Базар житейской суеты. Часть 3

Но всего достопамятне былъ тотъ истинно-великій день, когда въ парк, на углу, появились собаки сэра Гуддельстона-Фуддельстона.

Это было великолпное зрлище для юнаго Родона. Въ половин одиннадцатаго, на противоположномъ конц парка, появился прежде всхъ Томъ Моди, дозжачій сэра Гуддельстона-Фуддельстона, сопровождаемый благородною сворою собакъ, образовавшихъ изъ себя стройную сплошную массу. Арріергардъ замыкался двумя егерями въ красныхъ казакинахъ, хавшими на двухъ тощихъ благовоспитаыныхъ лошадяхъ. Въ рукахъ ихъ, для поддержанія порядка, были длинные, предлинные бичи съ красивыми нахлестками, которыми, казалось, они владли въ совершенств, направляя ихъ на самыя тонкія и чувствительныя мста собачьей шкуры. Порядокъ былъ удивительный. Ни одна собака не смла выступить изъ своры, или поднять морду, хотя бы передъ носомъ ея пробжалъ заяцъ или кроликъ.

Слдуетъ затмъ парень Джекъ, сынъ Тома Моди. Вситъ онъ всего только два пуда съ небольшимъ, ростъ его — сорокъ-восемь дюймовъ, и есть надежда, что парень Джекъ никогда не поднимется выше. детъ онъ на огромномъ худощавомъ охотничьемъ кон, и сидитъ на сдл исполинскаго размра. Конь этотъ есть любимое животное сэра Гуддельстона-Фуддельстона, и зовутъ его Индійскій набобъ. Другіе кони, управляемые миньятюрными всадниками, идутъ одинъ за другимъ, медленнымъ и ровнымъ шагомъ, въ ожиданіи своихъ господъ, которые должны немедленно прискакать на Королевину усадьбу.

Томъ Моди приближается къ главному подъзду. Буфетчикъ встрчаетъ его съ рюмкой и графиномъ водки, но благородный спортсменъ не вкушаетъ до времени ни пива, ни вина. Онъ и вся свора отправляются въ отведенный для имъ уголъ на лужайк, собаки бгутъ въ разсыпную, катаются на трав, играютъ, лаютъ, кусаютъ одна другую въ знакъ дружбы, или свирпютъ, бросаются другъ на друга и грызутся, пока могучій голосъ Тома или нахлестка его бича не полагаютъ предла этой ссор, но вотъ слдуютъ одинъ за другимъ, на простыхъ лошадкахъ, молодые джентльмены, забрызганные и выпачканные по колно въ грязи. Нкоторые тотчасъ же входятъ въ домъ, выпиваютъ по рюмк вишневки, и свидтельствуютъ свое почтеніе дамамъ, другіе, боле скромные, отчищаютъ грязь съ своихъ сапоговъ, передаютъ груму простыхъ лошадокъ, садятся на охотничьихъ коней, и разогрвають свою кровь предварительнымъ галопированьемъ по широкому лугу. Затмъ вс джентльмены группируются около гончихъ, разговариваютъ съ дозжачимъ о подробностяхъ прошлой охоты, о достоинствахъ Плаксы и Алмаза, о современномъ состояніи полей и лсовъ, и о скверной пород лисицъ.

Но вотъ и самъ сэръ Гуддельстонъ-Фуддельстонъ на кургузомъ скакун знаменитой шотландской породы. Величаво подъзжаетъ онъ къ замку, входитъ въ гостиную, раскланивается съ дамами, и не теряя драгоцннаго времени, быстро принимается за дло. По данному сигналу собаки выступаютъ изъ своего убжища, и въ стройномъ порядк подходятъ къ подъзду. Маленькій Родонъ, изумленный и полуиспуганный, вертится между ними, съ робостію принимая ласки отъ ихъ волнующихся хвостовъ. Дозжачій покрикиваетъ и размахиваетъ бичомъ направо и налво.

Между-тмъ сэръ Гуддельстонъ возслъ на своего Индійскаго Набоба.

— Не мшаетъ сперва попробовать, Томъ, у Сойстера Спинни, говоритъ баронетъ. Фермеръ Мангель сказывалъ мн, что онъ видлъ недавно двухъ лисицъ на его земл.

Томъ трубитъ въ рогъ и отъзжаетъ легкой рысцой, сопровождаемый всею сворой. За ними тянутся егеря и молодые джентльмены изъ Винчестера. Ихъ сопровождаютъ вс окрестные фермеры и вс земледльцы, для которыхъ этотъ день — великій праздникъ. Сэръ Гуддельстонъ-Фуддельстонъ замыкаетъ арріергардъ вмст съ полковникомъ Кроли. Немедленно весь кортежъ скрывается изъ глазъ.

Достопочтенный Бьютъ Кроли, руководимый чувствомъ скромности и смиренія, считалъ неприличнымъ для себя явиться въ публичномъ мст передъ окнами своего племянника. Дозжачій Моди помнитъ очень хорошо, какъ, сорокъ лтъ назадъ, мистеръ Бьютъ, тогда еще лихой баккалавръ Оксфордскаго университета, объзжалъ самыхъ дикихъ лошадей, перескакивалъ черезъ рытвины и буераки, черезъ быстрые ручьи и даже черезъ крестьянскіе заборы. Его достопочтенство вызжаетъ теперь на своемъ могучемъ ворономъ кон, встрчаетъ передъ паркомъ сэра Гуддельстона, и смиренно присоединяется къ джентльменской свит.

Наконецъ гончія собаки и всадники исчезаютъ вс до одного, и маленькій Родонъ стоитъ на крыльц, изумленный и счастливый.

Такъ проходили святки на Королевиной усадьб. Родонъ веселился напропалую, и былъ доволенъ всмъ, чтони приходилось ему видть и слышать. Дядюшка Питтъ, всегда холодный, серьёзный и обремененный кабинетными занятіями, повидимому, не чувствовалъ особенной благосклонности къ рзвому племяннику; зато тётушка, миледи и дв незамужнія тётки полюбили его какъ-нельзя лучше. Съ маленькими дтьми Родя подружился еще въ первый день своего прізда, и тогда же пріобрлъ благорасположеніе мистера Джемса, изъ Пастората.

Мистеръ Джемсъ, съ нкотораго времени, ухаживаетъ за одной изъ молодыхъ леди въ джентльменскомъ замк, и сэръ Питтъ поощряетъ его склонность, давая деликатнымъ образомъ знать своему кузену, что онъ готовъ, при первой возможноети, выхлопотать для него теплое мстечко. Джемсъ отказался отъ шумныхъ удовольствій, и не любитъ этой парадной охоты, изрдка стрляетъ онъ только утокъ и бекасовъ, и посвящаетъ свою дятельность истребленію крысъ на гумнахъ и въ анбарахъ. Посл святокъ онъ удетъ въ Оксфордъ, и постарается съ успхомъ выдержать окончательный экзаменъ. Онъ уже не носитъ больше ни зеленыхъ сюртуковъ, ни красныхъ галстуховъ, и серьёзно думаетъ о перемн своего образа жизни передъ вступленіемъ въ общественную должность. Протекціей Джемсу сэръ Питтъ надется уплатить фамильный долгъ семейству достопочтеннаго Бьюта. Это будетъ и дешево, и великодушно.

Прежде, однакожь, чмъ кончились веселыя святки, сэръ Питтъ Кроли, собравъ все свое мужество, ршился вручить младшему брату вексель на своего лондонскаго банкира — на сумму во сто фунтовъ. Это была великая жертва, и баронетъ принесъ ее съ замираніемъ сердца. Вскор, впрочемъ, онъ утшился мыслью, что теперь справедливо станутъ считать его великодушнйшимъ изъ смертныхъ. Родонъ-отецъ и сынъ оставили Королевину усадьбу съ тяжкими воздыханіями и сокрушеніемъ сердечнымъ. Бекки и леди Дженни разстались довольно холодно, хотя съ изъявленіями обоюдныхъ желаній продолжать вчную дружбу. Въ Лондон ожидали нашу героиню новыя обязанности и новыя занятія, на которыя мы намекнули въ предъидущей глав. Подъ ея надзоромъ праддовскій домъ на большой Гигантской улиц принялъ самыя изящныя формы, и уже все было готово, когда сэръ Питтъ и его семейство, при открытіи парламентскихъ засданій, пріхали въ Лондонъ, гд на этотъ разъ баронетъ долженъ былъ окончательно выступить на ту блестящую каррьеру, которая одна только могла быть достойною его возвышеннаго генія и великихъ юридическихъ талантовъ.

Въ первый парламентскій сезонъ, хитрый и утонченный дипломатъ глубоко хранилъ въ тайник своей души вс свои замыслы и проекты, и одинъ только разъ открылъ уста свои, когда ему, какъ представителю узда, необходимо было представить просьбу отъ жителей Модбери. Но онъ неукоснительно являлся на свое мсто, и тщательно изучалъ весь ходъ парламентскихъ длъ. Дома, въ своемъ кабннет, сэръ Питтъ Кроли денно и нощно углублялся въ чтеніе «Синихъ Книгъ», къ великому удивленію и безпокойству леди Дженни, которая думала весьма основательно, что супругъ ея убиваетъ себя необыкновеннымъ напряженіемъ умственныхъ силъ въ поздніе часы ночи. Скоро баронетъ познакомился съ министрами и со всми представителями своей партіи, разсчитывая впослдствіи играть между ними блистательную роль. Тихій нравъ леди Дженни; ея ласковость и кротость, внушали Ребекк совершеннйшее презрніе къ супруг баронета. Безъискусственная простота, сопровождавшая вс поступки и движенія леди Дженни, возмущала какъ-нельзя больше джентльменскія чувства нашей героини, и случалось по временамъ, что даже другіе замчали, какъ она думаетъ о своей невстк. Въ свою очередь, присутствіе Ребекки безпокоило и леди Дженни. Ея мужъ безпрестанно разговаривалъ съ мистриссъ Бекки. Между ними, повидимому, водворилось самое тсное согласіе, и Питтъ говорилъ съ нею о такихъ предметахъ, о которыхъ и не думалъ разсуждать съ своей женой. Миледи, конечно, не понимала этого разговора, но все же ей непріятно было обрекать себя на молчаніе въ обществ такихъ говоруновъ. Еще непріятне было слышать, какъ смелая и бойкая мистриссъ Родонъ быстро переходитъ отъ одного предмета къ другому, забавляя своими шуточками всхъ джентльменовъ, готовыхъ ловить на-лету каждое ея слово. Можно ли сидть спокойно, сложа руки, въ своемъ собственномъ дом, тогда-какъ другая женщина составляетъ душу этого дома?

Еще въ деревн, когда леди Дженни разсказывала сказочки и нравоучительныя повсти окружавшимъ ее маленькимъ дтямъ — въ томъ числ Родону, который, какъ сказано, очень любилъ свою тётку — Ребекка, присутствіемъ своимъ, совершенно разстроивала эти интересныя бесды. Она входила въ комнату съ какимъ-то зловщимъ ввдомъ, и бдная леди Дженни чувствовала невольную робость подъ вліяніемъ этихъ саркастическихъ зеленыхъ глазокъ. Ея простые, незатйливые вымыслы испарялись изъ ея головы и улетали неизвстно куда, какъ сказочныя волшебницы исчезаютъ передъ появленіемъ злаго духа. Языкъ ея не шевелился, и она уже не могла идти впередъ, хотя Ребекка, съ легкимъ отраженіемъ насмшки въ своемъ голос, просила ее продолжать очаровательную сказочку. Мистриссъ Бекки ршительно ненавидла эти простыя удовольствія и ребяческія мысли, несогласныя съ настроеніемъ ея собственнаго духа. Дти и любители дтей не имли никакой цны въ ея глазахъ.