Ангелы не умирают

– Ну-с, что сыграть?

– Шопена осилишь?

– Это вызов? – тряхнул головой Энджел. – На самом деле – легко.

К полному изумлению Ирис уровень исполнения оказался вовсе не любительский, а профессиональный. Музыка так и лилась из-под пальцев, звуки сплетались в мелодию из ярких фраз, по-шопеновски ярких и нежных.

– Здорово! – искренно восхитилась она. – А что насчёт Бетховена?

– Бетховен так Бетховен, – согласился Энджел и мощные аккорды Апоссианаты сотрясли комнату. – «Так судьба стучится в дверь», – с усмешкой прокомментировал он.

Мятеж, протест, ярость и отчаяние, то обрастающие надеждой, то теряющие её, заполняли пространство от пола до потолка.

Ирис слушала, почти не шелохнувшись. На самом деле она не была яростной поклонницей классики, но вполне готова была созреть для того, чтобы стать фанаткой Энджела Кинга.

– Здорово! А тяжёлый рок слабо?

– На рояле? – заразительно засмеялся Энджел. – Можно. Только звучать это будет уже не как рок, а как… даже и не знаю, с чем бы сравнить, чтобы точнее? Рафинированная стилизация из четырёх стилизованных аккордов – тоника, субдоминанта, доминанта – тоника.

– О! Я таких тонкостей не знаю. Ты сам учился или брал у кого-то уроки.

– Тайкой бегал в музыкальную школу.

Ирис, представив картину в красках, усмехнулась.

– Что? – саркастично выгнул брось Энджел. – Я серьёзно. Мой папаша таких душевных тонкостей явно бы не одобрил. Рояли-скрипки-гитары? Это ведь не брутально! Так что приходилось лгать и изворачиваться. Придумывать, что иду по какому-нибудь порочному делу, а самому втихую заворачивать в затерянную музыкалку. Правда, сольфеджио и хор даже для меня оказалось перебор… хотя в школе всё равно пару раз заставляли петь на какой-то там конкурс. Пока был маленький, получалось меня уломать.

Доиграв очередной музыкальный пассаж, Энджел потянулся к своей порции с коктейлем.

– Ты так и не попробовала свой «Изумрудный Бриз»?

– Так, это называется? И что намешено в этой немыслимой, режущей взгляд зелени?

– Ликёр со вкусом дыни, коксовый ром, газировка, сок лайма и сахарный сироп. В итоге, как ты и просила, должна получиться сладенькая ерунда. Девчонки такое любят.

При упоминании других девчонок Ирис ощутила неприятный, болезненный укол.

– Отлично одеваешься, классно дерёшься, готовишь вкусные коктейли и играешь на рояле. Впечатляющий список. Какие у тебя ещё скрыты таланты?

–Скрытых мало. Не отличаясь скромностью, я люблю всё делать напоказ. С превеликой радостью готов продемонстрировать один из самых любимых моих талантов.

– Это какой же? – с усмешкой поинтересовалась Ирис, вертя в пальцах коктейльную рюмку.

– Я отличный любовник.

Не сдержавшись, Ирис прыснула.

– Ты это сам с собой в душе проверял?

Вылетело прежде, чем удалось прикусить язык. Ирис вовсе не хотела конфликтов, просто само собой вырвалось.

По счастью, Энджел был не из тех, кто болезненно серьёзно относится к своей персоне.

– Случалось, – легкомысленно пожал он плечами. – Но обычно в этом нет нужды.

– Вижу, скромность в твой список талантов не попала.

– Не вместилась. Но мне и без неё не плохо. К тому же что такое скромность?

– Ты даже не знаешь?

– В большинстве случаев скромность либо комплекс, либо лицемерие. И то, и другое не слишком привлекательно.

– Самонадеянность и самодовольство, по-твоему, лучше?

– Адекватная ситуации самооценка в совокупности с чувством такта, по-моему, самое то.

– Ну и с чего ты взял, что можешь адекватно оценить свои таланты как любовника?

Энджел поглядел на неё в упор. Взгляд у него был насмешливый, ехидный и словно бы подначивающий. «Слабо поговорить на эту тему?», – будто подталкивал в спину он.

«Не слабо», – светился ответ в фиолетовых глазах Ирис.

– Я работаю в борделе и мне за это платят хорошие деньги.

Ирис недоверчиво уставилась в чёрные, словно матовые глаза. Лишь в самой дальней глубине мерцало отражение маленьких сияющих лампочек, отчего создавался эффект сияния.

– Ты гордишься тем, что работаешь проституткой? – недоверчиво протянула она. – Откровенно говоря, я не знала этого. И… мне неприятно.

– Ты не знала? Серьёзно? Тебе до сих пор не рассказали? Ая-яй-яй! Как нехорошо-то получилось? Ну, ничего, что раньше не знала. Теперь-то в курсе.

– Ты серьёзно? Или просто хочешь меня шокировать?

– Серьёзно, Фиалка, серьёзно. А ты и вправду шокирована?

– Нет. Но мне неприятно. Такое чувство, будто я польстилась на яркую обертку и не глядя проглотила что-то очень нехорошее.

– А ты не боишься, что я разозлюсь?

– Представь себе нет. Обычно, когда злюсь сама, напрочь теряю чувство самосохранения.

Злой огонёк, на мгновение промелькнувший во взгляде Энджела погас, как искорка на лету. Он вновь ухмыльнулся.

– А ты злишься на меня? Приятно знать.

– Что приятного в том, когда на тебя злятся?

Энджел не переставал её удивлять.

– Ну, пороки людей, нам безразличных, нас обычно не задевают.

– Почему мне кажется, что ты просто нарочно меня провоцируешь, сгущая краски?

– Потому что так думать тебе легче. Ты полагаешь, что я наговариваю на себя для того, чтобы привлечь твоё внимание. Но на самом деле всё не так.

– А как?

– На самом деле я пытаюсь снять с себя ответственность. Потом, когда ты придёшь и станешь меня упрекать в том, какой я нехороший, я смогу с чистой совестью сказать: «А я тебя предупреждал».

– Не пойму, что тебе это даст?

– Знаешь, я думаю, что даже у Люцифера иногда пробуждается совесть и ему нужно что-то отдать ей на съедение. И тогда такая вот показушная честность – самое то.

– При чём тут совесть? – изучающе поглядела на него Ирис.

– При том, что ты выглядишь настолько аппетитной и свежей, что отказать себе в реализации моего маленького каприза я не хочу. Но, в отличие от тебя, я наперёд знаю, что будет дальше. И от этого немного грустно.

– И что же, по-твоему, будет дальше? – подначивала Энджела Ирис.

Он улыбнулся ей обещающе. И в обещании, написанном на его лице поровну было и угрозы, и нежности.

– Я тебя съем, моя нежная красавица Фиалка. Мне, право, очень жаль. Но собственная прихоть дороже.