Барби. Часть 1

Стыдно признать, она чуть было не дала согласие. Заколебалась. Ведьмина мазь обещала то, чего так отчаянно не хватало ей на первых порах в Броккенбурге. Она обещала силу. А сил отчаянно не доставало. Так отчаянно, что иногда, хлюпая кровавыми пузырями, пытаясь втянуть воздух сквозь боль в переломанных ребрах, рыча от бессилия, катаясь по перепачканному нечистотами полу, она готова была скормить половину своего тела адским владыкам, лишь бы те дали ей сил пережить все то, что творилось с ней в Броккенбурге. Не рехнуться умом, не свести счеты с жизнью, не быть раздавленной или сожранной прочими несчастными, с которыми она оказалась в одной стае, именуемой Шабашем.

Правду говорят, первый круг в университете сродни мельничному жернову. Или раздавит, истерев в костную муку, как истер тысячи самонадеянных сучек за минувшие века, или пощадит — если ты сама окажешься достаточно ловкой, уверенной в себе и верткой сучкой с острыми зубами.

Она сумела, но сил подчас оставалось так мало, что невозможно было поверить в то, что ей удастся пережить следующий день. Если начистоту, иногда она сомневалась и в том, что дотянет до заката.

В ее родном Кверфурте порядки тоже были не сахарные. Приходилось и кровавые сопли подбирать и самой руки марать. Да что там, если живешь в Кверфурте, скорее всего дубинка и кистень тебе сызмальства будут привычнее, чем тряпичные куклы и горшки, даже если адские силы наделили тебя при рождении дыркой между ног! Дрянной мелкий городишко, каких множество в округе, это тебе не Магдебург с его театрами и операми, не столичный Дрезден, тут развлечения сыздавна ходили самые простые…

Квартал каменщиков на протяжении сорока лет воевал с кварталом углежогов из-за границ, иногда эти стычки вырывались за пределы трактиров и превращались в настоящие побоища, и добро, если обходилось без воткнутых в брюхо вил или размозженных цепами голов. Пьяные драки были в Кверфурте доброй традицией, такой, что подчас охватывали половину города — и лавки еще по меньшей мере неделю зияли выбитыми окнами и подпалинами. О нет, она, Барбаросса, никогда не считала себя паинькой. Она участвовала в драках наравне с братьями, а некоторых из них и сама отделывала на славу, благо кулаки ей от природы достались самые что ни на есть подходящие — не очень большие, но тяжелые, как свинцовые кистени. Приходилось сходиться в жестоких уличных драках с мальчишками-сверстниками, норовящими задрать юбку и уволочь в подворотню, и успокаивать папашу-углежога, когда тот, в очередной раз перебрав, начинал крушить дом кочергой, не разбирая ничего вокруг. Приходилось вправлять сломанные кости и питаться одной только жидкой похлебкой, ожидая, когда разбитые вдрызг губы хоть немного подживут. Однажды она при помощи щетки для поташа угомонила четырех пьяных подмастерьев, переломав им всем кости, и, черт возьми, это была славная битва, несмотря на то, что неделю после нее она сама лежала пластом с отшибленным брюхом и придатками.

Если бы она знала, каково ей придется в Броккенбурге…

[1] Саломон Оппенхейм (1772–1828) — немецкий банкир и финансист еврейского происхождения.

[2] Рейнским монетным союзом в качестве единой монеты был принят т. н. рейнский гульден, однако при этом многие сеньоры имели право на чеканку своей собственной монеты. Так, «яблочным» гульденом принято было именовать монету императора Сигизмунда I-го, чеканившуюся на его собственных монетных дворах во Франкфурте и других городах.

[3] Баббит — сплав из олова, свинца, меди и сурьмы,

[4] Годендаг — ударно-колющее древковое оружие, представляющее собой массивную дубину, окованную железом и имеющую длинный шип на конце.

[5] Югендстиль — принятое наименование для стиля «Немецкий модерн», получившего распространение на рубеже XIX–XX веков.

[6] Рейхсгульденер (имперский гульдинер) — серебряная монета весом в 24–30 гр., введенная в XVI-м веке как эквивалент золотого гульдена.

[7] Фахверк — каркасная «ящичная» конструкция домов, типичная для Западной Европы и германской архитектуры, отличающаяся большим количеством каркасных стоек, балок и раскосов.

[8] Трунцал — вид канители (шитья из золотой либо серебряной нити), получаемый благодаря резкому преломлению, один из самых сложных видов шитья.

[9] Муар — плотная шелковая ткань с тисненым узором. Антик — разновидность муаровой ткани с крупными разводами.

[10] Финансовые термины: индоссант — передаточная надпись на векселе; аллонж — добавочный лист на векселе; тратта — письменный приказ векселедателя плательщику (трассату) об уплате определенной денежной суммы векселедержателю.

[11] «Скромница», «шалунья», «секретница» — кокетливые названия для нижних юбок конца XVII века.

[12] Кристоф Айхгорн (1957) — немецкий театральный и кино- актер.

[13] Здесь: примерно 810 м.

[14] Битва при Мингольсхайме (1622) — одно из сражений Тридцатилетней войны.

[15] Алхимические вещества. Кадмия — предположительно, оксид цинка. Глаубертова соль — сульфат натрия, сернокислый натрий, полученная Йоханом Рудольфом Глаубером в 1625-м году.

[16] Остерландский диалект — один из саксонских диалектов немецкого языка.

[17] Розовый Понедельник — традиционный в землях Германии праздник, завершение карнавального празднества, которое начинается 11 ноября.

Глава 3

Первый круг обучения — нечто среднее между казармой и каторгой. В холодных и сырых спальнях-дормиториях, где ютятся забитые, перепуганные и озлобленные оборванки, все еще надеющиеся стать ведьмами, нравы царят куда более ожесточенные и злые, чем в печально известной Шлиссельбургской тюрьме. Даже не злые — животные, как в волчьей яме. Здесь не дерутся, здесь терзают остервенело, до мяса, вымещая друг на друге обиды и злость. Слабые здесь ждут прихода темноты, чтобы сообща растерзать сильного или того, кто осмелился на голову подняться выше остальных. Излишне самоуверенные превращаются здесь в окровавленное тряпье на полу, излишне хитрые блюют по утрам кровавой кашей в ночные горшки, сплевывая зубы. Некоторые, имевшие неосторожность разозлить своих товарок сильнее прочих, до утра частенько просто не доживают — пусть ведьмам первого круга и запрещено иметь оружие, многие из них тайно носят на запястье удавки, а в сапогах — на диво заточенные и тонкие как перья ножи.

Даже если Ад наделил тебя изрядным запасом жизненных сил и тяжелыми кулаками, не стоит надеяться в них, если хочешь живой выбраться из Броккенбурга. Жизнь в Шабаше, этом вечно кипящем котле, полном визжащих от ярости крыс, ничуть не напоминает уличную драку и требует совсем других качеств. Как бы сильна ты ни была, рано или поздно кто-то найдет способ с тобой посчитаться. Огреет дубинкой в темноте дормитория, превратив в заикающуюся до конца жизни полупарализованную калеку. Затащит, оглушив и связав веревкой, в темный угол, чтобы там насиловать всю ночь напролет, невзирая на мольбы и вой. Подкараулив удобный момент, столкнет с лестницы, заставив пересчитать хребтом все ступени. Подбросит тебе в койку украденную у кого-то вещицу, чтобы потом вызвать на ведьмин суд и затравить насмерть…

Но еще хуже приходилось, когда заявлялись старшие сестры. Пережившие Вальпургиеву ночь, закончившие первый круг обучения, но не нашедшие себе ковена, они вынуждены были остаться в Шабаше, сделавшись его всевластными хозяйками и покровительницами. Эти были хуже всех. Стократ хуже последних садисток и насильниц. Не имеющие своего ковена, вынужденные плыть в общем потоке, они не были скованны ни правилами чести, ни ответственностью перед его хозяйкой, а значит, вольны были делать что заблагорассудится. И делали.

Они облагали данью младших и худо приходилось тем, кто не мог заплатить. Они придумывали изуверские игры, в которые заставляли их играть, соревнуясь друг с другом, игры, призом за которые были новые порции побоев и унижений. Они заставляли школярок выполнять при них роль обслуги — стирать белье, прислуживать за столом, бегать в лавку за вином, дежурить у постели. Они… Иногда они, истощив свою фантазию, заявлялись в дормиторий просто для того, чтобы поупражняться в драке, но это не было тренировкой, это было избиением — бесконечным и жестоким, в которым они находили немалое удовольствие.