Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Товарищ Остапчук!

– Да я шестой десяток как он самый.

– Вам-то что?!

– Ничего, ничего, – утешил старший коллега, – и не груби. А то сама отправишься на Петровку. Между прочим, кто у тебя больной-то? Или у самой больничный?

– Мишка.

– Ах ты, мать-ехидна, хворого ребенка бросила на золовку… – попенял Остапчук и осторожно уточнил: – Что, и бумага имеется, бюллетень?

– Имеется, – призналась, сгорая от стыда, Катя.

– Ай-ай, и Маргариту в свои махинации замешали?

Введенская густо покраснела, но все-таки закруглила разговор вполне почтительно:

– Спасибо, что согласились помочь, Иван Саныч. Всего доброго.

Они расстались, разойдясь на противоположные платформы – Катерина на окраину, Саныч – в центр.

С упомянутым всуе Акимовым сержант пересекся уже на Петровке. Неясно, почему лейтенант так долго добирался до главка – наверняка, судя по старательно скрываемой промасленной коробке, доставал своим дамам какие-то столичные яства сахарные.

Но сейчас он сдавал Волину честные трофеи – «пальчики» собственной падчерицы и специально выловленного Маслова. Как раз когда сержант стучался в кабинет, капитан оценивал плоды акимовских трудов:

– Что ж, сработано вполне профессионально! Отлично. Отпечатки пальцев Пожарского я запросил, доставят из картотеки. Так-то более никому фотоаппарат не попадал в руки?

– Полагаю, что нет, товарищ капитан. Вещь дорогая, кому попало ее не выдавали, – объяснил Акимов.

– Это хорошо. Да-да, войдите. А, Иван Александрович! Все отделение в сборе. Вы тоже с какой-то добычей?

Сержант кратко, стараясь врать по минимуму, изложил версию, согласованную с Введенской. Виктор Михайлович, вежливо склонив голову, одобрительно кивал, глядя в стол, якобы что-то записывая. Вроде бы что-то записывал, но Саныч (ибо на воре шапка горит) был уверен, что капитан не желает видеть, как лжет пожилой человек.

Осмотрел доставленные вещдоки:

– Проверим. В самом деле, ваши… ну, подозрения, они очень, весьма… ценные. Вы сказали, что описала его смутно. Но сознательная гражданка-агент при необходимости сможет опознать?

– Она женщина понятливая, – туманно отозвался Саныч.

– Вы ее предупредите о том, чтобы немедленно подать сигнал, если он снова появится.

– Так точно.

– Очень хорошо, – встав, Волин пожал им руки, – что ж, товарищи, выражаю благодарность за проявление бдительности. Очень, очень помогли, обязательно доложу об этом командованию. Если появятся новые детали, подозрения, попрошу докладывать мне лично. Лично мне, понимаете?

И, получив заверения в том, что все понятно, мимоходом спросил про здоровье сына Катерины Сергеевны.

Акимов глянул на Саныча, тот не моргнув глазом сообщил:

– Хворает мальчонка. Грипп, что ли, подцепил или какую скарлатину. Мамка глаз не смыкает, ночи и дни напролет с ним сидит как привязанная.

– Такова женская доля, – резюмировал Волин. – Передайте товарищу Введенской, чтобы сосредоточилась на излечении ребенка. И не отвлекалась.

Попрощавшись, сорокинские покинули кабинет.

Виктор Михайлович набрал номер НТО:

– Капитан Волин. Сообщите, пожалуйста, готовы ли результаты по моему фотоаппарату? Да, «ФЭД». Спасибо! Я подойду через десять минут.

Второй и третий звонок он совершил, вызывая гражданок Иванову, тетку несовершеннолетней Марии Ивановой, и Федосееву, сестру девочки Лии, которая одолжила ей «на выход» маленькие серебряные сережки с крошкой аметиста.

Были известны теперь имена всех трех девочек. Установлены также и лица, с которыми они встречались в тот день в парке, – это были три разных человека, три паренька. Все трое не могут подтвердить своего алиби: попрощались с девчатами и пошли себе, о несчастье узнали позже.

Все трое в камерах. Общественность, друзья, у кого есть – родственники обивают пороги, потрясая отличными характеристиками, то умоляя, то грозя дойти до Михаила Ивановича Калинина, Кремля и далее. Опытный Волин отвечал на все вежливо: ведется следствие, отрабатываются на причастность, все представленные вами материалы будут подшиты к делу и обязательно учтены. А ребяткам придется посидеть, иначе невидимый негодяй так и не проявит уродливую морду.

Глава 4

В назначенное время Ольга явилась в райком. Постучалась в кабинет с табличкой, уведомляющей, что за ней находится третий секретарь Ионова Т. М., дождалась разрешения. Вошла и удивилась: Татьяна Михайловна, та самая, в очках, стояла в открытом окне и мыла стекла. Никого более не было.

Ольга огляделась не без недоумения:

– Здравствуйте.

– Заходи, Оля, – третий секретарь, как простая смертная, легко спрыгнула с подоконника, – присаживайся.

– Спасибо. Я что, рано?

Татьяна глянула на часы:

– В самый раз, а что?

– Я думала…

– А, ты имеешь в виду – где все? Не волнуйся, синедрион в отпуске, палач в командировке, – Ионова улыбнулась, – не собираемся мы тебя перед строем расстреливать! Ты ценный работник, наш товарищ. Выявлены существенные упущения, но я желаю провести собеседование в индивидуальном порядке, по-человечески выяснить причины. Так что валяй, рассказывай.

Ольга и рассказала все с самого начала. Откуда вообще взялась эта школьная библиотека, как она собиралась – то есть как свозили со всего района книги, брошенные хозяевами, хотя совершенно спокойно могли сжечь их для отопления. О собственных муках по поводу того, что, с одной стороны, долг, с другой – рука не поднималась отправить на помойку замечательные издания, некоторые из которых антикварные, с ятями и замечательными иллюстрациями.

Татьяна, устроившись не за своим столом, а напротив, слушала, кивала и, дождавшись, когда Гладкова замолчала, вздохнула:

– А ведь лукавишь, Оля. И что самое плохое – передо мной, товарищем. Я ведь не вражеский агент, не шпион и лишь ненамного тебя старше.

– В чем же я лукавлю? – тихо спросила Ольга, но взгляд все-таки отвела.

– В том, что вот-вот собиралась очистить полки. Не собиралась.

Еще раз вздохнув, Ионова встала, принялась ходить туда-сюда.

– Изучила я твое дело, Оля. Знаешь, что лично меня обеспокоило?