Башня времен. Заброска в советское детство

— Дарагие савьетские дрюзья! — сказал чёрный и уже не страшный человек. — Пока ви давать мой страна дьенги, аружий и ваенный совьетник и ничьего не брать взамьен, дрюжба наш быть не-ру-шьи-ма. Засипайтье спакойньо, дрюзья!

Спокойно или не очень, но Жека и правда заснул.

Глава 16

Заснул Жека вместе с товарищами по Башне под взглядом человека чёрного и экзотичного, а проснулся рядом с другим, белым и усатым. Но проснулся, видимо, не до конца или с запозданием, потому что усатый уже что-то вовсю говорил.

— …Нужно свергнуть короля, — вот что говорили Жеке, и он не мог понять, не слышится ли ему это.

Но усатый, кажется, инструктаж свой уже закончил.

— Понял? — спросил он.

— К-какого к-короля? — спросил в свою очередь Жека, потирая плоховато соображающую голову.

— Там, на месте, разберёшься, — энергично заверил усатый. — Нам бы надо побыстрее.

Сбитому с толку Жеке после зрелища африканского посла в национальных одеждах подумалось, что собираются его отправить куда-нибудь в джунгли, бегать там вместе с какими-нибудь местными повстанцами с «калашниковым» наперевес.

А бетонная морда исполинского пионера была уже тут как тут, и музыкальным своим инструментом раздвигал он местные туманы совершенно недвусмысленно.

— Да задрали вы с этим своим барабаном, — пробормотал Жека, отступая.

Усатый начал что-то говорить, но пионер тем временем стал своё намерение приложить Жеку по балдометру решительно осуществлять. Был он так быстр, что Жека и отскочить не успел, сделал только движение, чтобы увернуться. Так что Жека и не понял, удалось ли ему, и хоть удара он не ощутил, но всё вокруг внезапно потемнело, как будто кто-то взял и выкрутил лампочку, и без того совсем не яркую. Жека на всякий случай рванул в сторону — и тут почувствовал, что в темноте этой он угодил во что-то, в упругую и мягкую какую-то поверхность, как если бы бежал с закрытыми глазами по двору и налетел на развешанный на бельевой верёвке пододеяльник.

Вот же ж, не хватало ещё увязнуть здесь, в непонятных пространствах и измерениях. Жека задёргался, словно муха в паутине, и тут заметил впереди и вдалеке неясный свет. Отлепился кое-как, устремился туда, волоча за собой обрывки чего-то, не желающего его отпускать — и увидел в тусклом освещении лицо. Человек на Жеку, кажется, не глядел, всматривался куда-то перед собой, кривился задумчиво. Тут Жека его узнал.

— Рюха! — закричал и задёргался Жека, вырываясь из упругой пелены. — Рюха! Ты что здесь делаешь?!

Человек вздрогнул — не вздрогнул даже, подпрыгнул на месте, что-то затряслось и зазвенело с характерным звуком, и была то кроватная сетка.

— Блин, Барсук… Допился, падла? — заржал он. — Что я здесь делаю… Живу я здесь.

***

Да, это была старая Жекина общежитская комната, а человек, что теперь хохотал и хрюкал, хватаясь за живот — сосед по комнате, Андрей Чумаков (он же Чумоход), Андрюха, а ещё короче — Рюха.

Рюха и общага… Не Африка, не джунгли с повстанцами… Ну и слава богу.

Да, Рюха. Пухлый, вечно небритый весельчак. Он был любитель читать до ночи, Жека помнил, как было иногда паршиво засыпать под свет вечно горящей над Андрюхиной кроватью настольной лампы. И теперь попал он в одну из таких типичных ночей.

Жилось им в одной комнате более-менее нормально. Рюха пытался учить Жеку играть на гитаре, а Жека его — готовить хоть сколько-нибудь нормальные супы. Оба одинаково не преуспели. После института Рюха пристроился в ГАИ и однажды даже остановил Жеку на загородном шоссе, весь в кокарде, кобуре и портупее, посмеялись тогда. Потом он умудрился влезть экзаменатором в МРЭО (или как там оно тогда называлось), и Жека пару раз видел, как в машине с буквой «У», что вела, судорожно вцепившись в руль, один раз юная блондинка, а другой — брюнетка, мелькала сбоку его довольная морда. Потом Рюха сделал в этом ГАИ некоторую карьеру, и не было для Жеки как водителя прекраснее времён.

Но то всё было в другой жизни. А теперь молодой и почти не толстый Рюха шлёпнул книгой по столу, что разделял их кровати, и пробормотал:

— Ладно, спи, ну тебя на фиг.

Щёлкнула лампа, свет погас. Рюха поворочался, посмеялся ещё немного в одеяло и скоро затих.

Жека спать, естественно, не собирался. Он полежал, привыкая к наступившей темноте, окидывая взглядом комнату.

Из-за шторы падала на стену полоска света, и комната постепенно проступала из мрака. Забелел потолок, на стене над Рюхиной кроватью показался прямоугольный плакат, Жека вспомнил: там какие-то металлические рокеры, ACDC, что ли. У самого него над кроватью висели два плаката — Ван Дамм со сжатым кулаком и Шварц из фильма «Коммандо» (а может, из «Хищника») — с маскировочными полосами на лице и с автоматической берданкой наперевес. А ближе к двери, над холодильником, на стене красовались невидимые отсюда три почти голые иностранные бабы из какого-то журнала. Жека с Рюхой обнаружили их на внутренней дверце шифоньера, когда только заселялись, и немедленно перевесили на видное место: негоже такой радости прятаться по шкафам.

Взрыкнул и затарахтел холодильник, и Жека вздрогнул — отвык. Поднялся, отодвинул тихонько шторы. За окном, засыпанный снегом, белел подзабытый, но навсегда знакомый пейзаж. Уходили по сторонам пустые тротуары и дорога, тянулись вверх худые тополя, темнели рамы футбольных ворот на поле перед вторым институтским корпусом. Позади всего этого мигал редкими огнями спящий город.

От окна потянуло холодом. Батарея под подоконником пыталась с этим бороться, но выходило у неё не особенно. Жека заметил, что стоит в спортивных штанах, носках и футболке с длинным рукавом. Да, так они одно время и спали — чему удивляться, здесь девяностые на дворе. Случалось, и шапку, укладываясь на ночь, приходилось надевать.

Здесь СССР не поспасаешь, по причине отсутствия предмета спасения.

Жека нырнул в постель и задумался.

Попал он в того себя, что учится на втором курсе. Точно, на втором — на первом он ещё не жил в общаге, ездил на учёбу из дому. А к третьему перебрался от Рюхи к более близким по духу Костику с Ростиком — летом, когда освободилась большая трёхместная комната. Оставшийся один Рюха был этому только рад, он сдвинул в комнате кровати и за оставшееся время учёбы переводил к себе туда, наверное, всё женское общежитие соседского пединститута. Впрочем, когда и Жеке случалось кого-то привести, Рюха не жлобился и комнату предоставлял, проводя ночь на Жекиной койке в его новом месте обитания.

Усатый из туманных местностей сказал про Короля. Да, Жека помнил типчика по фамилии Король. Виталик Король, из параллельного потока. Невысокий, худой, у них была своя компания, все они приехали учиться из одного или соседних городков, этот Король был у них за предводителя.

Виталька Король: если сказать вместе, то слышалось «Какороль». Так его и называли, но только за глаза — не хотели пересекаться с этой компанией: считалось, что Король якшается с авторитетными людьми из уголовного мира. Так что жилось Королю и компании в общежитии неплохо, старшекурсники их не трогали, а ровесники со второго курса и уж тем более «перваки» — побаивались.

Усатый и туманный сказал: свергнуть Короля. И правда туманный — как хочешь, так и понимай.

Вообще у Жекиной общежитской компании с Королём и его корешами вышла в своё время довольно паршивая история.

Жеки в тот вечер не было в общаге, он уехал на день рождения одного парняги из другой, домашней компании. Да он и о случившемся узнал не сразу, а где-то через неделю, а то и две. Друзья не спешили рассказывать — оно и понятно, хвастаться там было нечем.

Тем несчастливым для их компании вечером подпитый Рюха повздорил с одним из прихлебателей Короля, самым мелким — кажется, его звали Петя, Петюня. Потом Рюха говорил: просто кто-то кого-то задел в коридоре плечами. Рюха трезвый и Рюха подпитый это два совершенно различных Рюхи, так что в сумраке коридора случилось тогда некрасивое: полноватый и среднего роста Рюха прессанул маленького хлипкого Петюню. Вот такой негодяй — всё равно что ребёнка обидел. И тут же из-за угла вынырнули двое из компашки Короля и быстро объяснили Рюхе, что так делать нехорошо. То, что всё это подстроено специально, стало потом ясно как божий день.