Билет в один конец

– Думаешь, это правда? – спросила она как-то своего Наставника. – Правда, что они остаются?

– Не знаю. Но если со мной что-то случится, я останусь. И всегда буду защищать тебя, - ответил Френ, подхватывая девочку на руки. О том, что однажды ему придётся оставить Алису и дать ей имя Шутер, он знает. Он всегда знал.

Чтобы дух помог, ему нужно дать знак, показать, за кем он должен присматривать. Для этого нужна была заговорённая вещь или что-то, принадлежащее помощнику. Френ оставил ей беспокойника и наказ не состригать волосы, ведь тогда он не сможет её найти. Когда Брюс что-то тихо говорит о кровотечении и панике, а раны на неё запястьях зашиты не очень аккуратно, она тут же вспоминает огромный гобелен с соколом, что висел над камином в таверне и решает – пусть будут татуировки, так хоть тело опознают. Беспокойник – для Френа, а сокол, расправляющий крылья на запястье, – для Клинта. Два разных символа для двух разных людей, оказавшихся одним и тем же человеком.

Когда Алиса прокалывала уши, она уже не думала об этих оберегах и таинствах. К тому времени она осознала истинный смысл – память. Не смей забывать их и тогда они всегда будут рядом. Первая серёжка-звёздочка появилась после плена, Тони сделал её из кусочка доспеха Тора Одинсона, и означала она память о нём, о Боге Грома, с которым она не успела познакомиться. Вторая и третья сделаны после падения Хеликаррьера из осколков обшивки. Люди, оставшиеся верными делу и отважный капитан воздушного корабля Ник Фьюри, что пережил его совсем ненамного. Четвёртая серёжка раньше была одним из инструментов Вдовы, кажется, шокером. Наталья Романова сама была как шокер, пришла в тот момент, когда абсолютно не хотелось жить, и дала новый стимул, как разряд по всем нервам. Пятая звезда была звездой всегда и сияла на груди Капитана Америки. “На войне уже сражается много больших парней, может, нам именно малышей не хватает?”, - сказал юному Стивену доктор Эрскин, эту же фразу повторил взрослый Стив Роджерс юной Алисе. Позже в череде звёзд появились шипы, их сделали из пряжки ремня Брюса Беннера, и это была память не только об учёном-физике, сохранившем ей человеческое тело и душу, если на то пошло, но и о Халке и его огромных тёплых руках, в которых было так безопасно. Шестая звездочка отлита из сплава титана и золота, её Тони Старк вложил в дрожащую руку Алисы Шутер в последние минуты их прощания. Тогда она и расплакалась и пообещала ему сделать всё-всё и даже больше, а Тони потрепал её по голове и сказал: “Я знаю”. Последнюю дырку она проколола сама, когда попала на авианосец, стащив во время медосмотра всё необходимое.

Холодные пальцы в медицинских перчатках приподнимают рукав, потом холодная игла медленно входит под кожу, нежно и осторожно, будто не игла, а прикосновение. Впрочем, Ал рада, что хоть что-то остаётся неизменным и в прошлом и в будущем – руки Брюса лёгкие, уколы почти не ощущаются. Она чуть приоткрывает глаза, усилием воли вспоминает, как попала на операционный стол и прогоняет навалившуюся слабость. Это удаётся достаточно легко, она чувствует себя гораздо лучше, чем когда шла сюда.

– Почему ты не хочешь их отпустить? – сквозь пелену дремоты пробивается голос Брюса. Доктор физики уверенно и быстро штопает ей ладонь, стягивая края раны специальной нитью.

– Я боюсь… боюсь остаться одна, - а вот голос ещё не вернулся в полной мере, как всегда, после сна он хриплый. Конечно, ей всё приснилось, невозможно пережить так много за несколько минут.

– Ты не одна, ты же знаешь, - знакомые движения и звуки: щёлкают ножницы, отрезая нить, мягко шуршит упаковка от бинта, хрустит, как первый снег, сам бинт, такой же свежий и белый, слоями накладываясь на рану.

– Доктор, вам ли не знать, о каком одиночестве я говорю, - Ал поворачивает голову, в упор смотрит на Брюса. Глаза её сухие и воспалённые, взгляд дикий, блуждающий, мутный. Брюс мягко улыбается, снимает перчатки и треплет повлажневшими пальцами рыжие слипшиеся волосы.

– Не говори ерунды. В большой семье, как наша, просто не успеваешь почувствовать себя одиноко.

========== Глава 30. ==========

Кофе из термоса, несколько бутербродов, стопка лотков с едой для разогревания в микроволновой печи и контейнер с салатом – во всех лабораториях есть запас еды для гениев, которые не выходят из очередных разработок сутками. Брюс воодушевлённо хрустит сельдереем, отодвигает пластиковой вилкой кружочки помидорок в сторону хмурой Алисы.

– Это очень тонкий троллинг или ты действительно не любишь помидоры? – девушка накалывает овощ на вилку и отправляет в рот.

– Ты ешь, не отвлекайся.

– Иначе зонд в желудок вставишь? – ухмыляется Ал внезапно пришедшей мысли. С него станется.

– Могу, - отозвался Брюс, выбирая из стопки лотков средний и отправляя его в небольшую микроволновку. – Бывали прецеденты?

– Почти. Мы жили отдельно от основной резервации и у нас были запасы еды, достаточные, чтобы протянуть до того времени, когда люди организуют хоть что-то под землёй. Когда они закончились, Брюс стал варить какую-то кашу, вроде той, которой кормили в лагерях. Знаешь, противная вещь, без вкуса, гадкая, серая, как свежий бетон. Зато питательная, в одной миске было больше калорий, чем в сытном обеде из Макдональдса. Но меня с неё тошнило, я ещё помнила время, которое провела в плену, и Лео тоже помнил, но ему почему-то было легче.

– Лео? Это тот мальчик с фотографии, тёмный, с длинными волосами? – вспомнил Брюс.

– Да. Милый мальчишка. Очень… заботливый, - со смешком сказала Ал.
– Он и предложил Брюсу провести мне через нос в желудок трубку.

– Провёл?

– Не успел. Мы узнали, что на поверхности бродят расплодившиеся звери из зоопарков, роботы их вроде не трогали, сама не знаю почему.

– И ты взяла винтовку и отправилась на охоту, - усмехнулся мужчина, улавливая ход мыслей. – Потом обменяла мясо и шкуры на еду.

– Конечно. Почти как в Фиоре, только здесь я могла выбирать цену и покупателя, а ещё воровать. Я принесла не только еду, но и лекарства, какие-то инструменты.

– Подожди, ты воровала? – мужчина вздрогнул.

– Все так делали. Когда машины согнали всех людей с поверхности, - начинает девушка, добавляя в кружку кофе, - еды не было. То есть, были кое-какие запасы, но они не могли прокормить всех. Понимаешь, что тогда началось, каждый стремился захватить больше, припрятать на чёрный день. Проходят десятилетия, разворачиваются новые и новые войны, а люди так и не могут научиться сплачиваться и помогать друг другу, делиться и хранить.

– Неужели людей было так много?

– Нет, Нью-Йорк вообще был объявлен вне закона и превратился в Запретную Зону. Там находилось производство, лагеря, небольшое количество людей жило на окраинах. Так что эта грызня за еду стала катастрофой. Примерно в это время появился Лидер, который сплотил всех, подчинил своей воле, начал постройки коммуникаций, обустройство жилищ. За несколько месяцев он превратил заброшенные много лет назад тоннели метро в подземный город. Потом к ним пришли люди из Сопротивления. Если бы не он, не знаю, что бы произошло. Наверно, это и было нужно в то время – сильная рука, несгибаемая воля, пронизывающий взгляд чёрных глаз… Он подавлял любые волнения одним своим присутствием, был очень жёстким человеком. Это было удивительное сочетание возраста, опыта и силы. И страха.

– Кто это был? Мы знаем его сейчас? – Брюс понимал, что любое воспоминание тревожит девушку, но если начал этот разговор, то должен продолжать. Она должна говорить, выплёскивать всю информацию и эмоции что держит в себе. Потому что она боится даже того, что помнит. Сможет ли она однажды перебороть себя и закрыть эту страницу своей жизни, чтобы начать новую?

– Вряд ли, он индус, владелец лавки со специями, я была у него недавно вместе с Наташей, - она ненадолго замолчала, а потом легко и бодро продолжила: – Он быстро наладил хозяйство, а мы наладили с ним связи. Хотя мы продолжали жить отдельно, мы были связаны. Поэтому, когда всё стало совсем плохо, мы смогли отправить Лео к ним, так было безопаснее.

От сигнала микроволновой печи они вздрагивают оба. Брюс трясёт головой, избавляясь от невольно нахлынувших чувств и картинок. Конечно, Алиса пришла с войны, она видела там многое, поэтому сейчас смотрит на них со снисходительностью, она знает истинную цену человеческих отношений. Но вместе с этим она стремится к тому, чтобы это знание не познал никто другой. Знания, как много у неё этих знаний, которые любой предпочёл бы никогда не знать? Те, о которых она рассказывает, страшны, но те, что держит в себе – ещё страшнее. Седые волоски он увидел ещё давно, как не увидеть, если у самого таких много. Сначала появляется белый пушок на границе роста волос, надо лбом. Кажется, что со временем этот подшерсток потемнеет, но нет, волосы растут, белые волоски всё равно пробиваются. Понимание приходит позже, когда их уже не спрятать. Причин много: недостаток витаминов, наследственность, дело в другом, не нужно себя обманывать. Постоянные стрессы, страх, что поймают и запрут в клетке, как зверя, будут ставить опыты. Страх, что однажды Зверь вырвется на свободу и покалечит кого-нибудь. Страх, что обратно в человека уже не превратишься, потеряешь эту сущность, исчезнешь.