Большая игра

– Графы, графиня. У всех нас было время обдумать яркое и убедительное выступление оратора от партии толерантистов, - Донье неприкрыто лоббировал интересы собственной партии.
– Кто еще из ораторов желает высказаться по теме обсуждения, прежде чем мы перейдем к голосованию?

Идиот. Он, в отличие от Шульге, даже близко не понимал ситуацию, считая, что победа уже у них в кармане и в уме подсчитывая политические дивиденды. Его Величество быстро попытался оценить процент глупцов на десяток человек Палаты и был неприятно удивлен. Складывалось впечатление, что не меньше трети правителей страны не освоили даже простую арифметику, взирая на мир через вуаль иллюзий, навеянных мнениями прямого окружения.

Желающих высказаться ожидаемо не оказалось - все, что требовалось высказать, было высказано во время перерыва, нужды в красноречивых попытках завербовать дополнительных сторонников у одних уже не было, у других же - не было уже возможности. Ведущий оратор объявил о начале голосования, защелкали механические операторы.

Машина, при помощи которой осуществлялось голосование с мест, была разработана и интегрирована в конструкцию зала карлами. Король знал, что громоздкий механизм занимал полный этаж непосредственно под амфитеатром, на его обслуживание и поддержание в рабочем состоянии тратилось ежемесячно сотни золотых грифонов. И все это только ради того, чтобы каждый граф мог, не вставая с места, нажать одну из трех кнопок вместо того, чтобы поднять или не поднимать руку, выдать сборщику жетон того или иного цвета или просто голосом высказать свою позицию. Машина считалась неподкупной и абсолютно надежной, но король не раз задумывался о том, чего стоит сместить три-пять голосов в нужную сторону при наиболее остром голосовании - и пусть партии потому ищут в своих рядах ренегатов, занявших сторону оппонентов хоть до ночи мира.

Иногда единицы решали все...

Результат голосования поразил разве что самых недалеких. Хотя, чего греха таить - поразил он огромное количество членов Палаты. Сто восемьдесят один 'за' принятие ходатайства, четыреста три 'против' при шестнадцати воздержавшихся. Донье упавшим голосом объявил об отклонении ходатайства без права обжалования - более двух третей 'против'. Король встал.

– Обращаюсь к праву короны на амнистию, - начал он, но не был услышан большинством. Лишь, словно волна, от ближайших к нему мест пошел распространяться шепоток и только пару мгновений спустя все взоры устремились на нескладную фигуру номинального правителя.
– Я, Мартинас Корвинус, первый этого имени, граф Моркбургский, правитель графств Халровиана, племянник и наследник Ливаса Корвинуса, первого этого имени, ныне покойного, обращаюсь к священному и неизменному праву короны на амнистию. Сим правом я снимаю все обвинения и восстанавливаю во всех правах, титулах и званиях Гория Грызнова, виконта Олесского, да будут все прегрешения его истинные или мнимые, свершенные до произнесения сих слов, забыты и преданы забвению, а все обвинения сняты.

Садясь под взрыв эмоций - негодующих и восторженных - Его Величество поймал веселый взгляд Ираса Шульге, кивнувшего ему с уважением.

Глава девятая. Александр Горьев

Садгард встретил Александра неприветливо. Утреннее небо затянуло свинцово-серыми облаками, воздух был пропитан солоноватой водяной взвесью, проникающей даже сквозь самые плотные одежды, а порывистый океанический ветер пробирал до костей. Впрочем, такую погоду еще можно было назвать ласковой в реалиях северной, морской, столицы Халровиана.

Тяжелые приземистые портовые строения точно жались пониже к земле, кутаясь в буровато-зеленые мшистые одежды. Вдали, едва угадываясь сквозь лес мачт и полотна парусов, темнело Адмиралтейство - первый по важности административно-военный комплекс графств, базирующийся частью на нескольких десятках небольших плавучих островов, частью - на скалистом берегу поодаль от порта. Именно оно когда-то вдохновило известного архитектора Рубена Голли на создание Комиссариата.

Сам порт, способный принять сотни кораблей за раз, кишел жизнью невзирая на погоду - корабли и суда разгружались и загружались, бранились капитаны и портовые чиновники, таможенники силились своими силами объяснить что-то гостям из далеких краев, сновали сноровисто торгаши-лоточники, агенты-перекупщики, шпики, воры. У многочисленных пирсов покачивались красавицы-каракки, военные каравеллы, речные галеры втянули весла и скалились в океан хищными мордами, точно надеясь однажды покорить и его просторы. Можно было увидеть 'крылатых' нагур'на'затурских лебедей, чадящие и неумолчно грохочущие черепахи карлов, пестрящие полосатыми парусами драккары Молфа и Катбара, что на Катайском архипелаге и даже мрачные серые барки соседней Оссы.

Александр сошел на берег налегке - с одним саквояжем в руках, одетый даже не близко по погоде и тут же купил у предприимчивого торговца втридорога брезентовый плащ с капюшоном. Камень пирса под ногами радовал как никогда - последние сутки пути 'селки' тащилась со скоростью ленивой, растекшейся на десятки километров вширь Исены - встречный океанический ветер не позволял воспользоваться парусами, а Шашня не пожелал тратиться на гребной буксир, коих в изобилии было у берегов как раз для таких случаев. Более того, сама жизнь Горьева до самого последнего момента находилась в весьма подвешенном состоянии - как-никак он стал свидетелем убийства командой 'селки' государственных служащих и только письмо, адресованное лично Шашне, извлеченное из саквояжа, позволило Александру остаться на палубе живым и не в путах.

Что касается саквояжа - тот был настоящим кладезем для пытливого ума, благосклонного к загадкам. Помимо пистолей и фурнитуры к ним там хранилось уже упомянутое письмо, скрепленное безликой печатью и адресованное капитану - 'торговец диковинками' определенно спланировал все заранее. Несколько десятков грифонов мелкой монетой - целое состояние, на которое можно было бы прожить год не сильно стесняя себя в средствах. Личник на имя Тобайяса Шалинаса с гелиогравюрой Александра внутри, уполномоченного торгового представителя Западной Андрованской Компании, 33-х лет, выпускника Дондойского Торгового Коледжа, место рождения Киржица. Грифованный подвесной печатью документ, удостоверяющий, что податель сего находится на службе и выполняет поручение Компании о коем не имеет права распространяться без уведомления и разрешения последней. Кожаная скатка с инструментами, назначения большинства которых Александр просто не знал, сумев опознать только отвертку и гаечный ворот. Старательно упакованные склянки весьма недешевых, пускай и разрешенных к распространению на территории графств, лекарственных препаратов. Две комуники - одна обычная, серьгой, другая 'сырая' - кристалл тусклый и мутный - в виде перстня-печатки с каким-то хищным животным, гравированным прямо по камню. Ну и венчали этот список десяток уже давно и с удовольствием съеденных бутербродов с щавелем, сыром и соленой рыбой, приправленные тмином.

Кто бы ни был этот Роман Гоноррмаркко - он, похоже, ничуть не сомневался не только, что его весьма прозрачный намек сподвигнет Александра к походу в порт, вопреки данным им обязательствам о невыезде, но и в том, что попадет тот именно на 'селки'. Горьев какое-то время ломал голову над содержимым письма капитану, но быстро сдался, смирившись с недостачей данных. Что делать дальше он не предполагал даже близко, отдавшись воле несущих его событий, но сомнений в том, что в самое ближайшее время с ним обязательно должно что-то случиться - плохое ли, хорошее ли, но должно - не оставалось. Иначе зачем все это?

Помявшись с пару секунд у лотка торговца плащами, Александр подхватил багаж и неспешно направился прочь, без цели и направления, надеясь отыскать выход из порта в толчее и нагромождении складских зданий, видом своим и толщиной стен способными заставить устыдиться некоторые донжоны.

– Скажите, Марк, что вам известно о политическом устройстве империи Осса?

Александр, как уже было сказано, ждал чего-то подобного, но совсем не в таком формате. И потому ненавязчиво подошедший и взявший его под локоть Роман Гоноррмаркко, окторон собственной персоной, словно продолжающий прерванную секунду назад беседу, полностью выбил его из колеи.

– Роман?
– Александр не смог скрыть изумления в голосе.

– Марк, - вежливо кивнул пожилой собеседник и тут же хитро прищурился - Или теперь мне лучше называть вас Тобайяс, чтобы вы быстрее привыкли к новому имени?

– Хм. Признаюсь, я ожидал встречи, но не мог даже предположить, что снова с вами. Как?

– Инерционность мышления, - понимающе кивнул 'торговец'.
– Идя быстроходным кораблем вы ожидаете, что прибудете к цели быстрее. Между тем даже быстроходные корабли могут едва ползти.

Александр вспомнил галеру, обошедшую их в злополучный день смерти инспектора, внутренне ругнул себя за глупость - так-то они действительно до последнего дня только обгоняли неторопливо ползущие баржи и тальки.

– Значит вы прибыли на той галере...

– 'Седой деве', да. Уже три дня ожидаю вас, - улыбнулся окторон.

– Вам предстоит многое мне объяснить, Роман.

– Всенепременно. Так что с моим вопросом, Тобайяс? Политической устройство Оссы?
– 'торговец диковинками' ненавязчиво задал направление движения, умудряясь одновременно лавировать в толпе и сохранять степенно-прогуливающийся вид.