Буревестник
Шрифт:
Поспешил к Мэриан.
Угадайте, за чем я её застал. Муха цеце её что ли покусала!?
Правда, книжку она умудрилась прихватить с собой, когда бежала, и прочитала целых тридцать страниц - весьма неплохо для начала! По крайней мере, на тридцатой было заложено её пальцем.
– Мэриан, я вернулся.
– А! Венди сильно ругалась?
– Вообще да. "Доктора, - говорит, - пропустила".
– "Доктора
Мне стало очень грустно. Может, всё же отпустить её, накормить - и отпустить?
– Роман тебе понравился?
– Да разве это роман! Всё про каких-то пацанов. Такие книжки не для нас, девчонок. У тебя Барбары Картленд нет? Мама иногда её читает.
– Знаешь что, я сейчас займусь ужином, а ты...
– Помочь тебе на кухне?
– Ну, давай.
Пока она повязывала фартук и косынку, я спрятал все ножи и вилки. Мы наварили гору макаронов и сосисок, перемешали с томатным соусом и принялись есть. Для меня это была первая трапеза за сутки, не считая уличного апельсина, но кусок мне в горло не лез.
– Мэриан, ты любишь своих родителей?
– Конечно.
– Налить тебе вина?
– Не-не-не, мне на работу завтра. Ты ведь меня подбросишь на своей машине?
– Тебе нравится твоя работа?
– Ну, да, ничего. ... Плесни, пожалуй, полстаканчика. Большого вреда не будет.
Руки дрожат. Что я за подонок!
– Точно не хочешь телек врубить?
– Да он, вроде, даже сломанный... Тебе...
– Ну?
– Не холодно... в подвале?
– В самый раз.
– Ванну хочешь принять?
– Что, прям сейчас, с набитым брюхом? Так нельзя. Через часик - другой разговор.
После чая я проводил её обратно, стал бродить по дому, места себе не находя. Она же сущая пустышка, только еда на уме. Ни манер, ни понятий!
Но сходство, особенно, когда читает!... И, что интересно, я ей уже нравлюсь, пожалуй, даже очень. Теперь надо только... Что? Проложить для неё дорогу в моё сердце, сделать её такой, какую я смогу любить и уважать. И я справлюсь. Это же просто гусеница, настоящая неуклюжая и прожорливая гусеница, которой что ни дай - хоть булку, хоть мясо, хоть книжку... Потребитель.
Прибравшись на кухне, я пошёл наливать ванну, заодно, присев на тубарет, открыл "Дориана Грея". Предисловия - это обычно самая бесполезная вещь,
но в это я вчитался, потому что с первого слова начало казаться, что всё это я миллион раз уже слышал. От Миранды. "Мир не делится на то, что прилично и что неприлично... Главное в жизни - красота", а тут: "Нет книг нравственных или безнравственных"...Опа! Старый знакомый! И тут ты прописался, Калибан! Ярость, зеркало... Сердце колотится. Ванна переливается. Стоп!
Закрутил вертушки, спустил немного воду, иду в подвал с книгой за пазухой.
Мэриан что-то бледновата и угрюма:
– Слушай, ты чего всё время двери запираешь?
– Так, по привычке...
– Ну-ну. Ванна-то готова?
– Да, я потому и пришёл.
Придурок! К кем ты связываешься!? Из неё же в жизни ничего не вылупится, кроме второй тётки Энни. Даже имена как будто совпадают! Гнать её в шею! Нет, просто отвезти завтра к Вулворту - и конец.
А со мной что будет? Ведь она - моя последняя надежда! Надо быть храбрым и твёрдым. Больше думать. Сначала трудно придётся, а там как-нибудь. Не сдавайся, Фердинанд!
Что она там делает? Вроде, поёт. Голос вполне...
Помывшись, ушла спать.
Я тоже расположился на кровати, притом с книжкой. На душе потеплело - вот я какой приличный человек: читаю перед сном. И написано кучеряво так, забористо. Прям видишь эти сирени, ракитник тоже, птиц, слышишь пчёл. Оскар своё дело знает. А как началась говорильня, так мне, право, тошно стало. И опять что-то знакомое, тягостное. Глаза слипались, и я погасил свет, но я давно уже стал за собой замечать, что в самый момент засыпания мир меняется, приходят воспоминания и мысли о том, чего не было и нет, но всё так ясно - не для глаз, а для ума. Дориан на портрете - не случайный однофамилец, а предок, прадед, например, похожий, будто брат-близнец, Себастьян...
Всё тело вздрогнуло и сжалось, мысль заглохла.
Будильника я не заводил, а проснулся около восьми. Голова была свежая, воля - непреклонная. Сразу пошёл в подвал. Ну, конечно! Спит!
– Мэриан, доброе утро.
– Сколько время?
– скипит из-под одеяла.
– Пора просыпаться... и кое-что узнать.
– Шесть уже било или нет?
– Сядь, протри глаза и выслушай меня, это очень важно.
– Что-то стряслось?
Во рту опять сохнет, ладони иневеют.
– Я вчера говорил, что хочу оставить тебя здесь. Я не шутил. Ты не поедешь на работу.
– Меня же уволят!!!
– Это неважно. Тебе не нужно больше работать. Ты будешь жить здесь, со мной.