Апостол Павел

Наконец, появился Гаий, которого впоследствии Павел стал считать своим «странноприимцем» в полном смысле этого слова, тот, с кем он был связан крепкими взаимными обязательствами. У него он всегда, по крайней мере на несколько дней, мог остановиться и получить необходимую поддержку [589] . Это был важный человек, вероятно, не римлянин, но весьма романизированный, у которого имелся большой дом, где он мог принять «всю Церковь». Думается, это была пригородная вилла, одна из тех, что уже в середине первого столетия строились за воротами Коринфа [590] . Такое жилье обычно предназначалось для приема гостей [591] .

589

Рим., 16, 23. О гостеприимных отношениях, фундаментальных в греческом мире, смотри: «Иностранец в античной Греции». Париж, 1984, 49–83.

590

Вилла Анаплога существовала как раз в 50–70 годы (не печатавшееся исследование), смотри: В. Вайзман. «Коринф и Рим 1», 528.

591

Я.-М. Андрэ и М — Ф. Басле, «Путешествие, туризм и курортная жизнь в греко-римской древности».

Имея теперь больше свободного времени, Павел ходил по городу, прислушиваясь к его сердцебиению. Оставаясь вечным студентом, он собирал нужные ему сведения. Проповедник искал тему, которая могла бы получить отклик. Он посетил из любопытства храм целителя Асклепия, расположенный на дороге Сикеон, возле Источника Лерны: здесь он обнаружил интерес к медицинским вопросам; в первый раз тема строения тела появилась в его проповеди, когда он сравнил взаимосвязь между частями тела и отношениями христиан между собой и Христом; в ней он упоминал о руках, ногах, глазах и тех органах, которые коринфяне могли видеть в храме, как ex-voto [592] . Другим центром притяжения в Коринфе была территория перешейка, где проводились спортивные соревнования, которые Павел, наверное, мог наблюдать в 51 году — обычно в них участвовали иудеи Ми лита, хотя для иудейской диаспоры это было непросто. Образ Павла как спортсмена-победителя может показаться нам не столь обычным, каким казался в ту эпоху, однако этот образ оказался удачным для того, чтобы завладеть вниманием аудитории, привыкшей ценить спортивные достижения [593] .

592

1 Кор., 12, 13–21. Смотри: М. Ланг. «Cure and Cult in Ancient Corinth». Princetone, 1977, и A. E. Hill. «The Temple of Asclepius: an Alternative Source for Paul’s Body theology», JBL, 99, 1980, 437–439. Этот храм описан Позаниа, 2, 4, 5.

593

1 Кор., 9, 24–27. Смотри исследования О. Бронира, смотри прим. 32.

Рано или поздно, Павел узнал, насколько была развита проституция в кварталах порта и даже, Возможно, в храме Афродиты. Здесь репутация Коринфа оставляла желать лучшего… Павел сразу выступил обвинителем развращенных нравов, но требуя исключения из общества сводников (сутенеров), он не отвергает блудников «малакиев и мужеложников», пришедших к покаянию, которые через крещение могут быть омыты, освящены, оправданы [594] .

Так как Коринфское общество было далеко не однородно, Павел понимал, что это является серьезной проблемой. Среди вновь обращенных были, по его определению, «сильные» и «благородные», но они находились в меньшинстве [595] ; Павел обольщался на этот счет, и автор «Деяний» вообще ничего не говорит об этом, ведь он всегда весьма щепетилен в вопросе происхождения и достоинств [596] . Найти благородных в Коринфе оказалось невероятно трудно, ведь этот город был населен вольноотпущенниками с Востока: некоторые обращенные имели почти простонародные имена, как уменьшительное Стефаний или Ераст — «Возлюбленный» — имя, придающее его образу чувственность. Тем не менее речь идет о людях зажиточных, стоящих на голову выше всех остальных подневольных [597] . В этой среде царило смешение языков: Павел писал и на латинском и на греческом, примешивая еще и арамейский [598] .

594

1 Кор., 5, 10–11; 6, 9-10 и 13–18. Для большей ясности смотри: Strabon, 8, 6, 20 (378); Апулей. «Метаморфозы», 10, 19–35 (о разложении добропорядочного общества); Филострат. V. Ар., 4, 25 (о вертепах на Кенхрейской дороге). Смотри также работу Х.Д. Саффрея. RB, 92, 1985, 359–374, и С. Salles. «Отбросы общества античного мира». Париж, 1982, 26–32.

595

1 Кор., 1, 26.

596

Смотри, к примеру, 13, 1, 12 и 50; 17, 4, 12 и 34.

597

Имеется в виду Ераст, который был городским казначеем (Рим., 16, 23), и Гаий, владелец большой виллы (Рим., 16, 23; смотри прим. 35); также Стефаний и Хлой, у которых были рабы (1 Кор., 1, 11 и 15, 16). Коринф, превращенный Цезарем в римскую колонию в 44, av. J.-C., был населен ветеранами и вольноотпущенниками вместе с сирийскими и иудейскими иммигрантами до правления Калигулы (Филон, «Legatio ad Gaium», 281): смотри Strabon, 8, б, 23; Plutarque. «Cesar», 52, 57; Pausanias, 2, 1, 2; Dion Cassius, 43, 50, 3–5.

598

1 Кор., 16, 22: приветствие на арамейском. Смотри также в 10, 25 термин makellon, являющийся эллинизированной формой латинского makellum, употребляемого вместо «агоры» (рыночная площадь и место собраний в Древней Греции).

Богатые аристократы являлись представителями знатного общества: у них было много рабов, как, например, у Стефания и Хлоя, и они занимали видные должности: так, Ераст был членом городского управления. Павел не стремился разрушить социальную иерархию: руководить обществом христиан он доверил Стефанию, своему первому обращенному. Те, кто более остальных содействовали миссии, были также наиболее богаты: Сосфен был главой основанной им синагоги; Ераст смог профинансировать работы по мощению эспланады между рынком и театром в то время, когда занимал свою должность [599] . Ведь и в самом деле, деньги, являясь средством для осуществления путешествий, определяли и время путешествий.

599

Смотри: Д. Кент. «Коринф», 8, 3, «Греческие писания № 232.

Обращенные Павла составляли разнородные группы, члены которых занимали неравное положение в обществе того времени и потому разбивались на небольшие кружки. Тут были иудеи и греки, обрезанные и язычники, и хотя все они имели черты, свойственные романским народам [600] , от Павла требовалось большое искусство, чтобы не задевать ни одних, ни других. Были бедные и богатые и даже рабы [601] . На деле, организация обществ только подчеркивала эту разнородность: собирались в частных домах, и каждый приносил свою долю, то есть каждая группа действовала, как «егапе», по характеру чисто дружеского участия, независимо грек ты или семит, но такой принцип коринфяне, кажется, не понимали, поскольку у них не было ни общностей, ни разделений: «один голоден, другой наслаждается» [602] .

600

1 Кор., 9, 20–22 и 8, 12–13.

601

1 Кор., 7, 21–23. Учитывая имеющиеся в наличии данные, невозможно определить процентное соотношение богатых и бедных среди обращенных Павла: существуют противоположные точки зрения: W. Meeks. «The First Urban Christians: the Social World of the Apostle Paul». New Haven, 1983, 73, и D. Engels. «Roman Corinth». Чикаго и Лондон, 1990, 108 и № 57. Определения остаются субъективными.

602

1 Кор., 11, 21, является полностью понятным и недвусмысленным (речь не шла о причастиях «по-римски», как заключает Д. Мерфи О’Коннор, 243–245). Об общинных причастиях в семитских обществах Греции я предлагаю смотреть мое исследование. «Иностранец в греческом мире». Нанси, 1988, 139–158.

Некоторые из обращенных чувствовали себя совершенно непринужденно на любых празднествах города, даже если они начинались с жертвоприношений и заканчивались пиршествами, на которых вкушали жертвенное мясо. Павел не удивлялся, видя христиан «за столами в храмах»: этот обычай согласно писаниям и археологическим находкам был совершенно в порядке вещей. Павел считал, что именно в этом вопросе нужен разумный подход «интеллектуалов», умеющих правильно оценить ситуацию и понимающих, что монотеистическая вера лишает всяких священных свойств то мясо, которое предлагалось «идолам» («idolothytes»). Но умы слабые искушались сильно, и должен ли он был препятствовать им приглашай» родственников и друзей? Они старались даже не покупать остатки мяса для жертвенников, продаваемого на рынке. Павел настойчиво советовал поступать, как все, и не обособляться: он соглашался с социальной функцией этих жертвенников и этих причастий, которые позволяли сохранять семейные и добрососедские отношения, представлять свидетелей, удостоверять законность рождений и женитьб. Но от умов сильных он требовал не поддаваться искушениям [603] .

603

1 Кор., 9, 10 и 10, 25–33. Смотри Д. Мерфи О'Коннор. «Freedom or the Ghetto?». RB, 85, 1978, 543–574.

Проповеди Павла были не слишком категоричны: из-за этого среди обращенных имелись разногласия. Было нелегко руководить столь разнородными собраниями, какими являлись собрания в Коринфе. Одни хотели петь псалмы, другие — слушать наставления. Часто говорили о боговдохновенных переживаниях: рассказывали об откровениях, начинали пророчествовать, меля «тарабарщину». Павел позволял все это но пытался установить хоть какой-то порядок: на собраниях выслушивали не более двух-трех мистических рассказов, причем только в строгой очередности и только с условием непременного присутствия толкователя, в противном случае тайное единение с Богом должно было ограничиться внутренней молитвой, в чем Павел служил замечательным примером [604] .

604

1 Кор., 9, 26–33.

В Коринфе Павел взял на себя то звание, которым он был наделен в Антиохии. Он редко крестил. На собраниях он выполнял литургическое служение, благославляя чашу и преломляя хлеб [605] . Но главным образом он учил! Его методы в чем-то сходны с практикой греков. Занимаясь изучением его первой миссии в Коринфе и оглядываясь назад на ею неудачи в Афинах, когда он оценивал себя, смотря в зеркало профессионализма, и виделся мудрецом, писателем или убедительным спорщиком, можно легко увидеть разницу: в Коринфе, пренебрегая искусством риторики, он духовное выражает духовно, он преподносит себя, как образец для подражания, демонстрируя таким образом могущество духа [606] . Он представляется не чудотворцем, а одним из аретологов, страстным оратором язычников, который переписывает историю мира и своей жизни для большей славы Бога. Он использует штампы этого литературного жанра: в его писаниях появляются образы скверны, наготы, блужданий; он повествует об опыте изгнания, презрения, страданий… [607]

605

1 Кор., 1, 14–17 и 10, 16.

606

1 Кор., 1, 17–25; 2, 4-13.

607

1 Кор., 4, 9-13, близко к 2 Кор., 4, 7-11; 6, 4-10 и главное, 11, 21–30. О модели аретологии смотри Введение.

Цель его проповедей состояла в том, чтобы распространять свидетельство Воскресения, о котором он узнал благодаря своей сверхъестественной встрече с Господом, предание о тайной вечере, полученное в Иерусалиме от апостолов, принимавших в ней участие. Павел распространял в Коринфе те общие учения, сущность которых будет раскрыта в Евангелиях от Марка и от Матфея. Однако он более остальных пишет о тайной вечере, подводя к еще одной теме Нового Завета с целью выделить его и прославить; Лука в своем Евангелии, в свою очередь, останется верен этому начальному учению Павла [608] .

608

1 Кор., 11, 2 и 23–29, близко к Лук., 22, 17–20; сравни с Мат., 26, 26–29 и Марк., 14, 22–25. О Павле, проводящем Вечерю: Деян., 20, 7 (в Троаде) и 27, 35 (на корабле по пути в Рим).

Формирование павловского предания

Учение Павла долго оставалось неписаным: его евангелие постепенно распространялось, передаваясь из уст в уста. Проблемы, которые начались в Фессалонике, как только он ушел оттуда, и которые он пытался улаживать издалека, побудили его письменно изложить свое предание по прибытии в Афины и Коринф [609] .

Это было вдвойне рискованно. Во-первых, нужно было принять во внимание соперничество между «миссионерами», которые следовали друг за другом в одни и те же города: едва Павел покинул Фессалонику — он даже не дошел еще до Афин — как «лжепророки» пришли оспаривать его благую весть. Павел рисует их стереотипный портрет, изображая проповедниками с улиц, льстивых, алчных и тщеславных, жаждущих только выгоды и власти [610] . Во-вторых, экзальтированная, обостренная чувствительность новообращенных фессалоникийцев привела их к психозу по поводу конца света; они беспокоились об умерших к уже не думали ни о работе, ни о дисциплине: они бодрствовали, увещевая друг друга [611] .

609

1 Фесс., 1, 8–9.

610

1 Фесс., 2, 5–6: тот же портрет, более развернутый, смотри у ритора Элиуса Аристида во втором веке (Discours, 46, 399–406).

611

1 Фесс., 4, 13–18 и 5, 11. Смотри также 2 Фесс. (аутентичность которого маловероятна), 2, 2 и 3, 11–12.

Павел снова должен был защищаться: он выбрал дело евангелизации «без корысти» и занимал достойную и верную позицию: он — в уничижении перед Богом, которому служил. Настоящий апостол познается делами своими [612] .

Но теперь уже он смотрел гораздо дальше… В обстановке соперничества и из-за раздробленности церковных обществ, он вознамерился прибегнуть к сильному орудию философов, которое также использовали другие наставники и раввины — к открытому письму [613] . По крайней мере первое из двух Писем к Фессалоникийцам, которые дошли до нас, было написано в связи с этим, во время его пребывания в Коринфе. Отсюда Павел отсылал и другие письма уже для Церквей Македонии, не считая подложных писем, которые были тогда в обращении [614] . Но именно в то время он положил начало апостольскому письму, необходимость которого для своей миссии он объяснял и подтверждал не однажды.

612

57.1 Фесс., 2, 9, 10, 12–13, можно сравнить с 2 Фесс., 3, 7-11.

613

Важность эпистолярной традиции в семитской среде недавно стала темой работ П.Е. Диона: «Иудейско-арамейские эпистолярные стили». RB, 86, 1979, 44-579, и «Широкоупотребительное арамейское письмо». RB, 89, 1982, 528–575. До нас дошла семейная переписка, а также специальные письма, такие как рекомендательные письма, к которым довольно часто прибегал Павел, начиная с Ефеса (смотри главу 2). В них часто используются слова «брат и «сестра», что будет делать и Павел.

614

2 Фесс., 2, 2 и 2, 15. Но аутентичность этого второго послания весьма спорна.