Анна Каренина. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
Одно письмо было изъ Петербурга [255] отъ сестры Степана Аркадьича Анны Аркадьевны Карениной. Она писала, что мужъ узжаетъ на ревизію и что ей скучно, несмотря на свтъ, скучно безъ мужа. Примутъ ли ее они къ себ? Она пріхала бы на недлю, и слухи и свтскія и шутки. «Вотъ женщина, — подумалъ Степанъ Аркадьичъ про сестру. — И врная жена, и свтская женщина, и всегда весела и терпима. Нтъ этаго какого то пуризма московскаго», подумалъ онъ. Другое письмо было отъ Лидіи Ивановны, той самой особы, которая была причиной разстройства съ женой. Она ничего не знала или не хотла знать и звала обдать сегодня въ Эрмитажъ [256] и съхаться въ Зоологическомъ саду въ 3 часа посл присутствія. Потомъ былъ черный ящикъ служебныхъ бумагъ въ вид гармоніи.
255
Зач.: служебное, другое отъ Лидіи Ивановны
256
Зачеркнуто:
— Ну а изъ Присутствія? — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, придерживая руку цирюльника.
— Гармонія полная, — отвчалъ Матвй, — прикажете принести?
Гармоніей жена Долли Александровна называла шутя огромный большой обитый кожей ящикъ, въ которомъ приносились служебныя бумаги.
— Нтъ, посл.
Дожидавшаяся рука цирюльника опять легко задвигалась въ кисти, сгребая щетину съ мыломъ и оставляя нжно-розовыя поляны. «Какъ нибудь обойдется», все спокойне и спокойне думалъ Степанъ Аркадьичъ по мр движенія впередъ своего туалета.> Два дтскія голоса — Степанъ Аркадьичъ узналъ голоса Гриши, старшаго мальчика, и Тани, двочки любимицы — послышались за дверями.
— Нтъ, ты не можешь? — кричала по англійски двочка. Степанъ Аркадьичъ [257] подошелъ къ двери и кликнулъ:
— Таня!
8-лтняя двочка вбжала въ столовую, обняла отца и повисла ему на ше, такъ что и такъ красная толстая шея его побагровла, и поцловала его въ [258] душистое лицо. Двочка любила этотъ легкій запахъ духовъ, распространявшiйся, какъ отъ саше, отъ бакенбардъ отца и всегда соединявшійся съ впечатлніемъ ласки отца.
257
Зач.: остановился въ выравниваніи тонкой рубашки изъ подъ помочей
258
Зач.: губы
— Что мама?
— Мама давно встала.
«Значитъ, не спала всю ночь», подумалъ Степанъ Аркадьичъ.
— Что, она весела?
Двочка задумалась.
— Должно быть. Она не велла учиться, a велла идти гулять съ Мисъ [259] Гуль и къ бабушк. [260]
«Правду говоритъ Матвй, образуется. Великое слово — образуется, — подумалъ Степанъ Аркадьичъ. — И что тутъ такого ужаснаго? [261] Вдь все тоже, что было, вдь что же новаго? Ахъ, какъ ее жалко, ахъ, какъ ее жалко».
259
Зач.: Теборъ
260
Зач.: «Обойдется, наврно обойдется».
261
Зачеркнуто: Главное, отчего не могутъ вс жить, не сердиться, не ссориться.
— Ну иди, постой.
Онъ досталъ со стола, гд вчера поставилъ; коробочку конфетъ и далъ ей дв, выбравъ ее любимыя — шеколадную и помадную. <Туалетъ его ужъ былъ конченъ, мундирные панталоны, жилетъ, часы съ кучей брелокъ и двумя цпочками въ обоихъ карманахъ и крестъ на ше маленькій форменный, но нарочно заказанный. Степанъ Аркадьичъ говаривалъ, что нтъ ничего боле дурнаго тона, какъ крестъ на ше, a вмст есть манера его носить такъ, что ничего нтъ порядочне, и онъ зналъ эту манеру, и изъ подъ его щегольски красиваго добраго и веселаго лица, изъ подъ его бакенбардъ на его рубашк и бломъ галстук съ крошечными золотыми запонками крестъ былъ хорошъ. Онъ этаго ничего не думалъ. Нсколько разъ прежде онъ думалъ это, но по привычк долго постоялъ передъ зеркаломъ, стирая батистовымъ платкомъ излишніе духи съ бакенбардъ. «Обойдется, обойдется», подумалъ онъ, оправляя свжіе манжеты, окаймлявшіе блые отдланныя руки. Онъ надлъ сертукъ, расправилъ плечи и, привычнымъ движеньемъ разсовавъ [262] по карманамъ спички, сигары, бумажникъ, кошелекъ, все щегольское, не блестящее, но элегантное, вышелъ [263] въ столовую, легко ступая по ковру въ своихъ лайковыхъ, какъ перчатки, мягкихъ сапогахъ и потирая руки. Въ столовой стоялъ на кругломъ [?] стол серебряный приборъ съ кофеемъ на блйшей, чуть крахмаленной скатерти. Тутъ, за кофеемъ, онъ проглядлъ кое какія бумаги, привычными ловкими движеньями развертывая, переклады[вая], сдлалъ огромнымъ карандашомъ отмтки, тутже выдалъ на необходимое 50 рублей Матвю изъ 180, которые у него были въ бумажник, и отказалъ долгъ, общанный хозяину извощику и прикащику изъ магазина. Все время онъ кушалъ кофей съ любимымъ своимъ калачомъ съ масломъ, такъ красиво жуя своими румяными сочными губами и апетитно и спокойно, что казалось неприлично, чтобы у этаго человка могло быть горе и непріятности. Но горе было, и нтъ нтъ — онъ останавливался жевать и прислушивался, перебирая пальцами окружность бакенбардъ. За затворенными дверьми онъ слышалъ шаги жены.> [264]
262
В подлиннике: рассовалъ
263
Зач.: чуть постукивая каблуками,
264
Зач.: и останавливался
жевать, чтобы прислушаться; другой разъ онъ слышалъ ея голосъ, приказывающій что то Англичанк. Когда онъ всталъ отъ кофея съ пріятной теплотой въ тл и поглядлъ въ окно на дворъ, освщенный солнцемъ, гд карета чистая, блестящая на зимнемъ солнц скрипла, подъзжая къ крыльцу, онъ ршительне еще, чмъ прежде— Готова карета?
— Подаетъ.
И дйствительно, каретныя лошади съ громомъ выдвинулись подъ окно.
— Дай портфель, — сказалъ онъ и, взявъ шляпу, остановился, вспоминая, не забылъ ли что.
И онъ вспомнилъ, что ничего не забылъ, кром того, что хотлъ забыть, — про жену. «Ахъ да, — лицо его приняло тоскливое выраженіе, — не попробовать ли поговорить съ ней подъ предлогомъ прізда Анны. Вдь когда нибудь нужно», сказалъ онъ себ, [265] вынулъ папиросу, закурилъ, пыхнулъ два раза, бросилъ въ перламутровую раковину-пепельницу и быстрыми шагами пошелъ къ дверямъ гостиной къ жен. Сухая женщина съ костлявыми руками, въ кофточк и съ зачесанными косой рдкими волосами, быстро шла черезъ гостиную и, увидвъ его, остановилась. [266] Ненависть, стыдъ, зависть выразилась на лиц жены; она сжала руки, и голова ея затряслась.
265
Зачеркнуто: обойдется
266
Зач.: Отвращеніе, злоба, презрніе
— Долли! — сказалъ онъ тихимъ, не робкимъ и пріятнымъ голосомъ. — Долли, — повторилъ онъ уже робко.
— Что вамъ нужно?
— Долли! Анна прідетъ нынче.
— Ну чтожъ мн. Мн ее не нужно.
— Но надо же...
— Зачмъ вы? Уйдите, уйдите, уйдите, все [267] пронзительне, непріятне, неприличне [268] провизжала Долли Александровна, такъ, какъ будто крикъ этотъ былъ вызываемъ физической болью.
Кто бы теперь, взглянувъ на это худое, костлявое тло съ рзкими движеніями, на это измозченное съ нездоровымъ цвтомъ и покрытымъ морщинками лицо, узналъ ту Княжну Долли Щербацкую, которая 8 лтъ тому назадъ составляла украшеніе московскихъ баловъ своей строгой фигуркой съ широкой высокой грудью, тонкой таліей и маленькой прелестной головкой на [269] нжной ше.
267
Зач.: громче и громче
268
Зач.: кричала она
269
Зач.: блой
— Долли, — продолжалъ Степанъ Аркадьичъ, — что я могу сказать. Одно — прости. Прости. [270] Вспомни, разв 8 лтъ жизни не могутъ искупить минуты увлеченія?
Она слушала до сихъ поръ съ злобой съ завистью, оглядывая нсколько разъ съ ногъ до головы его сіяющую свжестью и здоровьемъ фигуру, но она слушала, онъ видлъ, что она хотла, желала всей душой, чтобъ онъ нашелъ слова такіе, которые бы извинили его, и онъ не ошибался; но одно слово — увлеченье напомнило ей ту женщину; опять, какъ отъ физической боли, сморщилось изуродовалось ея лицо, и она закричала:
270
Зач.: Разв не могутъ быть увлеченія?
— Уйдите, уйдите. Разв вы не можете оставить меня одинъ день? Завтра я перезжаю.
— Долли!..
— Сжальтесь хотя надо мной, вы только мучаете меня, — и ей самой стало жалко себя, и она упала на диванъ и зарыдала.
Какъ электрической искрой, то же чувство жалости передалось ему. Сіяющее лицо его вдругъ расширилось, губы распухли, глаза налились слезами, и онъ заплакалъ.
— Долли! — говорилъ онъ, — вотъ я на колняхъ передъ тобой. Ради Бога, подумай, что ты длаешь. Подумай о дтяхъ. Они не виноваты. Я виноватъ, и накажи меня, вели мн, я... Ну чтожъ? Ну чтожъ длать? — говорилъ онъ, разводя руками, — прости, прости.
— Простить. Чтожъ тутъ прощать? — сказала она, удерживая слезы, но съ мягкостью въ голос, подавшей ему надежду. — Нтъ словъ, чтобы выразить то положеніе, въ которое вы и я поставлены. У насъ дти. Я помню это лучше васъ, нечего мн напоминать. Ты помнишь дтей, чтобы играть съ ними.
Она, забывшись, сказала ему «ты», и онъ уже видлъ возможность прощенія и примиренія; но она продолжала:
— Разойтись теперь — это разстроить семью, заставить дтей стыдиться, не знать отца; поэтому все въ мір я сдлала бы, чтобы избавить ихъ отъ этаго несчастья.
Она не смотрла на него, голосъ ея смягчался все боле и боле, и онъ только ждалъ того, чтобы она перестала говорить, чтобы обнять ее.
— Но разв это возможно, скажите, разв это возможно, — повторяла она, — посл того какъ мой мужъ, отецъ моихъ дтей, пишетъ письмо моей гувернантк, гадкой двчонк. — Она стала смотрть на него, и голосъ ея сталъ пронзительне и все поднимался выше и выше по мр того, какъ она говорила. — Вы мн гадки, противны, [271] — сказала она опять сухо и злобно. — Ваши слезы — вода, вы никогда не любили меня, вы могли уважать мать своихъ дтей. Дтямъ все лучше, чмъ жить съ развратнымъ отцомъ, чмъ видть мое презрніе къ вамъ и къ мерзкой двчонк. Живите съ ней.
271
Зачеркнуто: Она открыла лицо