"Баламуты"

– Слыхал? Десять лет, говорит, дадут.

– Мент лапшу вам на уши повесил, а вы слюни пускаете, - лениво вмешался небритый мужик с уголовной физиономией.
– Кабы мокруха, вас бы сюда не привели, а отдельную камеру предоставили.

От души после этих слов немного отлегло, но неопределенность томила, сосало под ложечкой, и на сердце было неспокойно. Час показался вечностью, и они еле дождались, пока их вызвали к дежурному...

Получив по пятнадцать суток за пьяный дебош и разбитое стекло в магазине, за которое тоже предстояло заплатить, они с облегчением вздохнули.

Но тут же тревога снова поползла по нервам, и опять на душе стало муторно. Иван представил, как зальются краской Тонькины веснушки, как заплачет она от обиды, и как ненавистью полыхнут ее глаза, когда узнает, что его посадили, и после этого, скорее всего, возьмет детей и уйдет к матери. Потом он вспомнил про запчасти и так ясно увидел разгневанное лицо председателя Степана Федоровича, что зябко поежился.

А Колька, видно, думал о своем, потому что сказал неожиданно:

– Вань, а Вань... А я думаю, мы и правда могли человека убили!

Орёл,1979 г.

СКЛОКА

Шофера Федора Истратова послали в Москву в командировку получить запчасти и кое-какие комплектующие. Когда он зашел в канцелярию, чтобы оформить командировку, молодая незамужняя Зойка Титова дала ему пятерку и попросила привезти губную помаду. И сразу посыпались заказы. Кто просил привезти моток шерстяных ниток, кто коробку конфет и, надо сказать, Федор никому не отказал. Жена же, Клавдия, наказала купить побольше колбасы.

Пришлось помотаться, но все о чем просили, Федор выполнил. И запчасти получил, и помаду купил, и нитки; и колбасы привез пять килограммов.

Сдав груз и отчитавшись за командировку, он пошел отдыхать.

Дома выпил водки, поел и, вытянувшись на диване с газетой в руках, стал ждать жену. Колбасу он вывалил на стол, и она лежала впечатляющей горкой. Но Клавдия с работы пришла злая, как пантера, и, не взглянув ни на Федора, ни на колбасу, прошествовала прямиком на кухню. Федор встал и пошел за ней.

– Тебя что, мухи покусали?
– сказал Федор.

– Смотри, сейчас тебя покусают!
– огрызнулась жена, и завязалась обычная у них перепалка, которая закончилась скандалом. Федор вспыхнул как порох.

– Ну-ну, - сказал он.
– Ты язык-то попридержи, а то живо укорочу.

– Еще чего, кобель лысый!

– Кто кобель? Я?
– Федор задохнулся от гнева и готов был уже слегка тряхнуть Клавдию, но та успела погасить его амбицию, объяснив:

– Как же не кобель, если к незамужней бабе ладишься?

– Кто? Я?
– удивился Федор.

– Да уж не я!

– Это к какой же бабе я лажусь?

– Сам знаешь, к какой. К Зойке, которая у вас в канцелярии работает.

– Это кто тебе сказал?

Добрые люди сказали.

– Я этим людям, гадам ползучим, ребра переломаю. Тебе в глаза брешут, а ты уши развесила.

– Брешут? А помаду для губ, кто Зойке подарил?

– Я? Зойке?
– возмущению Федора не было предела.
– Да я ... Да она мне пятерку давала, привезти просила.

– Вот просила и привез. А теперь сам иди туда. Мне кобель не нужен. Давай выметайся.

– Ты что, сдурела что ли? Я как ишак колбасу тащил, думал, спасибо скажут, а тут ... вона что.

– Ешь сам свой колбасу.

Клавдия пошла к вешалке и молча стала одеваться.

– Ты куда?
– растерялся Федор.

– Куда надо!
– ответила Клавдия и хлопнула дверью так, что в серванте звякнула посуда.

Часов до десяти Федор ждал еще, что Клавдия вот-вот вернется, а в десять пошел за ней к теще, Марии Васильевне, но та его даже на порог не пустила.

– Чего пришел?
– сурово спросила она затя.

– Да вы что, все с ума посходили что ли?

– Неизвестно еще, кто посходил, - сказала теща.
– Жена дома сидит, а он кобелюет.

– Да я в командировке, в Москве был, - отчаянно закричал Фёдор.

– Знаем мы, в какой ты Москве был.

– А колбаса откуда?
– нашелся Федор.

– Тот-то его знает, откуда. Тебе лучше знать.

– А вы докажите, - безнадежным голосом произнес Федор.

– А нам нечего доказывать, ты доказывай.

И теща захлопнула дверь так, что он едва успел отдернуть руку, которой держался за косяк.

Федор поплелся домой, переваривая слова насчет доказательства. Дома он допил бутылку водки, и ему пришла в голову мысль пойти к Зойке и поговорить с ней, чтобы она подтвердила Клавдии, что он не дарил ей помаду, а купил за ее деньги.

Зойка жила далеко, на окраине, в маленьком частном домике. Федор знал адрес, потому что как-то подвозил ей выписанные отходы досок, и дом нашел без труда. Несмотря на позднее время, в окнах горел свет. "Дома", - подумал с облегчением Федор, но тут же вспомнил, как про Зойку говорили шоферы, что, мол, Зойка спать одна не любит, и нерешительно стоял у калитки, думая, постучаться или нет. "Может, у нее кто есть там, а я ввалюсь: "здрасте",- прикидывал Федор. "Ну и что? Я по делу", - решил он и постучал в окно.

Зойка удивилась его приходу, но встретила радушно, вроде, даже обрадовалась.

– Федя? Каким ветром?

– Да поговорить надо... У тебя никого нет?
– брякнул он, освобождаясь от занимавшей его мысли.

– Нет, а кто у меня должен быть?
– кокетливо улыбаясь, спросила она.

– Ну, мало ли, - смутился Федор.

– Проходи, проходи. Самое время ночью разговоры разговаривать, - засмеялась Зойка.

В комнате было чисто и уютно. Мебель была хорошая, полированная: деревянная кровать, трельяж, мягкие кресла, красивый сервант, заставленный посудой, на стене ковер. Потолки были такими низкими, что даже Федор с его небольшим ростом мог бы достать до них рукой, но от этого комната казалась еще уютней. Федор невольно задержал взгляд на кровати, приготовленной для сна, вспомнил разговоры, которые велись о Зойке среди шоферов, и во рту у него стало сохнуть. Зойка поймала его взгляд и усмехнулась.

– Садись-ка за стол. Водочкой угощу.

Федор сел за стол, и пока Зойка хлопотала, напряженно следил за ней. И теперь его уже неотвязно преследовала мысль о близости с Зойкой. А она, точно понимала, что творится с Федором, дразнила его, крутилась вокруг и, ставя на стол стаканы и закуску, цепляла его то боком, то рукой.

– Ну, Федечка, про что ты хотел поговорить со мной?
– насмешливо спросила Зойка, когда они выпили.
– Чего ночью-то пришел? Клавка выперла?

– Я ее выпер. К матери ушла!
– натянуто улыбаясь, соврал Федор, и ему уже не хотелось говорить с Зойкой о жене, но она спросила: .