Белая река. Гримерша

— Чем ты меня слушаешь, головой или задницей? — холодно поинтересовалась Алла. — Я русским языком три раза объявила, что ты будешь дублировать Машку. В той сцене, где героиня бросается в реку.

Даша открыла рот, чтобы с мягкой улыбкой отказаться, объяснить, что она не может прыгать в ледяную воду, она с детства боится воды и скорости, да и плавает она не очень хорошо… Но Алла Белая ее уже не слушала, она поднесла к накрашенным губам громкоговоритель и деловито раздавала очередные указания.

А вокруг смущенной Даши тотчас же засуетились люди. Машка Кравченко соорудила на ее голове нечто, отдаленно напоминающее небрежный пучок, затем намазала ее лицо гримом.

— Я и сама могу накраситься. — Даша попробовала оказать сопротивление.

— Сиди уж, — усмехнулась Kравченко, — сиди и морально готовься к подвигу. Как ты на это согласилась, ума не приложу.

«А как будто меня кто-нибудь спрашивал!» — уныло подумала Даша.

— Морду-то зачем мажешь? — скептически усмехнулся Медник. — Ее все равно будут снимать только со спины. Она ж статистка, а не актриса.

Гидрокостюм оказался прохладным и влажным.

— Он мне мал! — радостно объявила Даша, прыгая на одной ноге и пытаясь натянуть на нее липкую штанину. — Я не могу сниматься в этой сцене, потому что мне мал гидрокостюм!

— И не надейся, — ехидно улыбнулась Маша Кравченко, — гидрокостюм тебе в самый раз. Просто его сложно надевать. Я полчаса корячилась. Спасибо Гришеньке, помог.

Маша оказалась права — гидрокостюм облегал ее тело, словно вторая кожа.

— Если на него сверху налезь платье, то я буду выглядеть во всем этом как баба на чайник! — закапризничала Даша.

— Подумать только, еще актрисой не стали, а уже такие амбиции, — разозлилась Машка.

Даша замолчала и с опаской посмотрела на красавицу актрису. «Еще набросится на меня, она ведь не в себе», — подумала девушка.

— Что вы там возитесь, пора снимать! — взревел громкоговоритель голосом Аллы Белой. — Все на свои места. Машка, ты бери хлопушку!

— Вот еще, — фыркнула Кравченко, — буду я с хлопушкой бегать, как какая-то неудачница!

— Я буду с хлопушкой, — вызвался Гриша Савин. — Маш, а ты бы последила за своими словами.

— Не тебе меня учить, — огрызнулась Машка.

«Ну, ничего себе, — мысленно возмутилась Даша Громова, — человек всю жизнь из-за нее загубил, а она так с ним. Никакой благодарности!» Она сочувственно посмотрела на Гришку, он поймал ее взгляд, пожал плечами и улыбнулся.

— Все на свои места! — скомандовала Алла.

Даша заняла место рядом с Максимом Медником.

— Белая река, сцена вторая, дубль первый! — прокричал Гриша.

Максим взял ее за руку и с нежностью посмотрел ей в глаза. Это был взгляд профессионального актера-трагика, взгляд, от которого по коже бегут мелкие мурашки и почему-то хочется плакать. Даша постаралась вложить в ответный взгляд столько же боли и отчаяния. Ну и что, что ее снимают только со спины. Нельзя же равнодушно смотреть на человека с такими глазами. «А все-таки он неплохой актер, этот Медник, — подумала она, — вовсе не пустышка. Алла не права, он мог бы стать звездой».

— Внимание, Дарья, еще три секунды смотришь на него, затем прыгаешь в реку! — услышала она властный голос Аллы. — Один, два, три! Давай!

Этот крик, словно выстрел стартового пистолета, был осязаемым, он подтолкнул ее в спину; Даша бросилась к обрыву, на секунду остановилась. Внизу был ад, ледяной котел с бурлящей, пенистой водой, и эти смертоносные валы были до слез красивыми.

«Остановись, откажись, — pаccyдительно предложил внутренний голос, — а если точно решила прыгать, то не медли!»

И Даша шагнула вперед. Нога скользнула по влажной глине… Ледяная вода показалась раскаленным металлом. «Сейчас я сварюсь заживо!» — это была последняя запомнившаяся ей мысль. Даше казалось, что какая-то сверхъестественная сила тянет ее на дно. Вокруг нее водовороты белой пены. Может быть, у нее хватило бы сил всплыть, глотнуть жадно раскрытым ртом прохладный воздух, но Даша никак не могла сориентироваться — в какой стороне спасительное небо, а где — темное дно. Она беззвучно кричала и била ладонями по мягкой пене. Сильные волны толкали ее, рвали на части; она больше не была Дашей Громовой. Даша Громова бездыханным телом безвольно плыла по течению вниз, а она стала самой Белой рекой, разъяренней и сильной. Это она лизала мутными волнами прибрежные камни. Это она рассыпалась на тысячи белых брызг, взрывалась вверх, и снова падала вниз, растворяясь в мощном потоке. «Вниз, вниз, — шептала она, — к водопадам, к равнине, быстрей…»

АЛЛА

Снимали сцену признания в любви. Простенькая сценка — такую сыграли бы и участники школьной самодеятельности. Герой Медника подстерегает героиню Машки у реки, припадает на одно колено и, вручая букетик горных цветов, изливает душу. Загвоздка в одном — в конце лирическим герои должен был оросить ладони потенциальной невесты скупой мужской слезой. А Максим Медник, на этот раз, кстати, исправно выучивший текст, никак не мог заставить себя разрыдаться.

— Максим, ну ты же актер! — Алла взывала к его профессиональному долгу…

— Ага, а может быть, я комик, — ныл Медник.

— Или гомик, — пробормотала уставшая Кравченко.

— Ну, представь, что тебя бросила любимая женщина!

— Хорошо, попробую, — со вздохом согласился красавец.

Затрещала камера, Медник бросился на колени и схватил Машку за руку. Алла немного расслабилась. Все-таки Медник не такой уж и плохой актер, конечно, не Олег Меньшиков, но и не серая бездарность. Какое у него сейчас выражение лица — любой абитуриент ВГИКа скончался бы от черной зависти! Тонкая морщинка проявилась на идеально гладком лбу, горько искривились полные губы, слегка увлажнились и потемнели глаза.

— Я люблю тебя, Тамара, — еле слышно прошептал он, — правда, люблю.

Все затихли — настолько естественным и пугающе печальным выглядел Медник. Даже Алла Белая вдруг ощутила подозрительное пощипывание в носу. «Молодец, Максим, так держать, похоже, я в тебе ошиблась», — беззвучно шептала она. Нет, он не пустышка, он вовсе не тупой самовлюбленный актеришка, как она думала раньше. Он великий актер, настоящий актер, и место ему в кинематографе — рядом с Рудольфо Валентино.

— Да, я люблю тебя, — тем временем продолжил свой немногословный монолог герой, — я… я… — Его лицо как-то сморщилось, покраснел нос.

«Неужели и правда заплачет? — затаив дыхание, думала Алла. — Неужели?! Ну давай же, давай, зарыдай, ну…»

Но Максим Медник почему — то плакать не стал. И даже наоборот — он вдруг раскатисто захохотал, зажимая рот ладонью. Актер вел себя так, как будто бы только что услышал убойный анекдот. Кстати, смех его нельзя было назвать приятным и мелодичным — сотрясаясь от истерических спазмов, красавчик издавал какие-то сдавленные тонкие звуки.

— Что? Что случилось? — закричала Aлла. — Всем стоп! Да прекратите же его снимать, идиоты! Максим, что это, интересно, так тебя рассмешило?