Башня времен. Заброска в советское детство

Противников это привело в некоторое смятение. Двое мелких и так не особенно рвались в бой, а ушастый в тельняшке испытывал, видимо, двойственные чувства. С одной стороны, соперник сильно младше и почти на голову ниже, с другой — а ну как вытворит что-то этакое, потом позора во дворе не оберешься. Так что он топтался на месте и всё трогал и трогал тельняшку, как будто размышлял, рвануть её на груди или пока не надо.

Самому Жеке драка тоже была совсем не нужна. И он предложил:

— Ладно, давайте не так. Давайте по-другому.

И многозначительно прищурился.

— Спорим, что вы сейчас побежите отсюда со всех ног? А, спорим?

Троица удивлённо моргала, пацан в трениках потирал пострадавшую руку.

— Кто спорит, тот говна не стоит, — насуплено проговорил он.

— Так и запишем: зассали, — протянул Жека, мимоходом взглядывая на окно.

Окно чернело, и это было очень, очень неправильно.

— Зассал твой дедушка, — вдруг веско заявил лопоухий старшак. — Нечего тут на понт брать, никто от тебя не побежит. На что спорим?

— На пять рублей.

Рука старшака поколебалась и выдвинулась в сторону Жеки.

— Идёт. Разбивай, Муля, — приказал старшак пацанчику с медведем.

Жека сжал протянутую руку, а обуреваемый сомнениями Муля рукопожатие это разбил.

— Вот сюда становитесь, — показал Жека своим настороженным визави на беседочный тёмный угол.

— Зачем ещё нам там стоять? — заспорил старшак.

Жека не настаивал. Он резво пошагал к дому, у оградки палисадника наклонился. В приморских городах на земле везде полно гладких обкатанных камешков, валялись они и здесь, это Жека приметил заранее. Он похватал штук пять, поднялся, размахнулся и со всей силы запульнул камни в нужное окно. Окно было широкое, на три створки, этаж был второй, и промахнуться было невозможно. Первый камень, правда, стукнул о раму и отскочил обратно, зато другие сделали своё дело.

Зазвенело, рушась, стекло, крупные осколки полетели на землю и там зазвенели ещё раз. В беседке ойкнули пацаны. Где-то в первом подъезде закричала женщина. На всякий случай Жека запустил камень и в окно кухни.

В доме позагорался свет, захлопали форточки, заскрипели балконные двери. Отовсюду высовывались встревоженные головы.

— Где это?

— Что там такое?!

— Вызывайте милицию!

Жека слушал всё это уже в беседке, глядя наружу сквозь её виноградную стену. Недавние его противники тоже набились туда. «Вот больной», — выдохнул пацанчик с медведем на футболке.

— Ну что, — весело предложил Жека, — побежали отсюда?

Пацаны не заставили себя уговаривать. Скоро все четверо стояли, запыхавшиеся, у стены трансформаторной будки — той самой, будки раздора. И Жека, то и дело высовываясь из-за угла, убеждал пацанов не улепётывать дальше, а помочь ему в одном важном деле.

Не успел он закончить свой короткий, полный недомолвок («Ну, вы понимаете, да?») рассказ, как под стеной дома просеменили, захрустев битым стеклом, две торопливые фигуры. В руке мужской фигуры белел и характерно позвякивал пакет, а фигура женская без конца одёргивала и поправляла платье. Жека так и предполагал: дожидаться милиции и потом объяснять, что делает семейный мужчина и посторонняя ему женщина в чужой квартире, парочка не стала, предпочла ретироваться.

Приехала ли милиция, так и осталось неизвестным. Когда два силуэта, напоследок воровато оглянувшись, исчезли за углом, за ними вслед скользнули четыре осторожные тени. Жекины новые знакомцы прониклись необходимостью помешать этим двоим в их стыдном деле. Обещание увлекательного приключения и заодно прикосновение к чему-то непристойному и манящему притянуло их, как сильнейший магнит. То, что Жека простил им проспоренный пятёрик — вернее, признал, что выспорил его не очень честно, — тоже сыграло свою роль.

И напрасно, набродившись, многократно отхлебнув из длинной тёмной бутылки и вроде бы успокоившись после звенящего квартирного кошмара, парочка думала найти покой и уединение на ночном пляже, тёмном и молчаливом. Пляж оказался вовсе не молчаливым, и здесь их персональный кошмар получил своё продолжение.

Всё началось с неожиданно и одновременно раздавшегося с разных сторон улюлюканья. И продолжилось едва ли приятней.

— Снежана проститууууткааа! — раздавалось вдруг из-за волнореза звонко и уверенно.

— Снежана шлюююха! — неслось через очень недолгое время от спасательной вышки.

— Шалава позорная!

— Снежана дууура!!! — вопила темнота голосом того, кто не смог подобрать выражение посмачнее.

Гена вскочил. Он метался туда и сюда, но ничего поделать не мог: после каждого выкрика мелкая тень срывалась из своего укрытия и уносилась подальше. И тут же прокрадывалась обратно.

— Снежана, иди домой! — кричал Жека, внося свою лепту, и тоже убегал.

Всё это было некрасиво и жестоко — но необходимо. Теперь Жека даже уважал тернистый путь курортных влюблённых друг к другу, но приходилось быть неумолимым. А малолетним шалопаям такое развлечение очень даже нравилось, ведь травить ближнего — одна из любимых человеческих забав.

Другие ночные пляжники потревожено высовывались из тёмных своих углов, вертели головами, гадая, что здесь происходит. Ничего, ясное дело, не понимали и Гена со Снежаной, и Жека им совсем не завидовал. Но долго это не пролилось. Скоро Гена увёл свою всхлипывающую подругу с пляжа прочь.

Жека с юными сообщниками немного прокрался следом за парочкой, проследив, чтобы курортные влюблённые не юркнули во вчерашний тёмный сквер. Но те, видимо, догадались, что здесь им покоя не дадут, и проследовали туда, где начинались жилые дома. Тогда Жека и его новые друзья распрощались, довольные друг другом.

Любовники вступили на тёмные городские улицы, и Жека, ориентируясь на цокот женских каблуков, следовал за ними незримым призраком. Он опасался, как бы Гена не сподобился утешить Снежану где-нибудь на укромной лавочке или прямо в подъезде, но этого не случилось. Подруга чмокнула Гену в щёку на углу дома и посеменила в лунном свете к двери. Гена печально смотрел ей вослед.

Жека подождал, пока высокая фигура убредёт в темноту, и отправился в другую сторону — рассказывать заспанной тёте Оле, что в палатке его совсем загрызли комары.

Вокруг стремительно проносилась южная ночь.

Завтрашняя ночь обещала быть решающей.

Глава 7

Последняя ночь пребывания Гены на курорте обещала быть решающей, но сначала было утро, а потом и день.

День был субботний, хотя здесь, на курорте, об этом мало кто вспоминал, у отдыхающих каждый день — выходной. На месте оказалась и Снежана, у тружеников торговли свои, недоступные простым смертным рабочие графики, и суббота с воскресеньем там просто обычные дни в ряду других. Приехал и мужик на помятом развозочном мотороллере, и Жека наблюдал из своего укрытия за забором из железных прутьев, как Снежана отвела его в сторону и стала, что называется, предъявлять, сдерживая крик и размахивая перед лицом руками. На это мужик недоуменно взглядывал и крутил пальцем у виска. Кажется, Снежана решила, что вчерашние её неприятности случились не без участия этого типчика, подумал Жека. Надо же. Видимо, некогда они были-таки в отношениях, и Жека, написав свою злую записку как бы от его имени, угадал некоторые отголоски истины.