Будь что будет

Мама по очереди оглядела нас, Тома поднес к губам вилку с забытой картошкой, пожевал, обреченно пожал плечами. Она ждала, когда мы выскажемся, но в голове было на редкость пусто. Мне ли решать такие вещи? Меня удивило не то, что она открыто признала их связь, а то, что сразу предложила жить вместе… Ну, Лоран, что ты об этом думаешь? – спросила мать.

– Не знаю… Это так неожиданно.

– Мы прекрасно понимаем, что для вас это трудный период, – сказал Даниэль. – Я не хочу стать чужаком, который вторгся в вашу жизнь, я здесь не для того, чтобы заменить тебе отца, я буду другом, который рядом, когда ты в нем нуждаешься… А ты, Тома?

– Я?.. Меня это не касается, я живу с бабушкой и дедушкой, и меня это устраивает, не хочу уезжать из Сен-Мора.

– Понятно, что вы растерялись, – продолжил Даниэль. – Это нормально, но мы сделаем все, чтобы ваша жизнь не перевернулась с ног на голову. Обдумаем, обсудим не торопясь, месяцев шесть-семь. Сейчас ничего не меняем, вы учитесь в своих лицеях до конца года, я пока подыщу большой дом на четверых, чтобы Арлене было удобно ездить в Сакле, в долину Шеврёз или Версаль, потому что там есть хорошие лицеи, а потом мы вместе примем решение.

* * *

За следующие месяцы Лоран понял, что его мнение никому не интересно. Когда это родители слушали детей? Может, прямо объявить, что он не согласен жить с Даниэлем, – не то чтобы он имел что-то против самого Даниэля, тот ему даже нравился, но эта новая ситуация разрушит все его надежды. Однажды вечером, когда они с матерью смотрели телешоу, он повторял про себя, Надо набраться смелости и сказать ей.

Прямо сейчас.

Несколько раз Лоран открывал рот, но не мог произнести ни слова, щеки пылали. После финальных титров он набрал в грудь воздуха, словно собирался нырнуть, Знаешь, мама, мне не нравится эта идея жить вчетвером, пусть лучше каждый остается у себя, это не помешает нам иногда видеться. Арлена быстро закивала, к Лорану вернулся нормальный цвет лица, Сынок, это настолько важная вещь для всех нас, что торопиться нельзя, нужно все обдумать, чтобы не принимать поспешных решений. Мы же договорились, что отложим все на несколько месяцев, чтобы лучше узнать друг друга, а главное, взвесить все за и против. Видишь ли, ты не один на свете, я думаю о тебе постоянно, но и ты должен обо мне подумать, понимаешь?.. Я сказал «да», но не был уверен, что действительно понял.

Я рассказал об этом Тома, когда мы встретились в четверг, чтобы пойти в кино. Он полминуты разглядывал свои ботинки, Ничего удивительного, они явно всё уже решили. Взрослые никогда не уступают. Они идут до конца, даже если подозревают, что ошиблись, а говорят красиво только затем, чтобы подсластить пилюлю. Но меня-то это не касается, я поговорил с бабушками и дедушкой, объяснил, что хочу жить с ними в Сен-Море, что для учебы лучше остаться в старом лицее, и они согласились. Бабушка Мадлен собирается поговорить об этом с отцом, она ждет подходящего момента. А ты бы хорошенько подумал, вряд ли тебе с ними будет плохо.

– Заткнись, это будет ужасно, мой отец все еще надеется.

Я описал ему последний обед у тети Франсуазы по случаю дня рождения моей кузины. Сначала мать в очередной раз решила не ходить, а встретиться с Даниэлем, Мне эти собрания осточертели! Она попросила меня позвонить ее сестре и сказать, что у нее отчет в понедельник и все воскресенье она будет работать дома. Бабушка перезвонила через десять минут и отругала мать. Я это подслушал по второму телефону, Ты что, издеваешься? Уже в четвертый раз у тебя отчет в понедельник! Ты совсем перестала к нам ходить. Если ты больше не хочешь нас видеть, скажи прямо, но не держи меня за дуру, все прекрасно знают, что у тебя кто-то есть, а ты от нас скрываешь.

– Вот уж не тебе делать мне такие замечания.

В итоге мать отменила встречу с Даниэлем, и мы отправились на семейный обед. Бабушка была счастлива. Отец наконец-то вручил маме рождественский подарок, красивый шарф в синей упаковке, она была тронута его вниманием, Он мне и правда очень идет, это мои любимые цвета.

– Это шотландка из Шотландии, – уточнил он.

Она поцеловала его в щеку, и все зааплодировали. Мама грустно улыбнулась, а я… мне бы порадоваться, сказать себе, что не все потеряно, что есть еще надежда, но именно в ту секунду на меня обрушилась вся правда. Кузины пристали ко мне с вопросами, хотели знать, что мы делали в другие воскресенья, с кем встречались, они терзали меня битый час, но я выстоял. Когда подошел отец и стал слушать, о чем мы говорим, мне пришлось врать, У мамы куча работы, поэтому мы не приходили. Отцу мой ответ принес облегчение. На самом деле маме не хватало духа сказать ему, что между ними все кончено насовсем, – наверное, она убеждала себя, что со временем он сам все поймет.

Мама с Даниэлем жили в разных ритмах. Она уходила не позже половины восьмого утра, не возвращалась раньше восьми вечера и два-три дня в неделю разъезжала по центрам КАЭ в Маркуле или в Кадараше, с которыми сотрудничал центр НЦНИ в Сакле. А Даниэль тем временем искал жилье, где все мы будем счастливы. Однажды вечером он заехал без предупреждения с едой из кулинарии в Монлери, и мы стали ждать маму. Он поинтересовался, что я сейчас читаю. Я только что закончил «Шагреневую кожу». Наверное, я рассказывал убедительно, потому что он ее у меня одолжил, а еще задавал вопросы о предметах, которые мы изучаем в лицее, думал вместе со мной над домашним заданием. Когда пришла мама, он подробно описал свои дневные изыскания, и они целый час обсуждали планировку дома, взвешивая достоинства и недостатки, а после ужина он уехал в свою парижскую квартиру. Каждый день Даниэль просматривал короткие объявления, затем обзванивал владельцев и колесил по долине Шеврёз. Перед дорогой он засекал время, и если до Сакле получалось более получаса, то продолжал разведку, в обратном случае соглашался на визит, но всегда отвечал «нет» – он был из тех придирчивых клиентов, которые доводят агентства недвижимости до умоисступления: этот дом недостаточно большой или неудачно расположен, слишком шумно, слишком далеко, слишком близко от вокзала, от лицея или от магазинов, сад никудышный или сосед напротив. Через три месяца упорных поисков он объявил, Я нашел редкую жемчужину, вот увидите, это ровно то, что нужно. В субботу днем мы собрались в Версаль. В последний момент Тома не захотел садиться в машину, С какой стати мне смотреть дом, в котором я не буду жить, я не уеду из Сен-Мора.

– И все же ты поедешь с нами, – сказал Даниэль.

– Ни за что! Ты сказал, что прислушаешься к нашему мнению, так вот: я хочу жить с бабушками и дедушкой.

– Я устал от твоих капризов, Тома, и я уже говорил: что бы ты ни вытворял, своего ты не добьешься и не сможешь меня разозлить. Поехали!

Мы сели назад. Тома молчал всю дорогу. Когда взрослые обращались к нему, он не отвечал, демонстративно глядя в окно. Когда мы приехали, он отказался вылезать, Не пойду!

– Я как раз хотел, чтобы ты посторожил машину, – сказал Даниэль. – Если кто-нибудь появится, гавкай громче.

Вместе с риелтором мы стали смотреть дом – это оказался старый трехэтажный особняк с дюжиной комнат и запущенным парком, вроде и город, а по ощущениям будто в деревне. Тома появился, когда мы уже зашли внутрь. Агент показал большую гостиную и прилегающую к ней столовую, библиотеку и довольно современную кухню, Надо слегка обновить, но ничего серьезного, без капитальных работ, крышу перекрывали пять лет назад, а бойлер как новенький, спальни на втором этаже, в каждой своя ванная. Мама засомневалась, Дом слишком большой, как мы будем его содержать?

– Возьмем домработницу, – сказал Даниэль. – У нас будут помощники, и в саду тоже.

Лестница была немного крутая. На втором этаже оказались четыре просторные спальни, и мама повернулась ко мне, Ну что, выберешь свою комнату?

– Как-то здесь невесело.

– Чтобы не сказать мрачно, – добавил Тома.

Затем агент показал Даниэлю и маме третий этаж, чердак и подвал.

– Ну что, ребята, нам повезло, – сказал Даниэль, – Работ здесь всего ничего, и место идеальное. Лицей Ош, где я учился, в четверти часа ходьбы, станция до Парижа в десяти минутах, а Сакле – в двадцати.

Лицо матери осветилось. Я вздохнул, Тома возвел глаза к потолку. Мы вышли на улицу – погода была такой же серой, как наше настроение, – сели на крыльцо, и я прошептал, Нас обдурили.

– Кто бы сомневался, – сказал Тома.

– И что нам теперь делать?

– Выбирать обои. Вот увидишь, скоро они объявят о свадьбе, а мы будем шаферами.

– Не смешно.

У Тома и Лорана вошло в привычку созваниваться вечером в среду, чтобы решить, на какой фильм они пойдут в четверг. Вначале это приводило к жарким спорам, потому что вкусы у них не совпадали: Тома любил американские детективы и боевики, желательно с субтитрами, а Лоран – французские комедии и приключения. Тогда, чтобы не ссориться, они решили, что на одной неделе выбирает один, а на следующей – другой. В тот вечер, когда Тома позвонил Лорану, чтобы предложить «Убийство» Кубрика, который снова шел в Латинском квартале, Лоран отказался – ему нужно было перепроверить работу по математике, теорема Фалеса и вычисление биссектрисы его окончательно запутали, и распутаться не получалось, а мать требовала, чтобы он получил средний балл.