Базар житейской суеты. Часть 3
Шрифт:
Супруга полковника, старая наша пріятельница, водворилась въ Мадрас, какъ у себя дома. Уютная квартира въ брюссельской гостиниц, или кочевье подъ развсистой палаткой — для нея все равно. Впродолженіе похода, леди Одаудъ шествовала впереди Трильйоннаго полка, возсдая на хребт слона. Этотъ же хребетъ служилъ для нея сдалищемъ. когда она отправилась съ своими неустрашимыми соотечественниками на тигровую охоту. Туземные князьки принимали ее и Глорвину, съ удивительною благосклонностію, въ своихъ зенанахъ, и предлагали, къ ея услугамъ, шали и брильянты, отъ которыхъ однакожь леди Одаудъ, скрпя сердце, принуждена была отказываться. Часовые отдаютъ ей честь всюду, гд только она показывается, и умилительно видть, какъ храбрая дама притрогивается къ своей шляп, отвчая на ихъ салютъ. Леди Одаудъ дйствительне считается самою воинственною дамою во всемъ Мадрас. Ссора ея съ леди Смитъ, женою сэра Миноса Смита, мадрасскаго судьи, памятна еще до сихъ поръ нкоторымъ изъ жителей этой области. Леди Одаудъ отзвонила свою соперницу въ полномъ собраніи, и даже задла ея амбицію, объявивъ на отрзъ, что она презираетъ всхъ этихъ гражданокъ. Даже теперь, спустя слишкомъ двадцать пять лтъ, помнятъ весьма многіе, какъ леди Одаудъ, на балу у губернатора, отплясывала джигъ, и какъ она совсмъ затанцовала двухъ адъютантовъ,
Итакъ, Пегги Одаудъ все та же, какою мы знали ее за нсколько лтъ. Добрая и великодушная въ мысляхъ и поступкахъ, нетерпливая и бурная въ движеніяхъ, она командуетъ безконтрольно надъ своимъ Михаэлемъ, и справедливо считается дракономъ между всми дамами Трильйоннаго полка. Материнское ея покровительство, теперь какъ и прежде, распространяется на всхъ молодыхъ людей: она ухаживметъ за ними въ болзни, утшаетъ ихъ въ скорби, защищаетъ въ напастяхъ, и слыветъ истинною матерью между всми прапорщиками и подпоручиками своего полка. Но вс обер-офицерскія жены интригуютъ страшнйшимъ образомъ противъ леди Одаудъ. Он говорятъ, что Глорвина ужь слишкомъ задираетъ носъ, и будто сама Пегги невыносимо властолюбива. Тутъ есть частичка и правды. Однажды неустрашимая супруга Михаила Одауда разогнала и разсяла, съ большимъ скандаломъ, шайку Кувыркателей, которую вздумала было основать въ Мадрас мистриссъ Киркъ, уже начавшая, среди своихъ слушателей и слушательницъ, произносить эстетически-умозрительныя раци собственнаго сочиненія. Леди Одаудъ весьма основательно замтила, что если Трильйонный полкъ почувствуетъ нужду въ такихъ рацяхъ, такъ она съ удовольствіемъ предложитъ ему сочиненія собственнаго своего дядюшки, достопочтеннаго декана, а мистриссъ Киркъ всего лучше сдлаетъ, если бросивъ эти кувыркательскія засданія, будетъ сидть дома и починивать блье своего мужа. Въ другой разъ, она положила предлъ волокитству поручика Стоббля, который вздумалъ-было ухаживать за лекарской женой. Пегги Одаудъ, въ полномъ собраніи, потребовала съ него деньги, которыя онъ былъ ей долженъ, и легкомысленный молодой человкъ, не думая больше о своей интриг, взялъ отпускъ за болзнью, и ухалъ въ Капъ. Съ другой стороны, она пріютила у себя и защитила бдную мистриссъ Поски, убжавшую однажды ночью отъ преслдованій своего взбшеннаго мужа, который принялся буянить немилосердо посл выпитыхъ имъ двухъ бутылокъ водки. Пегги спасла несчастнаго отъ пагубныхъ послдствій delirii trementis, и вынудила его дать торжественную клятву, что онъ не будетъ больше пьянствовать во всю свою жизнь. Словомъ сказать, при несчастныхъ обстоятельствахъ, Пегги Одаудъ была самою лучшею утшительницею въ мір, но не было друга сварливе и безпокойне ея при обстоятельствахъ счастливыхъ. Всюду и всегда она проникнута была глубокимъ сознаніемъ собственныхъ достоянствъ, и мужественно побждала всякія препятствія на пути къ предположенной цли.
Между-прочимъ она забрала себ въ голову, что старинный нашъ пріятель, майоръ Доббинъ, непремнно долженъ жениться на сестр ея, Глорвин. Мистриссъ Одаудъ знала ожиданія майора, высоко цнила добрыя его свойства и хорошую репутацію, какою онъ пользовался въ полку. Тутъ нечего было и сомнваться, что сама судьба предназначила Глорвин составить счастье такого человка. Это была молодая, голубоокая красавица съ чорными какъ смоль волосами и цвтущими розами на щекахъ. Она здила на кон какъ гусаръ, танцовала какъ сильфида, пла какъ жаворонокъ: какой еще невсты нужно было для майора? Это ужь само собою разумется, что плаксивая Амелія ни въ какомъ отношеніи не могла сравниться съ миссъ Глорвиной.
— И посмотрите, какъ Глорвина входитъ въ комнату: плыветъ вдь точно пава, говорила мистриссъ Одаудъ, я очень люблю бдняжку Эмми, но вы сами знаете, какъ она плаксива и робка: курица заклюетъ ее у насъ въ полку. Глорвина достойна васъ, майоръ, и вы достойны Глорвины. Вы созданы другъ для друга. Вы человкъ спокойный, тихій, и жена съ веселымъ нравомъ будетъ для васъ истиннымъ сокравищемъ. То правда, что порода ея не такъ знаменита, какъ Мелони, или, Моллой-Гленмелони, но все же позвольте вамъ замтить, что древность ея фамиліи можетъ служить предметомъ гордости для всякаго нобльмена.
Но прежде чмъ великодушная Пегги принялась расточать эти ласки майору Доббину, склоняя его на сторону Глорвины, мы обязаны признаться, что сама Глорвина расточала любезности всякаго рода на многихъ, европейскихь и азіатскихъ пунктахъ. Одинъ сезонъ прожила она въ Дублин, и мы не умемъ пересчитать, сколько сезоновъ она провела въ Корк. Киллерни и Малло. Она безъ разбора волочилась за всми военными, пригодными для женитьбы, и вс помщики-холостяки служили безразлично мишенью для ея сердечныхъ цлей. Шесть или семь джентльменовъ въ рландіи были съ ней очень любезны; но вс они, неизвстно вслдствіе какихъ причинъ, оставили ее одинъ за другимъ. Въ Мадрас и на военной станціи переволочилась она чуть-ли не за всми офицерами поодиначк, и повидимому не безъ успха. Вс удивлялись миссъ Глорвин, вс танцовали и любезничали съ ней, но ни одинъ джентльменъ, удобный для женитьбы, не сдлалъ предложенія голубоокой красавиц съ черными волосами. То правда, безъусый прапорщикъ вздыхалъ по ней очень долго, и двое безбородыхъ джентльменовъ по статской части формально объяснились ей въ любви, но всмъ имъ отказала миссъ Глорвина, отказала на отрзъ. А между-тмъ, даже младшія ея подруги безпрестанно выходили замужъ, одна за другой! Такова судьба. Есть женщины, умныя и прекрасныя, которыя однакожь никакъ не могутъ попасть въ милость къ Гименею. Он влюбляются съ рдкимъ великодушіемъ во всякаго молодаго человка, танцуютъ напролетъ чуть-ли не вс зимнія ночи, гуляютъ и катаются верхомъ чуть-ли не каждый поэтическій вечеръ, и что же? Проходитъ десять, двадцать лтъ, а какая-нибудь миссъ Огреди — все та же, вчно юная, вчно цвтущая миссъ Огреди, жаждущая обручиться съ идеальнымъ другомъ сердца. Глорвина была однакожь убждена, что не поссорься Пегги съ этой женой мадрасскаго судьи, счастье ея за океаномъ утвердилось бы на прочномъ основаніи. Нкто мистеръ Чотни, человкъ пожилой, лтъ этакъ шестидссяти, уже совсмъ хотлъ-было сдлать предложеніе миссъ Глорвин, да только Пегги Одаудъ, своимъ взбалмошнымъ характеромъ, испортила все дло, и мистеръ Чотни, вроятно съ горя, предложилъ свою руку молоденькой тринадцатилтней двчонк, только-что привезенной изъ одного европейскаго пансіона.
Очень хорошо. Хотя Пегги Одаудъ и миссъ Глорвина жили между собою, съ позволенія сказать, какъ кошка
съ собакой и бранились по тысяч разъ каждый Божій день (я право не понимаю, какъ это Михаэль Одаудъ, въ обществ такихъ женщинъ не сошелъ съ ума; это обстоятельство доказываетъ неопровержимымъ образомъ, что былъ онъ кротокъ духомъ, и смиренъ сердцемъ, какъ ягненокъ), однакожь об он, съ удивительнымъ единодушіемъ, стояли на томъ пункт, что Глорвина, во что бы ни стало, должна выйдти за майора и на общемъ совт было ршено, не давать Доббину покоя, пока онъ не запутается въ супружескихъ стяхъ. Дйствуя сообразно такому предначертанію, миссъ Глорвина, несмотря на предшествующія сорокъ или пятьдесятъ пораженій, повела аттаку ршительно и смло. Она пла Доббину ирландскія мелодіи, и весьма часто обращалась къ нему съ патетическими вопросами въ род слдующаго: «Не хотите ли вы пойдти со мной въ бесдку?» нужно было имть гранитное сердце, чтобъ отказаться отъ такого приглашенія. Но это еще ничего. Главная опасность предстояла не въ бесдк. Миссъ Глорвина неутомимо разспрашивала своего друга, какая грусть или тоска-злодйка омрачили его юные дни, и затмъ, выслушивая повсть о его военныхъ похожденіяхъ, заливалась горючими слезами, какъ Десдемона. Было уже сказано, что старинный и честный другъ нашъ любилъ упражняться на флейт въ свои досужіе часы: Глорвина пла съ нимъ дуэты, и леди Одаудъ великодушно оставляла комнату всякой разъ, когда молодые люди предавались этому музыкальному занятію. Глорвина принуждала майора здить съ ней верхомъ каждое утро, и вс видли, какъ они рисовались на прекрасныхъ коняхъ. Глорвина безпрестанно посылала къ нему записочки, выпрашивала у него книги, отмчая въ нихъ карандашомъ юмористическія или патетическія мста, пробудившія ея симпатію. Лошадьми майора, его слугами, ложками, чашками, паланкиномъ: всмъ этимъ поперемнно заимствовалась миссъ Глорвина. Что-жъ удивительнаго, если индійская публика назначила ихъ другъ для друга, и если слухъ объ этомъ дошелъ въ свое время до лондонскихъ сестрицъ майора, готовыхъ всей душой полюбить прекрасную невстку?Доббинъ между-тмъ, осаждаемый съ такимъ постоянствомъ и настойчивостью, продолжалъ хранить самое ненавистное спокойствіе духа и сердца. Онъ отдлывался обыкновенно добродушнымъ смхомъ, когда молодые товарищи Трильйоннаго Полка подшучивали надъ лестнымъ къ нему вниманіемъ миссъ Глорвины.
— Что вы тутъ толкуете, господа! говорилъ майоръ Доббинъ, она лишь только набиваетъ руку, практикуется надо мной, какъ на фертепьяно мистрисъ Тозеръ, потому-что на всей нашей станціи нтъ боле удобнаго инструмента. Я слишкомъ старъ для такой прекрасной леди, какъ миссъ Глорвина.
И продолжая попрежнему разъзжать съ Глорвиной на утреннія и вечернія прогудки, онъ въ тоже время писалъ для нея ноты, переписывалъ стихи для ея альбома, и неутомимо игралъ съ нею въ шахматы. Все это, какъ извстно, составляетъ простйшій и самый обыкновенный родъ занятій для британскихъ джентльменовъ, отправляемыхъ за океанъ. Другіе, напротивъ, не обнаруживая особенной склонности къ миролюбивому препровожденно времени у домашняго очага, отправляются на охоту бить кабановъ, куропатокъ и бекасовъ, или оставаясь на чьей-нибудь квартир, поигрываютъ въ карты и потягиваютъ водку.
Сэръ Михаэль Одаудъ, съ своей стороны, отказался наотрзъ принимать какое бы то ни было участіе въ замыслахъ своей супруги и сестры, хотя об леди неоднократно упрашивали его принудить ненавистнаго майора къ интересному объясненію, и вдолбить въ дубинную его голову, что честный джентльменъ не долженъ такимъ постыднымъ способомъ мучить и томить невинную двушку, привязавшуюся къ нему всей душой.
— А мн-то какая нужда? говорилъ старый воинъ, покуривая свой гукахъ, — майоръ не ребенокъ, и я ему не дядька. Самъ можеть обратиться къ вамъ, если Глорвина нужна для него.
Но всего чаще онъ пробовалъ извернуться разными шуточками, объявляя, напримръ, что «майоръ Доббинъ еще слишкомъ молодъ для поддержанія хозяйства, и поэтому написалъ онъ недавно письмо къ своей мама, требуя отъ нея приличныхъ наставленій и совтовъ; соотвтствующихъ такому торжественному случаю въ его жизни».
Этого мало. Безсовстный Одаудъ, въ частныхъ сношеніяхъ съ майоромъ, считалъ даже своей обязанностью предостеречь его противъ козней своей жены и сестры.
— Смотри, братъ Добъ, говоридъ оии держи ухо востро. У меня тамъ собираются навести на тебя такую баттарею… понимаешь? Жена выписала недавно изъ Европы огромный ящикъ разнаго хлама, и между прочимъ кусокъ розоваго атласа для Глорвины. Это не поведетъ къ добру, если ты разинешь ротъ, пріятель, атласъ сдлаетъ свое дло, и ты какъ-разъ попадешь въ силки.
Дло въ томъ однакожь, что ни красота, ни хитрыя изобртенія моды, не оказывали побдительнаго вліянія на сердце майора. Почтенный другъ нашъ создалъ въ своемъ мозгу особый женскій идеалъ, нисколько не похожій на миссъ Глорвину въ ея розовомъ атлас. Кроткая, слабая и нжная женщина въ черномъ плать, съ большими глазами и каштановыми волосами; говоритъ она очень рдко, и мелодическій голосокъ ея не иметъ ни малйшаго сходства съ голосомъ Глорвины; нжная молодая мать съ ребенкомъ на рукахъ, съ улыбкой приглашающая майора взглянуть на этого младенца, розощекая двочка, которая когда-то порхала и пла какъ беззаботная птичка на Россель-Сквер, и потомъ, любящая и счастилвая, облокачивалась на плечо втреннаго Джорджа Осборна — таковъ былъ этотъ образъ, наполнявшій, денно и нощно, всю душу честнаго майора. Очень можетъ быть, что Амелія не совсмъ была похожа на портретъ, созданный воображеніемъ майора, хранилась у него въ одномъ изъ ящиковъ конторки модная картинка, которую Вилльямъ еше въ Лепдон, укралъ дома у своихъ сестеръ и привезъ въ Индію на свою мадрасскую квартиру, это, по его словамъ, совершеннйшая копія мистриссъ Эмми. Я видлъ картинку и могу уврить, что на ней было намалевано лицо какой-то бездушной куклы въ модномъ плать. Почему знать? Легко статься, что сантиментальная Амелія мистера Доббина была столько же непохожа на дйствительную мистриссъ Эмми, какъ и эта нелпая картинка, на которую онъ любовался въ сердечной простот? Но разв не вс влюбленные настроены на одинъ и тотъ же ладъ? И кто знаетъ, лучше ли имъ будетъ, если холодный разсудокъ разоблачитъ передъ ними обожаемый предметъ во всей нагот, и они должны будутъ признаться, что ошибались? Мистеръ Доббинъ именно находился подъ вліяніемъ этой чарующей силы, которая страннымъ образомъ извращаетъ обыкновенныя идеи к понятія здороваго человка. Онъ не любилъ ни съ кмъ разговаривать о своихъ чувствахъ, спалъ себ спокойно, и кушалъ съ удовлетворительнымъ аппетитомъ, несмотря на пассію своего сердца. Голова его немного посдла съ той поры, какъ мы видли его въ послдній разъ, но чувства его ннсколько не измнились: не охладли, не огрубли и не постарли. Любовь его была столько же свжа, какъ воспоминанія пожилаго человка о впечатлніяхъ дтскихъ лтъ.