Билет в один конец

– Наташа, ты не могла бы оставить меня одну?

Женщина не видит её лица, поэтому не понимает просьбы, а подумав, решает, что Ал нужно проанализировать ситуацию. Конечно, оставлять её не нужно, но если она просит, значит ей это необходимо. Наташа встаёт с кресла (теперь оно всегда расчищено для неё) и отходит к двери:

– Только обдумай всё основательно, не спеши. Клинт уже принял решение, он говорит, что готов уйти с тобой, куда бы ты ни отправилась. Даже в ад. Он не оставит тебя в покое, ты же понимаешь.

– Он не оставляет меня в покое уже десять лет, я привыкла.

Романофф кивает и уходит. Она спрашивает Джарвиса, где Клинт, хотя и знает, что тот в тренажёрном зале. Теперь он всегда там, вымещает злость и возбуждение на безобидных снарядах, пока не рухнет без сил.

– Знаешь, брать стихотворения для признания из Интернета - плохая идея, - сразу начинает она, оглядывая взмыленного стрелка, бегущего на тренажере. – Попробуй сам написать.

– Нат, ты же знаешь, мне чувство прекрасного ещё в детстве оттоптал медведь.

– Ты неправильно используешь фразу. Во-первых, она звучит так “медведь на ухо наступил”, а во-вторых, так говорят об отсутствии музыкального слуха.

– Понял, пойду серенаду разучивать. В караоке на меня вроде ещё не жаловались.

– Только песню приличную выбери, я тебя умоляю. Не думаю, что она оценит очередной опус, вытащенный из Интернета. И не пей для храбрости. И для голоса тоже.

– Издеваешься, да?

– Ладно, забудь, - отмахивается женщина. – Ты поговорил с тем парнишкой, как его, агент Брик?

– Поговорил, - Клинт сбавляет скорость на беговой дорожке и поворачивается к напарнице, показывая свежую ссадину на плече. – Как думаешь, оценят?

– Нет. Ещё и обидятся. Что Коулсон сказал?

– Так он мне его и сдал. Сказал, что тоже не доволен его выходкой, они своей дракой чуть всё задание не сорвали. Так что для Фила он в душевой упал. А если он к Нику побежит докладывать, то директор сам знает, что собой представляет моя девочка, так что ещё хорошо, что этот Брик отделался парой царапин, а не черепно-мозговой.

Едва за Наташей закрывается дверь, Шутер сползает под подоконник, как только ноги ещё продержали, позволяя не рассыпать по полу драгоценную выдержку. Конечности немеют, не хотят двигаться, она чувствует себя марионеткой с оборванными нитями, что рухнула и лежит как попало, словно куча деревяшек. Едва-едва стянув с кровати одеяло, она засыпает, проваливается мгновенно в пустоту, полную аляповатых картинок, от которых тошнит и хочется бежать, но невозможно. Из этого бреда она выныривает глубокой ночью, как обычно, около трёх часов. Одежда насквозь мокрая и липкая, одеяло душит, не даёт шевелиться, вроде тонкое, а весит тонну или больше. Ей ещё хуже, тело пронизывает жар, выматывающая боль и ломота в мышцах. Особенно пульсирует в распоротой ладони, даже бинт намок. Ал сглатывает и принюхивается, пробует на кончик языка и понимает – воспаление. Сепсис. Поздно обработала. И по привычке не заметила симптомов, приняв подскочившую температуру за обычную лихорадку, а принятые антидепрессанты усугубили ситуацию. Ах, ты ж… Проклятие.

Её шатает, двигаться просто невозможно, но необходимо. Что такое запустить ранение и не оказать вовремя помощь она знает. В прошлый раз Брюс припомнил всех богов за то, что руку не пришлось ампутировать. Хотя, когда он сказал, что стрелять она больше не сможет из-за повреждённой кости, мышц и суставов, Алиса почувствовала, что это равноценно. Девушка с трудом выходит из комнаты, держась за стену, доходит до лестницы. Лучше, конечно же, спуститься на лифте, но ей нужно на этаж ниже, а если она остановится, то может упасть и больше не встать. Слабость с жадностью накидывается на её тело, словно изголодавшийся зверь, здесь срабатывает множество факторов, но не нужно об этом думать. Три пролёта преодолеваются, кажется, за два часа, у выхода она позволяет небольшую передышку. Теперь нужно дойти до медицинской комнаты и найти лекарства.

Положим, дойти она сможет, а вот что ей нужно будет принять? Её медицинские знания не включают сведения о препаратах этого времени. Чёррт, до чего же сложно здесь живётся. Ал подтянулась по стене и медленно поползла в нужную сторону. Ничего, может, всё не так запущено, можно прочитать названия и найти знакомые слова. Но даже этим оптимистичным планам не удалось сбыться. При очередной остановке, уже около нужной двери, её подхватили знакомые руки, взвалили на плечо и с лёгким ворчанием занесли в медицинскую комнату.

– Итак, что случилось? Плечо? – сразу начал Брюс, укладывая её на кушётку. Девушка едва заметно удивилась – слишком часто она стала здесь появляться. Беннер же чуть дёрнул за ворот влажной и перекрученной рубашки и, получив разрешение, стянул её через голову, благо под рубашкой оказалась ещё бежевая футболка с радужным пацификом – Алиса обожала такие вещи. Брюс чуть оттянул и без того растянутый ворот, приподнял чистую повязку и осмотрел рану. Конечно, можно было бы снять и футболку, но Клинт не боится Халка. Нитки сняты достаточно профессионально, рана обработана и опасений не вызывала. Если бы не горячка, что напала на девушку, зажило бы через день-два. Хорошо, эта рана в порядке. Тогда что случилось? Джарвис не стал бы вытаскивать его из лаборатории, если бы всё было просто.

– Я руку оцарапала недавно. Видимо, плохо обработала, - прохрипела девушка, недовольно щурясь под светом.

– Давай посмотрю, - Беннер отрегулировал лампу сверху и размотал насквозь мокрый бинт, стягивающий ладонь. – Ух, как всё грустно. Ничего, сейчас исправим, - он натягивает перчатки, готовит несколько шприцов с обезболивающими и антибиотиками. – Как ты только умудрилась не заметить? Рука вся опухла и болит, наверно, страшно, - ворчит он, протыкая тонкой иголочкой покрасневшую кожу.

– Уши прокалывать было больнее, - отвечает Ал, отвечает просто, без какого-либо рычания или раздражения, устало и вымученно. Ей бы уснуть сейчас, как всегда, под холодным светом лампы. Брюс же замирает на доли секунд, хочет спросить, почему она сравнивает крохотные дырочки с такой раной, но понимает ещё раньше, чем шевелит губами.

– Да, забыл, что у тебя нет ничего просто так, - он ещё раз осматривает её ушки. Шесть звёзд и два шипа. Обезболивающее наконец-то начинает действовать, Ал закрывает глаза и проваливается в то странное состояние, когда всё слышишь и понимаешь, но ничего не можешь сделать, да и не хочешь.

Это просто. Очень просто, закрыть глаза и вспомнить, как появилась первая дырка. – “Я не хочу забывать”. – “Ты не забудешь”.

Охотничья магия фиорцев основана на почитании предков, взаимопомощи, общем деле, связи с природой, соблюдении ритуалов, амулетах и оберегах и прочем в том же духе. Особенно Ал нравилось то, что после смерти души близких не уходят, а остаются, чтобы присматривать за своими недотёпами-родными, помогать им, наставлять на истинный путь. Так можно было думать, что мама всегда рядом, в какой-то момент Алиса даже начала это чувствовать. Френ, слушая эти рассказы, лишь улыбался в бороду, прихлёбывая ароматной медовухи из второй бочки, у него теперь есть семья и напиваться ему нельзя, нельзя чтобы его девочка везла его ночью пьяного, а потом тащила в дом. Хотя он и не сомневается, что она сможет. Кажется, недавно пришла к нему такая крошечная, а, глядите-ка, уже сама тетиву натягивает на свой лук и выстругивает из заготовок стрелы. Курящий рядом трубку скорняк сетовал, что дети сейчас растут слишком быстро, мол, мой недавно ещё шило в руках не мог держать, а сейчас, посмотри, скоро отца подвинет. Эх, молодёжь! Френсин же сидела возле Старейшины с другими детьми и слушала фиорские сказки. И совсем не думала о том времени, когда станет полноправным охотником.