Баскервильская мистерия этюд в детективных тонах
Шрифт:
Выяснилось к тому же, что экскурсовод, ясное дело, преувеличил: «Компьенский вагон», в котором были подписаны оба перемирия, 1918 и 1940 годов, вернее, то, что от него осталось, экспонируется совсем в другом месте, на «Поляне перемирия». Но для моего тогдашнего душевного состояния это не имело ровным счетом никакого значения.
Вперед, в спальный вагон! Купе № 2, только купе № 2...
Тайна купе №2
В самом деле, найдется ли чудак, который, услышав или прочитав слова «Восточный экспресс», вспомнит не о знаменитом детективном романе, а обо всех этих геополитических играх? Не верю. А если таковой найдется — что же, значит, эти заметки пишутся не для него.
Итак, бросив беглый взгляд на роскошные диваны салона, пробежав мимо изящных столиков ресторана (можно было бы даже пообедать — если б у меня были свободные 450 евро), наскоро восхитившись красным деревом отделки экспресса, я устремился в спальный вагон.
…Тот самый вагон.
…То самое купе.
…Холодок пробегает по спине.
Американец Рэтчетт, он же Кассетти, злодей-убийца и жертва жестокого убийства одновременно, — вот он, лежит на полке, укрытый с головой белой простыней, на которой четко выделяются пятна засохшей крови и порезы…
Как же удержаться от соблазна и не пересчитать эти раны?! Я знаю из романа, читаного-перечитаного, что их должно быть двенадцать:
«…Сколько ран, вы насчитали?
— Двенадцать…»[182]
Я тоже насчитал двенадцать. На меня поглядывали с недоумением остальные экскурсанты. А я считал. Меня осторожно похлопывали по плечу, просили «чуть-чуть подвинуться». А я считал. Раз, два, три… Двенадцать, да.
Ровно двенадцать.
Двенадцать…
И вот тут я, как сейчас говорят, «завис». Меня словно окутала прозрачная вязкая пелена, поглощающая звуки. Я не слышал ни гида, ни вопросов многочисленных туристов, сновавших туда-сюда. Не ощущал тонкие пряные ароматы французской кухни, струившиеся из вагона-ресторана. Я был один, один в этом легендарном вагоне, над мертвым телом, пронзенным смертоносным кинжалом двенадцать раз.
Поезд стоял в заснеженном поле, позади Стамбул, впереди Кале…
И не поезд вовсе. Вся роскошь, все эти узкие помещения, сверкающие никелем ручки-краны-винтики, обтянутые натуральной (!) кожей диваны и диванчики, облицованные красным деревом стены и двери, — все это была обстановка последнего пристанища, немедленно вызвавшая в памяти тесную роскошь гробницы Тутанхамона. И мумия… тело на полке… погребальное покрывало… красные пятна, словно красная охра…
Поезд, идущий с Востока к Владыке Запада, как сказано в египетской Книге Мертвых. Погребальная ладья.
«Я не убивал…
Я не притеснял…
Я не вредил…»
…Нет, снега не было, не было зимней ночи, хотя окно закрывали жалюзи, полумрак купе можно было принять и за ночной зимний…
Все вернулось. Экспозиция, экспонаты. Муляж, изображавший убитого персонажа романа. И старательно нанесенные музейным скульптором двенадцать ударов. И красная краска, которой тот же скульптор обвел каждый порез.
Именно там, в купе № 2, во время экскурсии по «Восточному экспрессу», впервые показалось мне, что концовка романа, объяснение, которое дает сыщик и которое молчаливо принимается всеми участниками, как-то… Как-то разочаровывает, не так ли?
Убийство в «Восточном экспрессе»
При всей любви к «королеве детектива», должен признаться: я НЕ люблю финалы ее романов. Причем именно лучших романов, в худших эта особенность не так бросается в глаза. Я был разочарован концовкой «Десяти негритят»: как же так! Такая потрясающая, глубокая, пугающая притча о неотвратимости возмездия, о том страшном, что нас всех ждет за последним порогом, и вдруг — посмертное письмо убийцы с откровенно театральными, бутафорскими разъяснениями. Перечитывая «Негритят», я никогда больше не дочитывал роман до конца. Я останавливался на последней фразе первого эпилога, когда полицейские разводят руками и признаются, что ничем не могут объяснить случившееся. А второй эпилог, с объяснительным рапортом
убийцы, не читал, не мог, он снижал притчу до уровня неправдоподобной, примитивной (да-да!) поделки. То же и с «Загадкой Эндхауза». Ведь дом, Эндхауз, фанатичной жрицей которого была преступница Магдала Бакли по прозвищу Ник, — он ведь на самом деле древнее языческое божество! Он требует жертв, чтобы жить, он убивает, защищаясь от меркантильности человеческой — руками последней, преданнейшей своей жрицы!А «Убийства в алфавитном порядке»? Непознаваемая, пограничная природа алфавита, на которой построена вся возвышенная мистика каббалы, алфавит, который, по мнению знаменитого каббалиста Авраама Абулафии, единственное из всех творений человеческих одновременно относится к миру материальному и миру идеальному, и потому только буквы могут помочь успешной медитации, прозрению души! И вот в конце романа вся эта невероятная, неземная мрачно-возвышенная история превращается опять-таки в совершенно никчемную историю убийства ради наследства. Тьфу ты, пропасть…
К сожалению, потрясающе воссозданная атмосфера таинственного, мистического, инфернального, атмосфера, которую Агата Кристи создавала виртуозно, тут у нее мало соперников, в том числе и за пределами «жанровой» литературы, — вся эта атмосфера самой же писательницей немедленно и разрушалась, едва ее герои, Эркюль Пуаро или мисс Марпл, принимались объяснять, что было «на самом деле». Ну, вот ей же богу! «Quelle deception!»[183] — как сказал бы на моем месте Пуаро, сокрушенно качая яйцевидной головой. Может быть, поэтому ни одна ее книга (за исключением разве что трагического «Занавеса», написанного еще в 1971 году, но изданного после смерти Кристи) не достигла уровня великой «Собаки Баскервилей», в которой до конца сохраняется восхитительная двусмысленность текста — при кажущейся завершенности дела. Загадка решена, но тайна, мрачная, непознаваемая тайна продолжает окутывать старые стены Баскервиль-холла.
«Убийство в Восточном экспрессе» относится к лучшим детективам Агаты Кристи. Или, во всяком случае, к самым известным. Не в последнюю очередь из-за многочисленных экранизаций. Действительно, далеко не все романы королевы детектива киногеничны, но с «Экспрессом» в этом смысле все в порядке. На родине великой писательницы роман включен в список «Девять величайших романов Агаты Кристи».
Правда, не все поклонники и представители жанра разделяют восхищение этой книгой. Рэймонд Чандлер, классик американского детектива, иронизировал по поводу сюжета:
«У Агаты Кристи есть роман с участием г-на Эркюля Пуаро, хитроумного бельгийца, изъясняющегося на французском языке из школьного учебника. Изрядно помучив свои “маленькие серые клеточки”, то бишь пошевелив мозгами, он приходит к гениальному выводу, что коль скоро никто из пассажиров некоего экспресса не мог совершить убийство в одиночку, то, стало быть, они сделали это скопом, разбив всю процедуру на последовательность простейших операций? Конвейерная сборка машинки для разбивания яиц! Задачка из тех, что ставит в тупик проницательнейшие умы. Зато безмозглый осёл решает ее в два счета»[184].
Чандлер и прав, и неправ одновременно. Разумеется, все, рассказанное в произведении Кристи, не имеет ровным счетом никакого отношения к реальности. Но и что из того? «Убийство в Восточном экспрессе» вовсе не реалистический роман, это роман детективный.
То есть фантастический.
Двенадцать ножей
…Замкнутое пространство роскошного спального вагона знаменитого на всю Европу «Восточного экспресса», идущего по маршруту Стамбул — Кале. Ограниченное число действующих лиц. Среди них — случайно оказавшийся в поезде великий сыщик Эркюль Пуаро. Вокруг вагона — занесенное снегом безжизненное пространство, безмолвное и бесконечное, напоминающее о ледяной пустыне последнего, девятого круга Дантова Ада (того самого, где мучаются предатели и сам Люцифер). Как сказано в другой классической детективной книге: «Сцена обставлена как нельзя лучше. Если дьявол действительно захотел вмешаться в людские дела...»[185] И — жестокое убийство одного из пассажиров, совершенное ночью неизвестно кем. Жертву обнаруживают в купе, на его теле — множество ножевых ран…