Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11

Элиава заметил:

— Как у вас говорят, признание облегчает участь.

— Спасибо, товарищ секретарь, — Заридзе встал. — И вам спасибо, товарищ майор, за огромную работу.

Я онемел от неожиданности, но протянутую руку прокурора пожал.

Скрипя ботинками, Заридзе вышел из кабинета.

— Ну что скажешь? — спросил я Элиаву.

— Что тут можно сказать? — ответил он. — Убийца найден! Сейчас это главное.

— Да, конечно, — вздохнул я. — Только не могу взять в толк, каким образом Давиташвили находился одновременно в двух местах.

Растерянный Давиташвили, небритый, в мятой рубашке, лоснящихся брюках и шлепанцах, представлял жалкое зрелище, как актер, которому режиссер дал совершенно неподходящую роль.

— Разве вы не уехали? — удивился он.

Я пришел к нему не с пустыми руками. В полиэтиленовом пакете лежала бутылка с недопитым им французским коньяком, а в кармане — справка, отобранная у Георгия Долидзе. Ни слова не говоря, я поставил перед Давиташвили бутылку и, дождавшись, когда у него пройдет шок, положил рядом справку. На справку он уже не в состоянии был реагировать.

— С какой целью вы скрываете, где находились в час убийства Долидзе?

— Я ничего не скрываю.

— Не валяйте дурака! Когда в городском саду к вам подошла Маро Тбилели и вы, договорившись с ней о встрече, ушли из сада — решили больше не ждать Долидзе, — было двадцать два сорок. С двадцати двух сорока пяти вы пили коньяк и рядом с вами неотлучно находился буфетчик. В двадцать три десять вы вместе вышли на улицу. Почему вы скрывали это? Что в этом постыдного?

— В вашем вопросе есть и ответ. Главный врач — и какое-то постыдное заведение. Вы могли решить, что я просто алкоголик, а алкоголики способны на все. Это я могу засвидетельствовать как врач.

— У вас не только больное самолюбие, но и больное воображение.

— Самолюбие — может быть. Но при чем тут воображение? Старший сын Долидзе шантажировал меня. Каждый день звонил из Тбилиси с требованием возвратить долг. Где я мог взять такую сумму?! Я и решил погасить долг справкой. Когда меня допрашивали, я понял, что они знают лишь о самом факте выплаты долга, но не о форме выплаты. У меня была одна цель — отвлечь их внимание, чтобы, не дай бог, не стало известно о справке. На братьев Долидзе я полагался. Они заинтересованные лица. Но, видно, я ошибся.

— На что вы надеялись?

— Видите ли, я пришел к выводу, что для моей репутации лучше оказаться в глазах общества невинно пострадавшим, но оправданным, чем… Вы сами понимаете.

— Чем врачом, торгующим фиктивными справками?

— Вы очень жестоки, но, очевидно, справедливы.

— Очевидно?! Вы, разумеется, рассчитывали, что дело дойдет до суда.

— Разумеется. Против меня ведь нет ни одной улики. Главная и, может быть, единственная улика — деньги. Я к ним не имею никакого отношения.

— Вам и адвокат не нужен.

— Разумеется, не нужен. Я достаточно подготовлен, чтобы вести защиту на суде.

— И устроить из суда фарс, о котором говорили бы больше, чем о самом убийстве? Увы, не получится.

ГЛАВА 10

Вернувшись в гостиницу, я позвонил в Тбилиси подполковнику Габелия.

— Пока ничего нового, — сказал он. — Не забывай о разнице во времени, Серго.

— Не забываю, но здесь еще одного определили в убийцы.

— Понял. Сейчас же пошлю повторный запрос.

Затем я позвонил в военкомат.

— Есть новости из архива?

— К сожалению, нет, — ответил военный комиссар.

Я и не рассчитывал на ответ в такой короткий срок. У сотрудников архива и без меня хватает работы.

— Ладно. Как говорят в армии, обойдемся подручными средствами. Вы подготовили список жителей Натли, участников Сталинградской битвы?

— Да. Четверо погибли, трое умерли. В живых остались Нестор Шания — нотариус, Варлам Енукидзе — грузчик, Константин Сирадзе — директор ресторана, и я.

— А имена умерших?

— Маквала Амирэджиби — медсестра, Бадур Каладзе — учитель физики, Гено Шавгулидзе — слесарь.

На улице я остановил такси. За рулем сидел знакомый водитель — Автандил.

— Опять на завод? — спросил он.

— Опять.

— В прошлый раз вы сели на заднее сиденье. Не хотели разговаривать. Сегодня не боитесь моих расспросов?

Я сидел на переднем сиденье. Мне было не до разговоров, и я ничего не сказал.

— По городу поползли нехорошие слухи о главном враче больницы. Никогда не подумал бы, что он убийца.

— Почему?

— Он же врач. И лечит и убивает? Я его вчера видел, когда возил в больницу родителей к Альберту Костаняну. Не понимаю, как врач мог на человека руку поднять?! Они же там клятву какую-то дают.

— Клятву Гиппократа, — сказал я и перевел разговор на машины. Сейчас все разбираются в автомобилях, даже те, у кого их сроду не было, к числу которых отношусь и я.

— Какая у вас машина? — спросил Автандил.

— «Мерседес», — усмехнулся я.

Он посмотрел на меня уважительно. Похоже, он начисто был лишен чувства юмора.

— Хорошая машина!

Я не стал его разочаровывать. Тем более что «мерседес» действительно хорошая машина.

Мы въехали в заводской двор. Автандил предложил подождать меня. Я согласился.

Дядя Варлам в сердцах бросил окурок и растоптал его.

— Выходит, люди правду говорят. Он оскорбил память всех погибших. Я-то, старый дурак, почитал его как святого!

— Не ругайте себя, дядя Варлам. Не вы один считали его святым. Значит, вы думаете, что нотариус помнит больше, чем другие?

— Да, Шания поможет вам.

Я пожал руку старому фронтовику и побежал к такси. Водитель ведь не выключал счетчика. Мне это расследование влетало в копейку. Я тратил деньги из собственного кармана, хотя считался в командировке.

— А теперь куда? — спросил Автандил.

— В нотариальную контору.

В крохотной приемной сидел молодой человек с дипломом в руке. Ждать пришлось недолго.

Нотариус Шания, семидесятилетний старик в застиранном парусиновом костюме, оказался словоохотливым. Он помнил все — кто когда вернулся в Натли, с какими наградами, как кого встречали и даже какая стояла погода. Но он начисто забыл о вопросе, который я ему задал. Я взглянул на часы. Он говорил уже десять минут.