Ангелы не умирают

– Сейчас нет – невозмутимо ответил я, не забывая заботливо поддерживать Артура. – Но ему станет лучше, когда его организм освободится от токсинов, образовавшихся в процессе распада клеток.

– Чего?!

– Потом объясню, – махнул я рукой.

– Мог хотя бы предупредить? – брезгливо поморщился Ливиан. – Я быть хоть таз какой приготовил. Мне же теперь всё это вымывать.

Кровь была почти чёрная, не многим светлее нефти. И сворачивалась почти моментально.

Приступ полностью обессилел Артура. Он выглядел таким измученным и слабым. Ещё одна особенность представителей нашего рода – кровь никогда не смотрится на нас так же отвратительно, как на остальных людях. И никогда не отдаёт запахом тлена. Наверное, из-за того, что по-своему составу она отличается от человеческой.

Ливиан бесстрастно, как куклу, отёр следы крови с лица, руки и груди брата. Потом мы помогли поменять ему одежду и постель.

Лежа на груде белых подушек Артур не переставал напоминать мне поломанную куклу.

– А знаешь, ты ведь прав, – голос его звучал слабо и тихо. – Мне и вправду лучше.

Кажется, он был этим удивлён?

– Так и должно быть. Наш организм устроен так, что обязательно должен освобождаться от отравляющих его веществ таким вот экзотическим способом. Иначе отравит сам себя. В чем-то Элленджайты напоминают скорпиона. Нас отравляет собственный яд. Но, в отличие от первого, он же нас и спасает. Если приступ не возникает естественным путём, его необходимо вызывать искусственно.

– Как всё сложно, – вздохнул Артур, вытягиваясь на своём ложе.

Ресницы его дрожали, опускаясь. Он боролся со сном, неизбежным при такой кровопотере. Полубессознательное состояние было для него сейчас благом. И я, и Ливиан это прекрасно понимали. Никто из нас не стал ему мешать.

Мы оба тихо вышли из комнаты.

Стены слегка покачивались, но идти особо это не мешало.

– Мне следует тебя поблагодарить, – голос Ливиана звучал суше, чем, мне казалось, должен.

– Раз следует – давай. Что тебе мешает? – огрызнулся я.

– Ты злишься на меня? Уверен, что есть повод? – прохладно поинтересовался Ливиан.

– Ну, чтобы злиться, повод, положим, нужен не всегда. Просто мне кажется, что в том, что случилось с Артуром, вина не только Энджела.

– С чего такие далеко идущие выводы? Ты не можешь этого знать.

– Я и не знаю. Просто чувствую.

Наши взгляды встретились. Серые глаза Ливиана были злыми, взгляд –колючим, как у волка, не желающего пускать чужака на свою территорию. Да, я знаю, я слишком часто сравниваю Сатклиффа с волком. Но что поделать? Он и вправду на него похож.

– Ладно. Мне пора, – отступил я.

– Спасибо, Альберт, – голос его смягчился.

Никто из нас не хотел ссоры. В конце концов, мы друг другу нравились и оба желали остаться в приятельских отношениях.

Но моя интуиция меня не обманывала никогда. А сейчас она прямо-таки кричала, что в отношениях Ливиана и Артура есть скрытое дно. Это дно любопытства во мне не вызывало. Просто то состояние, в котором оказался Артур, отравляло то впечатление, что я успел составить о Ливиане.

– Я ещё зайду. Неприятно это говорить, но скорее всего сеанс придётся повторить.

Ливиан криво ухмыльнулся:

– Думаю, Артур возражать не станет. Ты, похоже, ему понравился.

– Это проблема? – холодно глянул я на него.

– Никаких проблем.

На том и расстались.

Спустившись вниз, я с отвращением окинул взглядом здешний пейзаж, откровенно скучноватый. Всё, от архитектуры до выражения лиц людей умещалось в одно ёмкое слово – серость.

Всё тело болело. Тупая, изнуряющая боль не утихала ни на минуту. В глазах стояло облако тумана, которое то сгущалось, то немного рассеивалось.

Я мечтал добраться до дома и упасть в кровать.

Кстати, только добравшись до дома, я вспомнил, что не переделал и половины из запланированных дел. Не добрался ни до Линды, ни до Ирис. Да и с Мередит как-то поговорить не удалось.

– Ты долго, – раздался голос Катрин.

Повернувшись, я встретился с ней взглядом. Она, как всегда, казалась спокойной. Но на самом деле, я наконец-то это понял, она такой ни черта не была.

– Правда? – огрызнулся я. – Ты по мне успела соскучиться?

– Мередит звонила. Она сказала, что ты к ней не заходил.

Она – что? Отчитывать меня собралась? Или уличать в чём-то?

– На самом деле – заходил. Просто она спала. Я встретил там Ливиана и заехал к нему в гости. Ты знаешь, у него есть брат? Мы познакомились и неплохо провели вместе время. Такой красивый мальчик.

Говоря это, я подходил всё ближе и ближе, пока не прижал её к стенке, заключив в клетку из собственных рук.

У моей сладкой блондиночки глаза расширились, а губы побелели, то ли от злости, то ли от страха. Катрин явно нервничала. Её страх доставлял мне в этот момент какое-то извращённое удовольствие.

Потом, когда такие настроения стихают, я почти всегда испытываю за своё поведение стыд. Но в момент, когда меня несёт, словно взбесившуюся лошадь, я своё поведение контролирую плохо. Лучше всего в такое время не попадаться мне под руку.

Но Катрин-то этого не знала. С ней до сих пор я всегда был хорошим мальчиком.

– Зачем ты говоришь мне это? – возмутилась она.

– Ты спросила, где я был. Я отвечаю.

– Мне не нравится твой ответ!

– Ладно. В следующий раз совру что-нибудь.

Пухлые, как у ребёнка, сочные губы, кривящиеся в обиде, дышащие теплом, были так близко, что я не удержался и накрыл их поцелуем.

11. Альберт. Первый раз

Я чувствовал, как она колеблется между желанием оттолкнуть меня и желанием подчиниться, дать волю чувствам, какими бы они не были.

Катрин была хрупкой, как стебелёк цветка и какой-то… прохладной, что ли? Было в ней нечто, напоминающее колбу изо льда, кажущееся на первый взгляд тонким, но на деле очень выносливым и прочным.

Мне хотелось разнести к чертовой матери весь её железный самоконтроль. Заставить отбросить всё рациональное, как шелуху и посмотреть, что же получится в сухом остатке?

Она упиралась кулачками мне в плечи, пытаясь оттолкнуть Я получал садистское удовольствие, не давая ей возможности выскользнуть из рук, уйти от моих настойчивых, жёстких губ.

Катрин вырывалась, билась, напоминая обречённую бабочку, угодившую в липкую паутину паука.

Для меня это было нечто вроде игры. Своеобразные чувственные шахматы. Дикая охота, в которой жертва стремилась скрыться от собственных желаний, а я загонял её в самое их горнило, как гончие гонят волков на флажки.