Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11

— Извините, но когда вы вернулись в Натли?

— Шестнадцатого июня сорок пятого года.

— Долидзе был уже демобилизован?

— Да, но я с ним познакомился значительно позже — десятого мая шестьдесят пятого года. В сорок пятом году Котэ Долидзе был молодым человеком, а я отцом дочерей его возраста.

— В шестьдесят пятом он пришел к вам насчет обмена?

— Десятого мая шестьдесят пятого. Но это не берите в голову. Обмен домами был оформлен по всей законности. Никогда ни за какие деньги я не шел на нарушения. Я на этом стуле, дорогой мой, протер сорок пар брюк и еще, бог даст, протру не одну пару.

Судя по костюму, нотариус беззастенчиво преувеличивал количество протертых брюк, но по существу, должно быть, говорил правду. Соблазнись он однажды взяткой, не проработать бы ему в этой конторе в общей сложности сорок лет.

— Можно было бы аннулировать сделку, если, скажем, одна из сторон предъявила бы другой иск?

— На эту сделку распространяется закон об обмене жилой площадью. По прошествии шести месяцев претензии ни одной стороны не рассматриваются в исковом порядке.

— А если обнаружился бы факт, что Долидзе обманул старушку?

— Конечно, обманул, но с согласия старушки. Назначил ей пожизненную пенсию, а старушка на ладан дышала.

— И вы не помешали сделке?

— Как? Сказать Нинико Сирадзе, что она на ладан дышала? Так она сказала бы, что я сам одной ногой в могиле… Котэ Долидзе кого хочешь обманул бы. Хитрый был человек. — Нотариус покопался в документах, нашел нужные и положил передо мной. — Вот свидетельства его хитрости. Он скупал в городе дома. Эти две купчие оформлены на его родственников, но деньги-то платил он. Проживи Котэ Долидзе еще лет десять — и полгорода принадлежало бы ему… За Константина Сирадзе хлопочете?

— Почему так решили?

— Знаю я беспутных наследников. Объявляются в последний момент, а потом всю жизнь имеют претензии.

— Насколько мне известно, у него никаких претензий нет. А что, он приходил к вам по возвращении в Натли?

— Матушка его, Нинико, приходила. Спрашивала, как возвратить дом. Раньше надо было думать… Тогда, в шестьдесят пятом, она, оказывается, написала своему беспутному сыну, что Долидзе вынуждает ее обменять дом. Она сильно задолжала Долидзе.

— Вы читали письмо?

— А, ерундовое письмо. Ни один адвокат на его основе не смог бы построить защиту. Безнадежное дело.

Неожиданно нотариус шумно зевнул. Его обесцвеченные временем глаза заморгали. Он устал.

Я поблагодарил и вышел из кабинета. В приемной не было посетителей. Секретарша наливала чай в стакан в старом серебряном подстаканнике. Такой же подстаканник я видел на столе Галактиона в ресторане. Бегая взад-вперед, Галактион подбадривал себя глотком крепчайшего чая. Как же я упустил эту деталь? Стакан с чаем. Он всегда стоял на столе Галактиона.

— Всего хорошего, — сказал я секретарше.

— И вам всего доброго, — улыбнулась она, закрывая за мной дверь на задвижку.

На дверях висела табличка: «Перерыв».

Мне не очень хотелось беседовать еще с одной несчастной женщиной. Брошенные мужьями жены всегда вызывали у меня чувство вины и ощущение, что я, принадлежа не к лучшей половине человечества, причастен к их жизненным неурядицам. Я всячески старался оттянуть эту беседу. Поэтому, прежде чем отправиться к жене Сирадзе, я сначала зашел в аптеку.

Заведующая аптекой, недавняя выпускница института, встретила меня испуганно. Четыре месяца назад ее предшественник был арестован.

— Что вас интересует? — спросила она.

— Транквилизаторы, — ответил я. — Малые транквилизаторы.

— У нас все транквилизаторы выдаются только по рецептам, — сказала девушка.

— Прекрасно. Меня устраивают и рецепты.

Через минуту она принесла в кабинет рецепты. Их было так много, что только на беглый просмотр я потратил бы весь остаток дня.

— Не волнуйтесь, я помогу, — сказала она.

Полчаса спустя я держал в руке рецепт, на бланке которого вверху стоял оттиск «Врач Вера Васильевна Воронина», а внизу печать и подпись «В. Воронина» Рецепт был выписан четырнадцатого октября. У меня немного дрожала рука.

— Этот транквилизатор хорошо растворяется? — поинтересовался я.

— В чем? — спросила заведующая.

— В воде, в чае, вине.

— Хорошо. Но с чаем его не рекомендуется принимать, а с вином категорически запрещается.

— Чай усиливает его действие?

— Не только. Такое сочетание может вызвать головокружение, тошноту и даже рвоту.

— Этот транквилизатор принимают и как снотворное?

— Очень многие. Но он кратковременного действия, хотя и сильный.

— Вы не могли бы выяснить, кто получил по этому рецепту лекарство?

— Сейчас. — Заведующая вышла из кабинета.

Воронина не работала врачом уже лет десять, но бланки рецептов с печатью сохранила. Наверное, она не раз ими пользовалась, хотя и не имела на то права.

Вернулась заведующая.

— Лекарство получила приезжая, — сказала она. — Блондинка лет сорока.

Я не сомневался в этом.

Я полагал, что увижу малоподвижную дородную женщину с повязанной полотенцем головой — причин для мигрени было предостаточно. Меня же встретила энергичная женщина с аккуратно подстриженными седыми волосами.

Мы прошли в комнату, где на стене висел портрет старухи.

— Свекровь, — сказала Натела Аполлоновна.

В этой комнате прошло детство Котэ Долидзе. А сейчас здесь жил сын Сирадзе.

— Сын в школе? — спросил я.

— Да, на продленке.

— Вспомните, пожалуйста, где вы находились четырнадцатого октября в одиннадцать вечера.

— В такое время я всегда дома, если нет срочных вызовов. В октябре у меня не было ни одного тяжелобольного.

— Вы не приходили к мужу?..

— У меня нет мужа.

— Извините, что приходится затрагивать неприятную для вас тему…

— Вы меня тоже извините, но я не хочу говорить о бывшем муже. Почему вы пришли ко мне? Обратитесь к его шлюхе.