Буревестник
Шрифт:
Наконец я на пороге с распахнутой дверью за спиной.
– Какая, - говорю, - гадость!
– А куда деваться, если приспичило? С природой не поспоришь.
– Шторка же есть. Закрывайся хотя бы.
– Ладно. Завтрак скоро?
– Ты, милочка, слишком много ешь.
– Ха! Это ты меня откармливаешь, как поросёнка. Давай поменьше.
– Я вот часы тебе нашёл. Календарь куплю, как в город поеду. Еду сюда принести или там поешь?
– Без разницы.
Завтракать мы пошли на кухню. Я сказал, что больше трёх штук кукурузных хлопьев в ложку брать некрасиво. Что я не намерен её за здорово живёшь деликатесами пичкать, она должна что-то делать тоже. И не картошку чистить или посуду мыть, а умственно развиваться, грамоту хотя бы подтянуть, книжки умные читать. Тут выяснилось, что Сэлинджера она уже прикончила. Быстро ты, - говорю.
– Ночью как-то не спалось. Странно, что никуда бежать не надо. Прям курорт.
Зато у меня забот полон рот. Отнёс ей в подвал полный чайник, бутылку молока, пачку крекеров.
– Вот тебе провизия. Меня может долго не быть, ведь надо и календарь, и в кино, и с письмом разобраться...
– И в аптеку заскочи, от запора что-нибудь...
– Блин! Хватит уже про всю эту... физиологию!
– Ладно-ладно, не хочешь - не покупай. Ты здесь главный.
Хоть кол на голове теши! Ничего не понимает!
Всё-таки я проваландался с ней почти до полудня, а дорогу снегом занесло, ехать пришлось медленно. На ранний сеанс "Доктора Нета" я опоздал. Оставил фургон у кинотеатора, где припарковался, пошёл пешком. Погода была ясная, но холодная, и мне приятно было то и дело греться: сначала на почте, потом в аптеке, хотя продавщица там чем-то напоминала Мейбл, потом в писчебумажной лавке, где я набрал кучу всего: календарь, блокнот, шариковых ручек, потом в банк - снял немного налички на всякий пожарный. Полгорода обогнул. Как говорится, бешеной собаке семь вёрст - не крюк.
Плохо, что начало нового сеанса снова пропустил.
Ну, ничего, думаю, весь день почти впереди. Не посидеть ли мне прям как человеку в ресторане? Нашёл самый расфуфыренный. Швейцарец на входе даже на меня взгляд косой уронил - чтоб ему так косым весь век и прошастать. Заказал я там какую-то рыбу, лобстера что ли. Его делали так долго, словно, пока я читал меню, он ещё плавал по Баренцовому морю и грыз кораллы. А время поджимало. Наконец я почитай целиком запихнул в рот бело-розовую тушку и поскакал в кино. И никаких вам чаевых, буржуи!
Успел!
Билет достался в самой середине зала. Дожёвываю лобстера, глотаю и - о, стыд!
– желудок набряк и разразился отрыжкой. Тут, дамы и господа, я уверовал в Божью милость, ибо в самый момент моего утробного позора с экрана зарычал лев и заглушил, ну, почти... Соседи по бокам от меня, наверное, решили, что будет фильм со стереозвуком.
Фильм и вправду оказался занимательный. Никогда бы не подумал только, что разведчики - такие легкомысленные люди. Может, это комедия? Нет, тут же убийства и всякие опасности... Смотрю, внимательно, стараюсь всё запомнить.
Но лента и до середины не дошла, как случилась катастрофа. Не понимаю, что на меня накатило, но там был такой эпизод, когда на спящего шпиона под угрожающую музыку заполз подсунутый врагами паук-птицеед, не самый крупный, но вполне взрослый. Человек проснулся в ужасе, но не шевелится, только потом обливается и глаза выкатывает. Паук с него, конечно, слез, а Бонд давай его ботинком на полу колошматить. По сюжету, тот мохнатый должен был как бы его убить, а мы, зрители, должны этому верить. И я не утерпел, вскочил и кричу:– Враки! Тарантул такой породы не может ужалить человека до смерти, только ящерицу или воробья, на худой конец мышь! Человека он всё равно что как оса или пчела...
Зал загудел:
– Сядь на место, обормот!
– Не мешай кино глядеть!
– Да уберите этого ботаника!
– Я, - возражаю, - энтомолог!
Тут является страж порядка:
– Спокойствие, граждане!
– и берёт меня под руку, - Пройдёмте, молодой человек.
Фильм для меня закончился. На улице уже темнело. Констебль читал нотации:
– Ты что, хотел бы, чтоб по артисту настоящий паук-убийца лазил? Да он бы ни за что на такое не согласился! Им, конечно, платят каждому, больше, чем всему нашему отделению, но жизнь-то всего дороже.
– Настоящие смертельные пауки мельче, каракурт, например, - говорю уныло.
– Вот-вот, тем более. Его и незаметно было бы.
– Можно искусственного сделать или мультипликационного, или засушенного на тонкой леске протянуть.
– Ага, чтоб у него в кадре лапа отломилось!
– Ну, переснять...
Так мы долго ещё препирались, но он оказался неплохим человеком, и ему явно импонировала моя эрудиция. На прощание он бросил загадочную фразу:
– Нда, пауки, бабочки... А вообще сейчас молодёжь на жуках помешалась. Моя дочка так с ума по ним и сходит.
– Каждому - своё, - заключил я по этому вопросу, и мы расстались.
Садясь за руль, я вспомнил про ещё один заказ и поехал к букинисту.
– Не помню точно, - говорю, - но на обложке должно быть имя "Барбара".
– "Майор Барбара"?
– Нет.
– Барбара Картленд?
– Да!
На выбор он предложил дюжину книжек. Я взял, какая потолще. Потом прошёлся ещё вдоль стеллажей, корешки порассматривал, и опять меня чёрт за язык потянул:
– Вот так заголовок!? "Идиот" - это же ругательство! Печатать такое для публики неприлично! И некрасиво!
– Это русский роман, а русские любят ругаться, - объясняет старичок.