Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Труп Заворыкина бережно завернули в плащ-палатку, с превеликой осторожностью разместили в кузове. Барсуков нарвал охапку пахнущей свежим дурманом росистой травы, в которой густо пестрели ромашки, васильки, другие луговые цветы, и аккуратно разложил все это на досках, чтобы товарищу, даже мертвому, было мягче лежать на твердой поверхности.

Между тем лодка с бандитами, перегруженная сверх меры краденым товаром, подходила к фарватеру. В это время по нему как раз двигался гражданский теплоход «Оленич», подавая пронзительные сигналы, чтобы в тумане не столкнуться с другим судном.

На носу лодки стоял бандит по кличке Рында, невысокого роста, но довольно широкий в плечах лысый мужичок лет под пятьдесят. Свое прозвище он получил оттого, что имел баритонистый надтреснутый голос, как будто у медного колокола в самом ответственном за его звучание месте вдруг возникла приличная трещина. Одно время Рында принимал участие в путине на Каспии, все это вместе и послужило причиной его погоняла. Рында мнил себя морским волком, носил сопревшую от многолетнего ношения бессменную синюю тельняшку и относился к остальным бандитам с вызывающим презрением, отчего был бит своими подельниками по опасному ремеслу неоднократно. Но своего отношения к ним за все время так и не изменил.

Напряженно всматриваясь в густой туман, клубившийся мириадами влажных капель перед глазами, Рында вдруг увидел буквально в нескольких кабельтовых медленно проплывающую мутную махину теплохода.

– Стоп, машина! – заорал он, как оглашенный, перепугавшись, что тяжеловесное судно разобьет их утлую лодку в щепки. – Стой, кому говорю! – вновь заорал он, обернувшись и, видя, что нерасторопный Рохля растерянно крутит головой, еще не совсем понимая причину столь поспешной остановки, метнулся к нему и сам принялся торопливо работать одним веслом, стараясь замедлить ход лодки. Не так быстро, но лодка все-таки остановилась, развернувшись правым бортом к теплоходу, опасно покачиваясь на волнах.

– Мудила, – безжалостно обозвал гребца Рында. – Салага! – добавил он через секунду, не сдержавшись от пережитого страха. – Баклан!

– Ты кого бакланом обозвал? – возмутился Рохля, не стерпев такого обращения к себе, и резко поднялся с места. – Удавлю, паскуда!

Они сцепились, раскачивая и без того низко осевшую корму лодки. А тут подоспели и расходившиеся волны от следа теплохода, который уже подавал гудки вдалеке. Дойдя до лодки, крутая волна высоко подняла ее и закачала так, что лодка черпанула правым бортом раз, другой… Еще немного воды, и она бы пошла ко дну.

– Утонем! – запаниковали взрослые вроде бы люди, неожиданно осознав своими пропитыми мозгами, что смерть находится совсем рядом, уже дышит своим смердящим дыханием им в лицо, и спасения от нее нет, потому что вплавь добраться до берега в одежде смогут не все. – Кранты нам!

– Без паники, мужики, – крикнул Илья, который с момента произошедшего между ним и Лиходеем конфликта справедливо считал себя ответственным за жизни этих нелюдей. – Выкидывайте тяжелые мешки за борт.

Бандиты, пораженные крамольными словами, ошалело уставились на Илью, как на прокаженного, замерев на месте в самых живописных позах.

– Ты что базаришь… баклан? – наконец обрел дар речи Рында. – Рамсы попутал?

– Ну! – подстегнул Илья, видя, как быстро лодка наполняется водой. – Чего встали, как бараны?!

Бандиты, еще минуту назад не готовые просто так расстаться с богатым уловом, который добыли, рискуя своими жизнями, вдруг как по команде сорвались с места и принялись поспешно кидать за борт все, что в этот момент попалось им под руку.

Вскоре лодка выровнялась, приобрела устойчивое положение.

– Ништяк, – сказал Илья, устало вытер потный лоб подрагивающей от невероятного напряжения ладонью. – Рында, садись на весла. Остальным пригоршнями вычерпывать воду.

Обдав его холодным взглядом, Рында, не проронив ни слова, хоть и с большой неохотой, но послушно занял место, заменив уставшего Рохлю. Поплевав в свои ладони, которые и без того были влажными, но, видно, так было принято у настоящих морских волков, он налег на весла. Было видно, как у него под мокрой от пота и влаги тельняшкой заметно вспухли мускулы и бугром приподнялись плечевые суставы.

Лодка медленно развернулась и взяла прежний курс, направляясь на противоположный берег, где у бандитов в лесу был оборудован тайный схрон.

Глава 11

Во дворе стояла привычная для загородной местности зыбкая тишина. Высунув мохнатую голову из конуры, шумно дышал волкодав, от нестерпимой жары вывалив набок шершавый розовый язык. С влажного языка стекала липкая, тягучая слюна. На жердочке старого, потемневшего от времени и дождей скворечника выщелкивал свою замысловатую песнь скворец, сияя на жарком полуденном солнце иссиня-черным опереньем. Где-то за забором, видно, в соседнем дворе, встревоженно кудахтала курица.

Уютно пристроившись на низеньком березовом чурбаке в тени разросшейся сирени, Илья с увлечением вырезал из липовой чурки на потеху Шкету боевой истребитель Ил-2. Удобно вытянув босые ноги, Журавлев с наслаждением шевелил бледными пальцами, чувствуя исходящую от травы легкую прохладу.

Примостившись возле него на корточках, облокотившись на свои острые грязные колени, выглядывающие из рваных штанов, сидел сам Шкет, зачарованно наблюдая за ловкой работой умелых рук старшего товарища. Бросая мимолетные косые взгляды на мальчишку, Илья представлял себе, что это его уже подросший сынок, которому он мастерит очередную новую игрушку. Думать так было приятно: может, и в самом деле когда-нибудь настанет такое время, когда он женится и заведет себе кучу детей.

– А я ведь раньше мечтал, когда вырасту, обязательно выучусь на летчика, – проглотив вздох, вдруг тихим голосом признался мальчишка.

– Чего ж тогда в бандиты подался? – вполголоса поинтересовался, как бы между прочим, Илья, не отвлекаясь от своего дела, чтобы не привлекать лишнего внимания Ноябрины, чистившей неподалеку принесенную Шкетом речную рыбу, и, судя по ее нерасторопным движениям, прислушивалась к их разговору: отчего-то сегодня она особенно рьяно проявляла к нему нездоровый интерес, непонятно чем обусловленный. – Мог бы и в Суворовское училище… Все лучше.

Задумчиво поковыряв пальцем в сопливом носу, густо усыпанном веснушками, Шкет тщательно вытер мокрый палец о штаны и без тени сожаления, а как само собой разумеющееся, обстоятельно ответил:

– Мать погибла под бомбой в сорок первом, когда фашисты бомбили завод «Шинник», а отец в тот же год на фронте сгинул. Я ее весь день искал, как будто она исчезла неведомо куда. Опознал я свою мать по клочку цветной косынки, которую ей отец до войны на праздник Октябрьской революции подарил. Там и собирать-то было нечего… Но ты не думай, я все до кусочка собрал в мешок и собственноручно похоронил ее на нашем кладбище. Даже крест вкопал, тоже сам сбил, а не своровал с другой могилы. Так я и остался горемычным сиротой. А тут еда сытная, свобода… Не то что в твоем паршивом училище.