Архивы Конгрегации 3

— Я успела, — хрипы и бульканье превращали тонкий девичий голос в нечто потустороннее. — Все равно успела…

Огрызок выпал из пальцев и заплясал на волнах. Инквизитор левой рукой поднял к губам увесистое распятие, поцеловал и пробормотал:

— Persequar inimicos meos, et comprehendam illos (Я преследую врагов моих и настигаю их… (лат., Псалом 17))…— он осекся, а потом продолжил другим стихом: — Nec velocium esse cursum, nec fortium bellum… Sed tempus casumque in omnibus (Не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа… но время и случай для всех них. (лат., Екклесиаст)).

Затормозив на мокром и чуть сам не подвернув ступню, Лау замычал нечто невнятное и протянул церковнику его оружие. Тот обернулся. Сощурился. Покосился обратно на ведьму. Перехватил кинжал пальцами, только что державшими крест, и принял самострел на локоть.

На лицо ведьмы вернулась беспомощная, беззащитная улыбка. Лукавая и насквозь притворная. Бирюзовые глаза мягко мерцали в полумраке, грудь под тёмной от крови блузой ходила ходуном.

— Успела. Она сыта, — прошелестело над морем. Девушка отступила еще на шаг — и рухнула спиной в воду.

Ветер заревел совсем уж дико. Ближняя волна окатила инквизитора и Лау, заставила отплёвываться и бежать на сушу. Впрочем, церковник тут же рванул обратно. Он упал туда, где только что стояла ведьма, принялся шарить под водой, тыкать кинжалом наугад. Потом медленно встал. Постоял, тяжело дыша. И вернулся на берег.

Лау молча ждал. Дождался. Стаскивая хабит и выжимая из него отнюдь не святую жидкость, инквизитор спросил:

— Как тебя зовут-то? — а на ответ хмыкнул и поморщился. — Тёзка, значит…

— Тёзка… — пробормотал Лау и вдруг догадался: — Так вы Гийом де Гиш! (Лау — уменьшительно-ласкательное от Гийом (брет. Gwilhem)) Брат Маркуса де Гиша!

Он обернулся на усадьбу. Инквизитор посмотрел туда же и проворчал:

— Да что ему будет. Живучий, словно кот… А ты балбес, — внезапно сменил он точку приложения. — И везунчик.

Оба помолчали. Мысленно Лау и соглашался, и негодовал. Но больше соглашался. Потом Гийом зашипел, став не на ту ногу.

— Тварь… У кого тут невод можно взять? И лодку бы.

Лау задумался. Замотал головой, отгоняя истерический хохот. Влепил сам себе пощечину.

— Теперь у кого угодно…

Гийом уставился на него тяжелым, пронзительным взглядом. Было в этом взгляде что-то от пастушьей собаки, которая следит за непослушным, брыкливым ягненком, так и норовящим сбежать из стада. И при этом успевает обозреть лес, на опушке которого нет-нет да и мелькнет быстрая серая тень. Потом инквизитор вздохнул и, как был, полуголый пошел в сторону деревни. Лау потянулся следом.

Луна — «солнце мёртвых» — поднималась все выше. Ей было, на что взглянуть.

***

Гийом де Гиш, приор ордена братьев-проповедников, основанного святым Домиником, стоял перед письменным столом. За столом сидел человек с толстой, массивной оправой на носу. Стёкла поблескивали, бледные губы тонко улыбались. Понимание и сочувствие в этой улыбке бесили Гийома, но он старательно вдыхал и выдыхал, чтобы не впасть в грех сквернословия.

— Отче… — разжал наконец де Гиш зубы. — Что я сделал не так?

Человек неопределённо качнул головой. Принимая это как приглашение к развитию темы, Гийом воодушевился:

— Как она смогла?.. Почему ей удалось?! Ведь всё было сотворено ad imperatum, всё согласно уложениям. Что мы за Инквизиция такая, — вырвалось чуть ли не жалобно, — если от нас ведьмы бегают со свистом и гиканьем? Едва нос не показывают…

Он помолчал, а потом буркнул сокрушенно:

— А ведь слухи уже пошли. Как теперь людям в глаза смотреть?!

Человек снял оправу, и за ней обнаружились серые, пронзительные глаза. Усталые и искрящиеся лукавством.

— С ведьмой т-ты справился хорошо. Нет, не «хорошо»: правильно. Всё согласно уложениям, — подначка звучала благодушно и незлобиво. — Вычислил, обнаружил, арестовал, п-приговорил. А вот с людьми…

Он откашлялся, потер ладони и принялся развивать мысль:

— Ведьмы это ерунда, — Гийом дёрнулся, но промолчал. — Ведьм ловить ты научился. Настоящих, не деревенских дурочек да распутных к-красоток. А вот с людьми так общего языка и не нашёл. Ты же их сам п-против себя настроил, вместе с братцем своим да его бандитами. Как он, кстати?

— Жив, — пропыхтел де Гиш. — Почти ни царапины. Доспех помяли да плечо выбили. У меня нога, у него рука… — он хмыкнул и криво усмехнулся. Человек напротив строго покачал пальцем.

— Господь не п-попустил вам, оглоедам, помереть. Так вот, если ты помнишь, и за меньшие грехи простой люд поднимал на колья власть имущих. А тут ещё и д-дева смарагдоглазая да чары сатанинские… — он улыбнулся собственному архаичному слогу. — Ласковее надо с ними быть, сын мой. Д-добрее.

— Тогда смерды совсем страх потеряют, — повёл челюстью Гийом. Он ощутимо расслабился, плечи опустились, пальцы перестали теребить ткань робы. Тишина легла на комнату.

— А что расследование? — уточнил сероглазый. Де Гиш приободрился и начал махать рукой.

— Ну, во-первых, я выяснил, что все рыбаки, погибшие в море после появления девчонки, погибли не сами. Удалось вытрясти из свидетелей… — он поморщился. — Что-то появлялось и утаскивало их под воду. Никто не вспомнил, что именно. Но оно приходило — это точно.

Далее, — рассказ продолжился, — я обнаружил в холмах алтарь Нехаленнии. Из тех, что мы считали давно разрушенными. Дрянная богинька, хоть и прикрывалась всяким… Якобы «вела верным путём через западные моря». А что полагали на западной стороне мира египтяне? Верно, Дуат. Страну мертвых.

Но хуже всего, — голос упал до шепота, — что на алтаре лежало яблоко. Точно такое, что имелось при себе у ведьмы в ту ночь. А ведь своё ведьма съела. И потом ушла. Всё это не ободряет…

Мужчины снова замолчали. Сероглазый спросил:

— То есть, девчонка вас всех ст-травила?

Гийом поник. Больше всего он теперь напоминал пса, которому сказали, что он плохо себя вёл.

— Выходит, что да. Заманила инквизитора в глушь. Спровоцировала крестьянский бунт. Дождалась, пока люди не начнут друг друга убивать. И воспользовалась этой гекатомбой. Накормила свою богиню и влила себе сил…