Белая река. Гримерша

Алла Белая. Сначала Даше показалось, что природа одарила Аллу холодной красотой. Белая была леди — от безупречно уложенной челки до кончиков гелиевых ногтей. Как Марлен Дитрих или Вивьен Ли. Она была похожа на фотомодель начала века — тогда фотографам позировали исключительно знатные, холеные дамы.

Но однажды Алла позвала Дашу.

— Передайте кто-нибудь гримерше, чтобы подошла ко мне, — небрежно сообщила она, хотя Даша в этот момент находилась в нескольких метрах от самой Аллы.

Даша, конечно, поспешила к строгой режиссерше.

— Милая, я забила в гостинице косметичку, — Алла выплюнула колечко сигаретного дыма — колечко полетело прямо в Дашино лицо, — мне кажется, что у меня нос блестит и тушь потекла. Не могла бы ты это… отремонтировать?

— Конечно-конечно, — засуетилась Даша, — вам только тушь или тени тоже положить? У меня есть великолепные золотые румяна. Сейчас это очень модно.

Алла посмотрела на нее как Ив Сен-Лоран посмотрел бы на абитуриента курсов кройки и шитья.

— Милая, я же не хочу выглядеть как панельная девка. Только тушь.

Даша обиделась, но промолчала — с начальством не спорят. Она взяла пушистую кисточку для пудры. Приблизилась к Аллиному лицу и удивленно замерла.

Надо же, а Алла Белая, оказывается, совсем не красавица. Далеко нс красавица. Просто она ежедневно гримируется, — наверное, часами просиживает перед зеркалом, бедняжка. На крыльях ее носа — коричневый тональный крем. Если его смыть, выяснится, что нос Аллы крупноват и широковат. Губы ее выглядят по-модному полными и сексуальными только тогда, когда на них лежит блестящая помада. Брови тщательно выщипаны. Глаза умело и почти незаметно подведены.

Даша усмехнулась, представив себе холеную Аллу без макияжа. Наверное, никто из съемочной группы ни за что и не узнал бы режиссершу. И в этот же момент она с удивлением поняла, что естественная Алла нравится ей самой куда больше, чем искусно нарисованная. Пусть она не Синди Кроуфорд и далеко не Одри Хепберн. Зато ее внешность мягкая и русская, как у васнецовской Аленушки. Вот если бы отрастить Алле русую косу до пояса…

Снимали сцену знакомства главных героев. По сценарию должен был идти дождь. А в день съемки, как назло, выглянуло солнышко.

— Проблем-то, — улыбнулась похорошевшая на природе Машка Кравченко, — просто снимем сегодня другую сцену, а эту — когда на самом деле пойдет дождь. Или вообще сегодня можно устроить выходной — позагораем, погода-то классная!

— Это замечательно, что ты уже все придумала, — холодно улыбнулась Алла, — но я тебя разочарую. Мы будем снимать по плану. Сцену знакомства снимаем сегодня, так что всем переодеться.

— А дождь? — поинтересовался Медник.

— Ну наверняка у кого-нибудь в деревне найдется большая лейка. Постараемся обойтись крупными планами, — беспечно улыбнулась Алла.

Десятилитровая лейка действительно нашлась, — правда, предварительно Даше пришлось обежать половину деревни. Зато она познакомилась почти со всеми аборигенами. Оказывается, жители Гузерипля живо интересовались кинематографом и охотно сплетничали о Дашиных коллегах.

— А вот эта, тощая такая, неужели она тоже актриса? — поинтересовалась загорелая бабенка лет тридцати пяти, та самая, которая в итоге и дала Даше лейку.

— Да. Она играет у нас главную роль. Ее зовут Мария Кравченко, — объяснила девушка.

— Но она же тощая! — возмутилась баба. — Да я и то лучше!

Даша вежливо улыбнулась и ушла, унося с собою лейку.

Алла Белая обрадовалась Дашиной добыче — лейку моментально наполнили чуть подогретой на костре водой и вновь вручили Даше.

— Зачем она мне? — удивилась женщина.

— А кто, как ты думаешь, будет поливать Машку и Макса водой? Я, что ли? — процедила Алла.

Даша послушно взялась за прохладную ручку — между прочим, лейка оказалась нс такой уж и тяжелой — на первый взгляд. Правда, уже через десять минут рука, удерживающая предмет огородного инвентаря, безнадежно затекла — девушке показалось, что миллионы микроскопических жал терзают ее немеющую конечность.

— Давайте снимать дубли хотя бы через перерыв. Я больше не могу ее держать! — взмолилась Даша.

— Тебе за это деньги платят, — отрезала Алла, — никто и не обещал, что будет легко!

Но никто, с другой стороны, и не предупреждал, что будет так трудно. В тот день было снято четырнадцать дублей злополучной сцены. Из них всего пять удачных, а в остальном — как всегда: то Медник забывал свой текст, то Кравченко начинала визжать, что вода в лейке слишком холодная.

А главная проблема — макияж! Под «дождем» грим, любовно наложенный Дашей, таял, словно шоколадное мороженое на июльском солнцепеке. Конечно, в Дашином арсенале была специальная водостойкая косметика — такой пользуются девушки, занимающиеся синхронным плаванием. Но спортсменок зритель видит мельком и издалека, а Машино лицо снималось крупным планом! Поэтому каждые пятнадцать минут Даша заставляла Кравченко садиться на раскладной стульчик. Маша раздраженно вздыхала, имитируя поведение капризных кинозвезд. А Дашина кисточка порхала над ее лицом. Припудрить нос, обновить контур губ, расчесать слипшиеся реснички — и обратно, на съемочную площадку. Впереди следующий дубль.

А на другое утро Даша с трудом смогла оторвать от кровати измученную руку — это непривычные к физической работе мышцы отреагировали на мучительные «упражнения» с лейкой.

А ведь с момента их приезда в крошечный отель «Энектур» прошло всего несколько дней! Что же будет дальше, если уже сейчас се буквально разрывают на части? Но так или иначе, роптать бесполезно.

Время бежало, словно олимпийский чемпион на тренировке. Каждое утро Даша выходила из отеля пораньше и спускалась к реке. Мутноватая вода завораживала, мучительно хотелось снять одежду и окунуться в нее с головой, но Даша понимала, что делать этого нельзя — слишком холодно, да и течение быстрое, может увести. Здесь, наедине с рекой, Даша могла просидеть целый час; да она бы и дольше просидела, если бы ей нс надо было работать. О чем она думала? О Суздальцеве. О несостоявшемся великом путешественнике. О Грише Савине. И его невесте Маше Кравченко.

Она давно заметила, что на природе все чувства обостряются. Когда живешь в обычном городском панельном доме на третьем этаже, бегаешь, спеша, по тротуарам, спускаешься в подземку — словом, когда ты живешь в деловом ритме, чувства притупляются. Не волнуешься особенно, не грустишь. Словно твоя тоска — это попугай, который живет в клетке, накрытой черным платком. А здесь, в Гузерипле, кто-то сбросил платок с клетки, и Даша затосковала.

Сначала ей казалось, что она оплакивает Суздальцева, вернее, их безвременно погибшие отношения, но потом Даша поняла, догадалась: нет, Суздальцев ни при чем. Все дело в одиночестве. Она, Даша Громова, одинока. Всегда была одинокой. И, видимо, навсегда такой и останется.

Однажды утром, сразу после завтрака, Даша, как обычно, спустилась к реке. Она уже давно облюбовала себе местечко для сентиментальных размышлений и никогда ему не изменяла. Огромный, поросший буро-зеленым мхом камень, стоящий наполовину в воде; сидя на нем, так хорошо мечтается.

Подойдя к заветному местечку, она вдруг с удивлением заметила, что камень занят. На любимом Дашином булыжнике сидела Алла Белая — выпрямив спину и свесив ноги в сторону реки. Шикарные, дорогие брюки режиссерши сейчас были закатаны до колен, шелковая рубашка небрежно завязана на поясе.