Бородинское поле

Чумаевым. Видя окровавленное лицо командира и необычно

встревоженные злые глаза, Чумаев растерялся, сник, смотрел

на Глеба виновато-пришибленным взглядом, облизывал

посиневшие губы и не решался произнести ни слова. Только

молча, стыдливо выставлял вперед котелок с тушенкой и

моргал белесыми ресницами.

– К орудию, к Федоткину, живо, - на ходу бросил ему Глеб,

не удостоив даже взглядом.

В блиндаж КП он ворвался как ураган, напугав всех своим

видом - в крови были и лицо, и руки, и светлый дубленый

полушубок.

– Что с вами?
– поднялся начальник штаба Судоплатов.
–

Врача! Немедленно!..

– Ничего со мной, а врача прошу не беспокоить, - сурово

сказал Глеб и потянулся к телефону.

Доложив комдиву обстановку, Глеб попросил поддержать

полк хотя бы ротой стрелков. Он знал, что у Полосухина в

данный момент нет в резерве этой роты, и все же просил,

чтобы, получив отказ, обратиться с новой просьбой.

– Положение, товарищ полковник, критическое, - говорил

Глеб, стараясь сохранять спокойствие. - Попросите у

командарма поддержки "катюш". Хотя бы два залпа. Они так

нужны. На худой конец, хотя бы один залп по скоплению

пехоты. Это спасет положение.

– Не обещаю, Глеб Трофимович, - ответил Полосухин.
–

Противник прорвался к командному пункту армии. "Катюши"

отведены в тыл. Генерал Лелюшенко ранен. Продержитесь.

Постараюсь чем-нибудь помочь. Но сейчас держитесь... Об

отходе чтоб и мыслей не было. Вы поняли меня?

Комдив положил трубку. С минуту Глеб сидел молча,

уставившись отрешенно на Судоплатова. Начальник штаба

настороженно и выжидающе смотрел на командира. Появился

запыхавшийся фельдшер, проворно открыл свою сумку, достал

спирт, йод, бинты. Глеб отстранил его рукой:

– Погоди, не к спеху. - Потом заговорил, щуря глаза и

никого не замечая: - На правом еще сложней. Командарм

ранен. Резервов нет.
– Вскинув голову и сжав кулак, твердо и с

неистовой решимостью сказал: - Надо держаться. До

последнего снаряда, до последней гранаты. Пехоту будем

косить шрапнелью. Все поле засыплем шрапнелью. Я пойду

на батареи.

– Товарищ подполковник, разрешите перевязать, -

взмолился фельдшер и решительно преградил ему дорогу.

Глеб недовольно поморщился, но уступил:

– Давай, только побыстрей.

Пока фельдшер промывал рану и накладывал повязку,

Судоплатов отдал приказ на батареи.

– Я пошел, - сказал Глеб начальнику штаба и

стремительно направился к выходу.

– Глеб Трофимович, - торопливо обратился Судоплатов.
–

Я не вижу надобности вам идти в подразделения. Это

бессмысленно. Вы только будете мешать. Люди и так

сражаются героически, каждый выполняет свой долг и

обязанности. Не советую Глеб Трофимович, потому что

безрассудно.

– Хорошо, - согласился Макаров, посмотрел в открытое

толстое и круглое лицо начштаба.
– Я буду на НП.

Когда он поднялся на курган, то увидел такую картину. На

Шевардинской дороге горели два транспортера, а по обе

стороны дороги, пригибаясь к земле, среди танков бежали

пехотинцу. Теперь все орудия полка били шрапнелью, и Глеб

видел, как многие солдаты падали и больше не поднимались.

В двухстах метрах от артиллерийских позиций пехота залегла.

Танки тоже остановились, продолжая, однако, вести огонь из

пушек по нашим позициям. Их, очевидно, больше всего пугало

минное поле. Немцы видели, что из двенадцати подбитых в

этом коротком бою танков пять подорвались на минах. "Вот бы

сейчас залп "катюш", - думал Глеб, наблюдая за полем боя.
–

Но, конечно, командарм обязан был их отвести в тыл, если

немцы прорвались так глубоко. Лелюшенко ранен. У комдива

резервов нет. Может, остановим, выстоим. Хотя бы до ночи.

Как бы сейчас пригодился дивизион Князева. Надо было

убедить Полосухина отозвать дивизион".

Мысли его оборвал телефонный звонок. Судоплатов

сообщал, что комдив направляет сюда роту танков из бригады

Орлец ко.

– Что? Повтори!
– на радостях вскричал Глеб. Судоплатов

повторил.
– Когда она прибудет? Он не сказал? Ты не спросил?

– Он сказал, что направляет сейчас. Танки пойдут со

стороны Псарево, - ответил тоже возбужденно начальник

штаба.

У Макарова влажно заблестели глаза. Если это так, то он,

Глеб Макаров, убежден, что сегодняшний бой его полк

выиграл. Только б не появилась немецкая авиация. Удар с

воздуха по позициям полка может спутать все карты, и

произойдет непоправимое.

Рота тридцатьчетверок появилась минут через двадцать

со стороны Семеновского. Контратаки наших танков

гитлеровцы не ожидали. Обстановка складывалась явно не в

их пользу, особенно для пехоты, залегшей на открытой

местности: наши танки могли довершить то, что начала

артиллерия. Не выдержав шквального огня батарей Глеба

Макарова, под прикрытием своих танков немцы начали

поспешно отходить на Шевардино, преследуемые ротой наших

танков.

Впереди на поле перед Багратионовыми флешами и в

лощине, что западнее Семеновского, догорали двенадцать

неприятельских танков, а на заснеженном поле чернели

фигуры убитых и раненых фашистов. Их было много,

сраженных шрапнелью. На память пришли знакомые издавна

строки: "О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?"

Пусть платит Гитлер жизнью своих солдат, кровью обманутого

им немецкого народа. Дорогая плата. И чем ближе к Москве,