Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Ты что? – недоуменно спросила Оля.

С самым таинственным видом он приложил к губам палец, потом им же погрозил:

– Оля, Оля! Ты в своем репертуаре.

– Не поняла.

– Брось. По-прежнему делаешь лишь то, что считаешь правильным? И это тогда, когда надо как приказано!

– Кем?

Алька, точно не слыша, продолжил, причем, как не без удивления поняла Ольга, в самом деле говорил по-новому. Честное слово, точно отчитывая!

– Если в райкоме кто услышал бы, о чем ты сейчас говорила… – И покачал головой, поднимая сквозняк ушами.

– Значит, все-таки подслушал?

– Я ж не нарочно. Дверь была открыта, – напомнил Альберт. – А если серьезно, Оля: к чему тебе, педагогу…

– Я не педагог.

– Будешь. Так для чего тебе брать на себя функции участкового?

Говорил-то он по-новому, а вот голосок гнусноват по-прежнему. К тому же добавилась какая-то манера цедить, растягивая слова, от чего получается снисходительно и оскорбительно.

– Видишь ли, Оля, когда так называемая общественность начинает оказывать содействие органам, обычно все это приводит к тому, что затрудняется деятельность…

– Кого – общественности или органов?

– Органов. У общественности жизнь затрудняется в том смысле, что органы не только должны преступников выслеживать, но и выручать попавших в беду активистов.

– Они такие, рвутся охранять правопорядок и немедленно попадают в беду.

– Да, по преимуществу так, – важно подтвердил Алька, точно не заметив шпильки. – И еще. Партизанские методы оповещения населения, по сути, те же слухи, только хуже. Они подрывают веру граждан в способность властей защитить их.

«И раз. И два. И три… И нос оботри», – чуть приведя в порядок дыхание, Ольга продолжила, как и ранее, спокойно, но не без сарказма, пусть все еще добродушно:

– Ты, Альберт, долго отсутствовал на малой родине…

– Были обстоятельства.

– …И не знаешь изменившейся обстановки. У нас стало многолюдно.

– Та-ак.

– Вот тебе и та-а-ак, – передразнила Оля. – В нашем районе полно народу – не только постоянно проживающего, но и проезжие и дачники имеются. На фабрику прибывает пополнение, не всегда приспособленное к городской жизни.

Алька не ответил, лишь кивал, точь-в-точь экзаменующий, выслушивающий неправильный, но любопытный ответ. Продолжайте, дескать, бредить, небесталанно. Ольга, внутренне закипая, продолжила:

– …И обеспечивать порядок должны лишь трое, из которых один сердечник, второй – старик, третий – фронтовик, неоднократно раненный. Что же, нас это не касается?

– Касается, касается, – успокоил Алька с таким видом, точно не он начал эту дискуссию, а это Ольга зачем-то пристает со своими выводами. – Очень хорошо и правильно говоришь, молодец.

– Говорю?!

– А что же ты делаешь? И правильно! Собственно, не все ли равно, где проявлять себя, если не работать руками…

– Что это значит? – резче, чем надо было, спросила она.

– Ну как же? – протянул он, оттопырив толстую губу. – У тебя педагогические способности, стало быть, правильно рассудила, став старшей пионервожатой. И для общего дела хорошо, и тебе тоже – и почет, и преимущества при поступлении, и для дальнейшего крутой трамплин. И заведующая библиотекой – отлично придумано! На конвейере, за станком каждая дурочка справится…

Ох, как подкатывает к горлу множество различных слов. И ведь каждое, вырвавшись, способно навеки опозорить. Оля, как давным-давно, на занятиях стрельбой, смиряла сердцебиение, выравнивала дыхание и потому спокойно, со стружкой металла в голосе спросила:

– Я просто согласилась на то, на что других желающих не нашлось. Но что мы всё обо мне да обо мне? Ты вот тоже вроде бы не на фабрике?

Алька простодушно признался:

– Я уже ходил в кадры.

– И что же?

– Ждут, рабочие руки нужны. Если не оформят в райком…

Ольга ушам своим не поверила:

– Тебя, в райком? Даже так…

– Ну а что ж. Я опытный общественник, организатор. Вот если по своей специальности не понадоблюсь – обязательно пойду на фабрику.

– Отлично! – саркастично похвалила Оля. – Вроде руками не отказываешься работать, но вот когда еще станет понятно, понадобишься ты или нет!

– Отнюдь, – Алька глянул на часы, – выяснится очень скоро. Я, собственно, к тебе забежал предупредить. В аккурат через… да, полчаса, плюс-минус, сюда как раз заявится комиссия, ты знаешь, по поводу книг. Тебя же предупреждали?

Оля так и подскочила:

– Что?! Так, так… спасибо. Альбертик, тебе больше ничего не надо?

– Вроде бы нет.

– Тогда извини, мне кое-что еще надо сделать.

– Я могу помочь?

– Нет, спасибо… ну то есть за предупреждение. Ох, Алик! Ну нет времени, ступай, ступай!

С немалым трудом удалось выставить его за дверь.

В самом деле, пока занималась этой партизанщиной, руки не дошли перепрятать все книжки, к которым можно было бы придраться. То есть некоторая часть была увязана и переправлена домой, на чердак, но на полках оставалось еще что-то. Ведь нашел этот проклятый Судоргин Бабеля!

«Вот он. В сушильню! Все в нее, в темную комнату не сунутся».

Так-так, прочесать самым частым гребнем! Где-то в периодике затерялась лично переплетенная прошлым библиотекарем самодельная брошюрка журнала «Октябрь» с началом повести Зощенко, как ее? «Перед восходом солнца». Вот она. Еще – дореволюционное издание «Страсти молодого Вертера» Гете. Никак не осилить, страсти страстями, но и лексика – язык сломать можно.

Ощущая себя связником перед визитом гестаповцев, Ольга пихала и пихала в сушильный шкаф книги и журналы. Многая и благая лета Пельменю, который сколотил его таким огромным! Так. Вроде бы последним туда отправляется Хемингуэй со своим колоколом, английское издание сорок третьего года.

Ольга сдула со лба волосы, перевела дух – и лишь сейчас услыхала, как в дверь библиотеки постукивают, еще деликатно, но настойчиво.

…Так нередко бывает: ждешь в трепете душевном какого-то события, а когда оно на пороге, то выясняется, что нечего было паниковать. Комиссия состояла из одной знакомой комсомолки и одной незнакомой, лет двадцати пяти. На первый взгляд – пугающая особа: коротко стриженная, в круглых проволочных очках, с острым носом крючком, нависающим над губами в ниточку. Но она с доброжелательным видом протянула руку, отрекомендовалась новым третьим секретарем райкома, Татьяной Михайловной, предложила самым товарищеским образом: