Богдан Хмельницкий

винокурни, пасеки, разные заведения, а среди них возвышались верхи монастырей,

костелов, церквей, у подножия которых ютились скромные жилища предмещан;

последних числом было больше, чем городских мещан: по известию Целлария,

оставившего полатыни «Описание Польши в половине XYII века», во львовских

предместьях было тогда до 1500 домов. Предместья эти были окаймлены дорогою,

идущею извилинами по горам и ущельям, чтб носило тогда местное топографическое

пазвание «шляхи». Там, где представлялась необходимость, насыпан был вал вышиною

в шесть с половиною локтей и такой же широты. Весь город с предместьями заключал

в себе до 30.000 жителей, а пространство было так обширно, что для охраны его с

предместьями, на случай неприятельского вторжения, нужны были десятки тысяч

военной силы *).

На другой день, в среду, явился под городом козацкий гетман и с ним все козацкое

войско. Попавшиеся в плен полякам показывали под пытками, что козацкой силы с

Хмельницким идет тысяч двести, по сила эта па пути беспрестанно увеличивается

толпами пристающих к козакам русских поселян. Хмельницкий приказал ударить из

пушек; начались стычкп по разным концам Львова. Один отряд Козаков рыл валы у

гончарской улицы, близ монастыря кармелитов босых; другой напирал на галицкую

браму; третьи нападали на бернардинский мопастырь. Осажденные стойко

оборонялись; бернардшш отличались особенно. Сам Хмельницкий разъезжал близко

города на белой лошади. По этой масти приметили его из города и пустили выстрел,

пуля попала под ноги его лошади. Вечером кончилось нагиадепие, враги разменялись

пленниками.

Хмельницкому не трудно было взять Львов; но он сам не хотел напрасно проливать

кровь и предавать богатый город на волю необузданной черни и татар; поэтому,

расположив около города войско, сам предводитель стал в близкой деревне, Лисеницах,

и послал оттуда к городским стенам с письмом трубача, который поднял кверху над

головой шапку, чтобы в него не стреляли, и оставил взоткнутое на жерди письмо.

Хмельницкий требовал, чтобы львовяне выдали всех иудеев, убежавших в город,

которых называл главною причиною происшедшего междоусобия, ставя им в

особенную вину н то, что они помогали полякам деньгами против Козаков. Город дал

ответ, что иудеи принадлежат не городу, а подданные Речи-Посполитой, и просил

козацкого предводителя о пощаде и милосердии. Вслед затем Хмельницкий отправил

во Львов священника Федора Радкевича с новым письмом к городскому магистрату,

предлагая мир и требуя 200.000 червонных злотых окупу, для заплаты татарам.

Kubala. I, 85.—Kronika miasta Lvvowa, 280—288.

234

Городские райцы видели, что город не может удержаться и согласились начать

переговоры. Они уверяли и сами себя и других, что решаются просить пощады у

козацкого вождя не из трусости, а единственно для того, чтоб спасти католическую

святыню от поругания 1).

Но в городе Львове накопилось множество поселян православной веры. В самый

день прихода Козаков губернатор внушил жителям, что если предместья останутся

целы, то козаки засядут надолго пред городом, и, по его мнению, для предупреждения

опасности, надобно бы истребить предместья. И действительно, тотчас по прибытии

союзных козацких и татарских сил ко Львову, козаки стали напирать на предместья, а

татары обступили их кругом, чтоб не дать бежать из них предмещанам. Уже в первый

день козаки разорили внешния ничтожные деревянные укрепления из кольев и

ворвались в предместья. Предмещане бросились спасаться, иные в укрепленные

монастыри, иные в город, и сразу тысячи возов стеснились у ворот, а из города усердно

палили в преследующего неприятеля. «Нуте, молодцы, нуте!» свирепо кричали

напиравшие вперед толпы Козаков. Вдруг Хмельницкий приостановил бой и послал,

как говорено было, трубача с предложением выдать иудеев. Впоследствии католики

сложили легенду, будто козацкий вождь был остановлен видением в облаках — он

увидал образ молящагося на коленях монаха с распростертыми руками — и так был

поражен, что приказал отступить. Это был, толковали бериардины, святой Яи из Дукли

и вера в это заступничество святого так распространилась, что впоследствии близ

бернардинского монастыря поставили колонну с изображением наверху св. Яна из

Дукли в том виде, в каком он являлся в облаках и спас город Львов от схизматика

Хмельницкого и неверного Тугай-бея. Но на другое утро возобновили козаки нападение

на предместья с новою силою. В православной «кафедре» св. Юрия толпы предмещан

искали спасения в молитве. Козаки, перебивши много народа во дворе монастырском,

разбивали церковные двери, стреляли в окна и, наконец, ворвались в средину храма.

Старик игумен, стоя у алтаря, пытался напомнить им, что они такие же православные,

как и народ, .собравшийся в церкви.— «Гей про Бог христиане! Вира, вира!» вопиял

он. Но козаки неистово требовали сокровищ, кричали: «батеньку, не хочем твоей виры,

лише дидчих грошей!» Они плескали ему на плечи горилку и зажигали, понуждая

отдавать им спрятанные сокровища. Одни из Козаков, правда, смутились и ушли, но

нахлынули другие с заступами, рубили стены, не пощадили гробов и выкидывали из

них полусгнившие трупы, ища сокровищ, наконец сорвали со стены и ободрали

храмовую икону св. Юрия, и потом ушли, говоря: «прощай, св. Юру». Вытряхивая

карманы у тех, которых застали в церкви, козаки говорили им: «вы хоть сами одпой