Башня времен. Заброска в советское детство

Тем временем Акула, удивительное дело, отыскал-таки в шкафу большой моток верёвки. Но моток оказался новый, склеенный упаковочной лентой, и Акуле никак не удавалось эту ленту сорвать. Он дёргал её, матерился, грыз зубами, потом сообразил побежать на кухню, где был нож.

Борясь с неуступчивым Николаичем, Жека заметил, что Фёдору удалось, наконец, сбросить с себя акулью цепкую вещь. Охранный человек поднялся, оценил обстановку и метнулся к двери. Николаич тут же бросил Жеку и попытался его остановить, но тому удалось избежать захвата. Лысый героический Фёдор выскочил на улицу, тут же поскользнулся и поехал к Косте головой вперёд, как пингвин в старой компьютерной игре. Но дальше он действовал ловко и безупречно. Схватив барахтающегося Костю, он быстро прижал того спиной к земле и определил головой в нужную сторону. Потом цапнул его за одежду на груди и, очень низко пригибаясь и прикрывая рукой глаза, поволок свой груз к Башне. Чем-то это напоминало спасение утопающего. Там уже и Жека бросился помогать и придерживать дверь, а Николаич принял всех внутри и щёлкнул дверным замком.

Они уселись на пол среди разбросанных вещей, поваленных кресел и прочего разгрома, а Костя просто перевернулся на спину и остался лежать, тяжело и сипло дыша. От стола на всех смотрел опоздавший к вылазке взъерошенный Акула. Перед ним разбросалась по столу добротная синяя верёвка, а руки его продолжали машинально вязать ковбойскую петлю.

Николаич посмотрел вокруг, поцокал языком и отправился флегматично поднимать кресла и собирать разлетевшуюся повсюду одежду и обувь. Нашёл на полу отлетевшие под стенку и чудом не раздавленные Костины очки, подошёл, нацепил тому на нос, помог бедолаге подняться.

Поднялся и Фёдор. Плюхнулся в заскрипевшее кресло, сверкнул лысиной и глазами в Костину сторону.

— Слышь, ты, Гарри Поттер… — проговорил он, и в тоне и в голосе его проступили жёсткие, совсем прямо железные интонации; Фёдор, оказывается, мог быть не всегда приветливым. — Тебе же было сказано: не лезь, не лезь на улицу. Ну какого хрена?..

Да, Жека думал, что раскусил человека-Фёдора — он знал нескольких таких: на лицо ужасные, добрые внутри. Но Фёдор смог его удивить.

Серая взвесь оседала на пол и на людей, и казалось, что в комнате идёт снег.

— Прошу прощения, — вяло поднял руку Костя. — Я только чуть-чуть приоткрыл, хотел проветрить, а оно фигак…

Крики, грохот хлопающей двери, рёв ветра ещё звенели у Жеки в ушах. Ворвавшаяся внутрь их жилища стихия выдула из комнаты тепло, и швыряться друг в друга ещё и, выражаясь образно, льдом упрёков было ни к чему.

— Зато теперь человек убедился, что курение может убить, — сказал Жека, просто чтобы сгладить углы.

Николаич и виновник торжества Костя улыбнулись. Усмехнулся и лысый Фёдор, после паузы, не столько оценив шутку, сколько соглашаясь разрядить обстановку.

Не улыбался и не усмехался только человек-акула. Он, видать, и не слушал, потому что усиленно думал о чём-то своём. Он думал о своём и не переставая вертел в руках синий верёвочный моток, рассматривал, чуть на зуб его не пробовал.

Потом Акула перевёл взгляд на шкаф.

— Это всё фигня, — заявил он. — А вот что касается…

Он махнул рукой, перебивая сам себя.

— Я этот шкаф проверял. Я, когда сюда попал, всё тут осмотрел, времени-то хватало, один тут куковал. Так вот: верёвки этой там не лежало.

Сенсационное его заявление зазвенело в воздухе — повисело там немного, а дальше рассыпалось. К словам Акулы отнеслись скорее скептически. Даже с учётом других чудес Башни и невероятностей окрестной географии проще всего было предположить, что коммерческий человек верёвочный этот моток при первом осмотре не заметил. Тем более изначально в шкафу том, видимо, содержимого хватало: постельное бельё и одеяла (свои Жека брал тоже оттуда), тапки в магазинной упаковке, полотенца, зарядки для телефонов, электрические удлинители, кое-какая посуда и ещё всякое. Спорить с Акулой не стали, тем более зачем доказывать то, в чём и сам не уверен, но и тему о чудесном шкафе не поддержали.

Послушали немного бурю за окном и отправились готовить поесть. Там, на кухне, тоже имелось окно, так что бурю вполне можно было слушать и за другим столом, кухонным.

Кое-какие продукты из тех, что хранятся недолго, заканчивались. Но в этом плане тревожиться не стоило: в ящиках кухонных шкафов, на полках и под сиденьями кухонного уголка хватало упаковок сыпучих и консервированных припасов. Похоже, что пребывание в Башне рассчитано на изрядное время, и из-за того, что в холодильнике закончатся сардельки, обратно по домам Жеку с его новыми товарищами отправлять не станут.

Немного придавленные погодным фоном, а ещё подутомлённые участием в шоу-программах «Унесённые ветром» и «Спасение рядового Костика», башенные обитатели молчаливо приготовили себе пищу, так же молчаливо её употребили и разбрелись кто куда. Жека сперва хотел разбрестись в душевую кабину, но там, опередив его, уже кто-то плескался. Тогда Жека разбрёлся назад в коридор.

В зале за круглым столом сидели Фёдор и Николаич. Они, кажется, о чём-то негромко беседовали, и Жека не стал им мешать. Он заглянул в спальню, там обнаружился сидящий в темноте человек-Костя, лицо его бледно освещалось светом телефонного экрана. Значит, в душевой кабинке пребывал Акула. Жека собрался уже примоститься на свой топчан, но тут ему подумалось, что человеку-Косте, может быть, хочется побыть одному. Тогда Жека отправился на кухню.

Костя упоминал про телефонный кэш, и Жека стал разбираться, как же этот кэш отыскать. Поковырялся в телефоне, не нашёл и решил спросить об этом Костю, но не сейчас, как-нибудь потом. Посидел тогда просто так, думая о разном. Глазея на стену, обнаружил вдруг, что принимаемый им за бессмыслицу рисунок на обоях возле двери на самом деле складывается в изображение песочных часов разных очертаний и размеров. Поразмышлял о том, стоит ли, учитывая обстоятельства, воспринимать это как тонкое издевательство. Тут из-за двери донёсся голос человека Акулы, и Жека забыл про обои и потопал в душ.

Когда вернулся оттуда, все уже улеглись.

Спалось в этот раз крепко. Ничего не снилось, а если и снилось, то спать не мешало и совсем не запомнилось.

Утром, позавтракав, народ стал вяло перебираться из кухни в зал, к круглому столу. Буря снаружи подутихла, но улеглась не вполне, так что об экспедиции к холмам речи сегодня не шло. К тому же в прошлый раз их пригласили в кресла почти сразу после завтрака, и чего-то подобного все ожидали и теперь.

Не трогали их где-то с час. Потом загорелся настенный экран и там проявилась настенная экранная личность. Вот эту личность Жека точно не знал и знать не мог. Был это мужик, экзотический, толстый и чернокожий, и кожа его была не просто чёрной, а с оттенком даже в синеву. Облачённый в удивительной пестроты халат и головной убор, гибрид шапочки растамана и берета десантника, неимоверный этот персонаж вытянул толстую шею и глянул на присутствующих прямо сквозь экран. Его масляные жуткие глаза обшарили, казалось, каждого — Жека почувствовал, как его непроизвольно и испуганно отшатнуло на спинку кресла. Потом чёрный человек широченно и белозубо улыбнулся. От этого стало только страшнее.

Что это ещё за шаман? Неужели это явился лично кто-то из хозяев Башни, мистическое и потустороннее существо?

Не переставая широко улыбаться, мистический мужик вдруг заговорил.

— Дарагие савьетские дрюзья! — произнёс он с немыслимым каким-то акцентом.

Тогда у Жеки отлегло от сердца. Он даже посмеялся с себя и своего перепуга. Чёрный этот человяга был так же безобиден, как местные телевизионные Кашпировский и Капица. Это был посол какой-нибудь братской (в определённый исторический момент времени) африканской страны. Они, такие послы, в советские годы появлялись внезапно в телевизоре прямо посреди скучнейшей программы «Время», и тогда маленький Женька бросал игрушки и вовсю бежал смотреть на это диво. Какие-то из этих экзотических людей оказывались способны произнести весь свой короткий рассказ по-русски, другие переходили на родные языки — и тогда маленький Женька недоумевал, почему одновременно с этим необычным человеком разговаривает кто-то другой, и всё пытался услышать, что же такое говорит этот человек сам. Но вот это «дарагие савьетские дрюзья» экзотические люди произносили в обязательном порядке, пусть и каждый со своим акцентом.