Богдан Хмельницкий

его по ошибке Юрием Ермоличем, передавал в Москву носившийся тогда в Польше

слух, что этот пан передал Хмельницкому тайное поручение от королевича Япа

Казимира поддерживать его кандидатуру при выборе короля и обещание удовлетворить

Козаков, если он сделается королем. Кунаков говорил, что пан Юрий, приставши к

Хмельницкому, стал у него «наивысшим писаремъ».

Козаки вступили в Збараж. Этот город был хорошо укреплен, но козаки не нашли в

нем не только воинов, готовых к отпору, но даже ЖИВОЙ души. «Тогда и я, —

признается простодушно современный стихотворец историк,—забрав свои бумажные

ветоши, бежал вслед за другими из Збаража. Что-ж удивительного?.. Ведь и Пиндар

также бежалъ» 4). Только 50 пушек, множество пороха и других запасов взяты были

козаками За недостаткомъ

‘) Rei. Czech. Kron. raiasta. Lw., 298

2)

Annal. Polon. Clim., I, 70.

3)

Pam. о wojn. kozac. za Chmieln., 25.

4)

Woyna dom., I, 36.

') ИИстор. о през. бр. — Летоп. пов. о Мал. Росс., 122.— Кратк. описап. о Мал.

Росс., 10.

230

живых, козаки помстились над мертвыми: разорив костелы, оии выкинули на

поругание остатки прежних панов из родовых могил. Сам Хмельницкий, если верить

польским летописцам, не возбранял им этого, и особенно поругался над телом

конюшего и жены его 1). «И мертвому льву надобно вырвать бороду», говорил он 2).

Выступив из Збаража, Хмельницкий был в недоумении, чтб начать ему и куда идти.

Он созвал раду, на которой как главные представители козачества отличались тогда:

Иван Чорнота, полковник Тыша, опустошитель Польши, полковник переяславский

Лобода, полковник гадячский Вурляй, издавна знаменитый пират на Черном море,

полковник брацлавский Нечай, Калина, Воронченко, Полкожуха, Небаба и другие.

«Что скажет честная рада?—спрашивал предводитель.—Много поживились мы от

врагов наших; пойдем ли в глубь Польши кончать наших недругов, или воротимся в

свою Украину с гостинцами домашним и отдохнем от трудов?»

Все, прежде подачи советов, настаивали, чтоб Хмельницкий принял гетманский

титул. Предводитель отвечал им:

«Не стану именоваться гетманом до тех пор, пока тот, кого изберут королем, сам

пожалует меня этим достоинством; а печать гетманскую и клейноты употреблять

буду».

Когда началась рада, Хмельницкий был того мнения, что лучше всего идти в

Украину, послать на сейм депутатов и дожидаться избрания короля. Тогдашния

обстоятельства внушали ему необходимость пользоваться своими успехами осторожно

и умеренно. Идти в глубину Польши, нанести ей удар в самое сердце—казалось делом

чересчур смелым и небезопасным для козачества по последствиям. Оно неминуемо

повлекло бы за собою вмешательство соседних держав, а Хмельницкий еще не изведал,

как они отнесутся к такому перевороту. Уже он заявлял Москве желание иметь

государем московского самодержца; уже, повидимому, в голове его было намечено то

соединение Украины с московскою Русью, которое последовало чрез шесть лет; уже он

убеждал московского царя вместе с козаками воевать Речь-Поеполитую: но Москва не

дала ему ни малейшей надежды на согласие. Напротив, дружелюбные отношения, в

которых находился тогда, повидимому, московский двор к Польше, скорее вели к тому,

что Москва могла оказать ИИолыпе содействие к укрощению мятежника, тем более

опасного для обеих держав, что он сдружился с крымским ханом. Чтобы ириобресть о

себе доброе мнение царя, Хмельницкий должен был казаться не мятежником и, но

возможности, держаться в пределах законности; он так и повел себя, и пред Москвою

показывал вид, что поднял оружие по самой крайности, единственно за греческую веру

и притом, с позволения короля Владислава, против своевольных панов. Чтоб устоять на

этой законной почве, Хмельницкий должен был приостановить неприязненные

действия на то время, когда в Польше дело шло о выборе нового короля и подождать:

чтб скажет ему будущий государь. Притом же Хмельницкий надеялся, что новый

король, па выбор которого он мог иметь

1)

Рат. о wojn. kozac za Chmieln., 26.

2)

Woyna dom., I, 36.

231

влияние, постарается привязать к себе возрастающую козацкую силу и даст

законную твердость тем требованиям, какие Хмельницкий предъявит; и в этих

соображениях Хмельницкий не хотел идти на Варшаву и опустошать Польшу, которую

должен был почитать своим отечеством; но старшины, а еще более чернь, то-есть

простые козаки, думали не так; в особенности вооружился против предводителя

Чорнота. Всеобщее мнение было таково, чтоб идти на Варшаву и в конец разорить

Польшу. «Пане Хмельницкий, веди на ляхив, ишнчай ляхив!» кричала ожесточенная

толпа х).

Хмельницкий объявил, что поведет их в Польшу. Но он задумал тогда же

обманывать своих Козаков и, утоляя, по возможности, их мщение, не допускать до

вторжения в средину королевства и до больших опустошений. С этою целью он

предложил, что следует наперед очистить всю русскую землю от ляхов, и разослал

своих полковников отрядами на Волынь и в Полесье 2). Такой род войны нравился

козакам. Толпы отправились к Дубну, Кремепцу, Острогу, Луцку разорять костелы,

замки, кончать шляхту и иудеев; а сам Хмельницкий шел ко Львову, под предлогом

преследовать разогнанное войско, покорить своей власти старый русский город и потом

уже идти на Польшу. Независимо от козацкой рады, Хмельницкий окружил себя тогда

шляхтичами, приставшими к козакам; люди более образованные, чем козаки, они,

казалось, лучше могли понимать его. Народ думал, что дело с поляками не должно