Ангелы не умирают
Шрифт:
Очень часто в женских романах можно встретить сцены описание насилия. Кому-то может показаться что женщины мечтают быть изнасилованными? Это, конечно же, глупость. Женщинам нравится игры на грани. Нечто похожее на то, когда согласие сомнительно, когда её чувства начинают зависеть от тебя как будто бы даже больше, чем от неё самой.
Но вскоре я понял, что наше противостояние грозит нешуточными баталиями. Не игра, а прямо-таки сражение.
Поняв это, я откровенно разозлился. Да какого… лешего милая дама так себя охраняет?
– Что ты творишь? – глаза Каролина
– Трезв до тошноты. Хотя это следует исправить, – резко отшатнувшись от моей недотроги, я пробежался взглядом вдоль полок бара, прикидывая, чем бы скрасить вечер.
– Как я понимаю, на твою компанию рассчитывать глупо? Случаем, сейчас не время для вечерней молитвы? Мне думается, ты неправильную стезю выбрала. Нужно было податься не в сестры милосердия, а в монашки, – довольно жёстко бросил я.
– Какая муха тебя укусила? Ты ведёшь себя как…
– Как? – уточнил я, деловито вытаскивая пробку из бутылки шампанского.
– Как хам!
– Тебе не с чем сравнить. Моё поведение в данный момент, конечно же, не верх совершенства, но… хам? Фу! Как по-плебейски это звучит. Давай сойдёмся на том, что моё поведение дерзко и недостойно джентльмена? В вашем веке смешно вести себя как джентльмен. Может быть всё-таки выпьешь со мной, красавица? Или уставом монастыря запрещено? Наверняка запрещено. А тебе определённо пойдёт монашеский клобук. Когда разведёмся, напомни сделать щедрое пожертвование…
Катрин вырвала у меня из пальцев бокал с Non-dosage и, сверкнув глазами, словно рассерженная кошка, уселась напротив, закинув одну стройную ножку на другую.
– Я протестантка. Ни о какой келье и речи быть не может.
– Можно сменить веру, пока не поздно. Уверен, пост, уединение и труд придутся как нельзя больше тебе по душе.
– У тебя есть причины так вести себя со мной?
Как же бесит её дурацкая привычка задавать вопросы, сбивающие с толку!
– Причины?
– Да, причины, Альберт! Иногда я готова начать доверять тебя, но после таких выходок как сегодня?.. Ты притащил меня в пустой дом, оставил на весь день, шлялся бог весть где, не отвечая ни на один звонок. Вернулся весь взъерошенный и какой-то дикий. Наговорил гадостей… я уже помолчу о том, что вырвал мне клок волос и ободрал губы.
– Да. Об этом уж лучше помолчи, – согласно кивнул я, залпом опорожняя свой бокал.
Катрин сегодня решила взять на себя роль моего психотерапевта. По крайней мере интонации её голоса весьма напоминали одного знакомого из далёкого прошлого.
– Ты злишься лично на меня или просто спускаешь пар, накопившийся за день?
Хороший вопрос.
– Пожалуй и то, и то. И ещё, Катрин, мне не нужно сейчас понимание. Мне нужно кое-что более лёгкое…
Лицо её сделалось совсем холодным и отстранённым, будто она опустила невидимое забрало как рыцарский шлем.
– Тебе нужно. Ты – хочешь или – не хочешь. Ты желаешь или – не желаешь. Но за всем этим чётко прослеживается одно: тебе совершенно плевать на меня! Мои желание, мои стремления ничего для тебя не значат. Я недостойна
даже того, чтобы просто со мной поговорить?– Да всё что мы делаем, это только говорим, говорим и ещё раз – говорим!
– А чего ты ждал? Что я кинусь на тебя с поцелуями?!
– Да! Что в моём желании сверхъестественного?
– Ты спишь со всеми подряд и удивляешься, что я стараюсь держать между нами дистанцию?
Я окинул её взглядом, не зная, смеяться или швырнуть бокал на пол со злости. Иногда женщины – такие женщины.
– А с чего ты взяла, что я сплю со всеми подряд?
– Ты этого и не скрываешь.
– Катрин, пара интрижек, случившихся у меня за несколько месяцев, даже не стоят обсуждения. Возможно, для тебя мои слова прозвучат открытием (хотя в ваш просвещённый век это просто умилительно, право слово!) но у мужчин (как и у женщин, ага!) есть определённого рода потребности. И время от времени их приходится удовлетворять.
– И ты решил, что удобнее всего было бы удовлетворять все потребности в одном месте?
Наши взгляды скрестились.
В её глазах плескался вызов и всё тот же нордический холод. Она всё время выставляла между нами стену.
– Почему ты боишься меня? – спросил я.
– Я тебя не боюсь, – ответила Катрин слишком поспешно.
– Ладно, не меня. Чувств ко мне. Ты ведь потому так рьяно обороняешься, что боишься привязаться?
Кажется, мои слова её окончательно заморозили.
– Я не хочу… – начала она и слова словно пристыли к губам, так и не сорвавшись.
– Не хочешь – чего? Влюбляться? – услужливо закончил я фразу.
– Именно так. Всё правильно. Я не хочу влюбляться. В тебя.
– Но это уже произошло.
В серых глазах сверкнула молния.
– Тебе это кажется забавным?
– Мне это кажется приятным. Ведь приятно, когда тебя любят. Правда?
– Не знаю, – передёрнула Катрин плечами, словно сбрасывая невидимую мне руку. – Меня никто никогда особенно сильно не любил.
Между нами повисла пауза.
Это брошенная как бы между прочим фраза отчего-то больно резанула по сердцу. И накрыло состоянием дежа вю.
«Тебе легко говорить, золотой мальчик. Ты же у нас всеобщий любимчик! Чтобы мы не натворили, ты всегда чистенький! Для матери ты свет в окошке. Вся семья смотрит на тебя как на слегка запылившегося ангелочка. Даже Ральф любит тебя! Тебе никогда не понять таких как я – тех, кого никто никогда по-настоящему не любил».
Из-за чего мы тогда с Синтией в очередной раз поссорились уже не помню. Мы всегда ссорились. Из-за чего-нибудь.
И опять возникло то самое чувство, будто жизнь раз за разом ставит тебя в похожие ситуации словно пытаясь заставить сдать экзамен.
Или понять что-то важное, что всякий раз ускользает.
– Твои родители – они умерли?
И только задав вопрос я со стыдом вдруг понял, что спрашиваю об этом впервые.
– Живы. Просто им нет до меня дела. Впрочем, я удивлена, что они до сих пор не заявились. Деньги оба любят, – с горечью добавила Катрин. – А денег у меня теперь…
– Почти как звезд на небе.