Битва божьих коровок

Ведь всю оставшуюся жизнь на разбитом унитазе не просидишь!

– ...Ты чего это?
– спросил Борода, когда синий, как какой-нибудь алжирец с побережья, Пацюк ввалился в его квартиру.
– На улице плюс пять, а ты в таком виде! В ивановцы, что ли, записался?

– Угу, - быстро закивал Пацюк, нацелившись на спасительную дверь ванной.
– Ивановец, ивановец!

– Так ивановцы босиком ходят, а не в лаптях.

– Я новообращенный! Босиком ходить пока не получается.
– Эту тираду Пацюк произнес уже из-за двери.

Спустя час он уже сидел на подушках в комнате Бороды.

Впрочем, комнаты как таковой не было, как не было и кухни. Несколько лет назад Борода снес все перегородки, и получился весьма вместительный вольерчик, служивший спальней, гостиной и храмом одновременно. Посередине комнаты стоял знаменитый гоночный мотоцикл Бороды, увешанный колокольцами и металлическими и деревянными палочками на нитях, более известными под названием "Музыка ветра". А по затянутым бамбуком (и где только Борода умудрился добыть его в таких количествах!) стенам были развешаны аляповатые даосские копии с таких же аляповатых даосских картинок: "Патриарх Люй Дунбинь. Один из восьми бессмертных", "Повелитель Востока Дун Вангун со своими прислужниками" и "Бог монет Лю Хай, играющий с золотой жабой".

Оттаявший Пацюк ел рассыпчатый рис с соей и расслаблялся. Борода сидел в углу за бесконечной правкой своего трактата "Учение Дао как средство ухода за личным автотранспортом", он ничем не донимал Пацюка. За это тот был бесконечно ему благодарен. Как и за одежду, врученную ему безропотным Бородой по первому требованию.

Одежда состояла из потертых джинсов, старых кроссовок, шелковой рубашки с изображением основателя даосизма Лао-цзы и траченного молью полудетского джемпера с вышитыми на груди мухоморами. Кроме этой кучи тряпья, Пацюку удалось выклянчить у Бороды ещё и потертую гоночную куртку с массой лейблов и огромным номером "21" на спине.

– Ну, как я выгляжу?
– спросил Пацюк у Бороды, облачившись в мухоморы.

– Разве это важно?

Просветленный Борода вставил в магнитофон кассету с релаксационной музыкой "Тао Ши" и придвинул к себе покрытую лаком деревянную дощечку. На дощечке лежали три ритуальных свечи и плоская вычурная закладка для книг из сандалового дерева. Борода аккуратно раздвинул концы закладки, которые оказались импровизированными ножнами, и из них выскочил тонкий узкий ножик. Перехватив ножик двумя пальцами и придвинув к себе одну из свечей, он принялся вырезать по ней затейливый узор.

– Могу я в таком прикиде отправиться к незнакомому человеку и получить у него информацию?
– не отставал Пацюк.

– Если человек не захочет расстаться с информацией, он с ней не расстанется, будь ты даже в тиаре папы римского. А если он захочет расстаться с информацией - он с ней расстанется, будь ты даже с фиговым листком на причинном месте.

– Убедил. Слушай, Борода... Ну что ты загибаешься в своей "Розе Мира"? Зарплата небось копеечная?

– Мне хватает...

– Все наши давно в адвокатурах сидят. В нотариатах... Следователи, юрисконсульты... Все солидные люди... А ты?

– Что я? Вот ты следователь, Егор, а что толку? Это ведь ты прибежал ко мне с... прости, голым задом. Ты ко мне, а не я к тебе. Так стоит ли быть следователем, чтобы скрываться? Не лучше ли торговать кассетами и не скрываться? Не лучше ли просто есть рис, чем поучать тех, кто в поучениях не нуждается?

Невозмутимая логика Бороды раздражала Пацюка. Но в чем-то тот был прав, и это раздражало ещё больше.

– Что думаешь по поводу моей истории?
– Пацюк все ещё не хотел отставать от приятеля, слывшего на курсе самым башковитым.

– Увэй!
– Борода торжественно поднял палец.
– Следуй увэй, Егор.

Глаза Пацюка стали слезиться от обилия зажженных ароматических палочек и пачулей. Это означало только одно: контрольное время его пребывания в доме у Бороды подходит к концу. Личный его рекорд подобного пребывания в вонючем дыму ароматизаторов составлял два часа двадцать три минуты. Но сейчас Егор был настроен решительно: даже если у него вылезут глаза из орбит, с места он не сдвинется. Просто потому, что идти ему некуда. А тут ещё какой-то дурацкий увэй, которому он почему-то должен следовать.

– Что это ещё за фигня такая - увэй?
– спросил Пацюк.

– Увэй есть концепция недеяния, друг мой. Все само собой образуется, следуя предрешенному судьбой ходу событий.

– И что же ты предлагаешь? Чтобы я сдался властям?

– Ты можешь остаться здесь и жить сколько хочешь. Ты можешь отправиться к своему начальнику и ждать справедливости от него. Ничего не изменится. Девушка убита. Убил ты ее...

Пацюк даже задохнулся от возмущения.

– Очумел ты, что ли? Я её и пальцем не трогал! Да я бы себе руку отрубил, если позволил бы. Я бы себе голову снес.

– ...Я не закончил. Убил ты её или нет, не имеет никакого значения. Судьба решит, как правильно поступить с тобой.

– Да за меня уже давно кто-то все решает, Борода! И я сильно сомневаюсь, что это судьба. Судьба не крадет из машин наручные часы.

– А ты точно оставил их в машине?

Этот вопрос Пацюк и сам задавал себе не раз. И так и не смог найти на него ответа. А что, если он действительно не оставлял их в машине, а потерял много позже?

– Не знаю, Борода.

– Жаль. Это важно.

– Ты думаешь?

– Ну конечно...
– Борода незаметно для себя скатился на менторский тон, которым прославился, ещё будучи отличником на юридическом.
– Либо их украли ещё до смерти девушки. Либо украли, когда девушка уже была мертва. В первом случае мы имеем дело с хорошо спланированным предумышленным убийством, когда хотели подставить именно тебя. Тогда получается, что и убийство было затеяно только для того, чтобы тебя скомпрометировать. И тогда девушка неважна. А важен ты!

– Я?!
– Пацюк был поражен настолько, что подавился соевым бифштексом.
– Кому я могу быть важен?

– Ну, не ты, а одно из дел, которым ты занимаешься. Ты ведешь какие-нибудь важные дела?

Двойное убийство на Наличной, несчастный случай с крупным бизнесменом, коммунальная поножовщина на набережной Макарова, самоубийство Кирилла Лангера... Ничего серьезного. Если не считать того, что Мицуко какое-то время была... подругой повешенного. Нет, ничего серьезного.

– Нет у меня никаких важных дел. Да и веду я их не сам, а мой старый хрыч-шеф. Логичнее было бы в таком случае компрометировать его, ты не находишь?