкнуть, коснулся нежной девичьей груди. Сначала легко, потом сжимая сильнее.

Когда я припал к ним губами, Катрин откинула голову, не сдержав стона.

Языком я принялся играть быстро твердеющим соском. Её возбуждение передавалось мне, заводило. Мои губы впивались в её грудь, в то время как пальцы осторожно исследовали внутреннюю часть девичьих бёдер. Завитки волос под влажными трусиками были мягкими и нежными.

Катрин протестующе застонала, пытаясь отстраниться, сжать бёдра. Но это не помешало мне нащупать упругий бугорок между мягких складок её лона.

Она замерла под этой смелой ласками, явно напуганная, смятённая новыми ощущения. Какое-то время казалось, что ничего не получится, но её учащённое прерывистое дыхание дало знать, что всё идёт, как и должно.

Катрин задыхалась, выгибаясь, как кошка, пока мои пальцы двигались внутри неё всё быстрее. Я чувствовал, что она близка к разрядке. Она уже и не смогла бы остановить меня, даже если бы захотела.