Бяк-бяк-бяк-бяк

— А чем будет заниматься, скажем, минстанкострой?

— Здесь имеется в виде оборудование весьма сложное и высокотехнологичное, станкострой две трети их этого списка не то что не потянет, но даже не поймет, как это вообще изготовить можно. Ладно, по швейным машинам нам германские товарищи все потребности закрыть пообещали, кое-что мы уже договорились у итальянцев приобрести. Но вот все остальное… товарищ Якубовский считает, что иностранцам даже знать не следует о том, что мы это производить собираемся!

— Ну, с министром обороны спорить — идея так себе. Однако он должен понимать, что бесплатно такие программы не делаются…

— Лаврентий Павлович, Иван Игнатьевич об этом прекрасно знает, и Госплан программу финансирования вчерне подготовил. Но нам необходимо уже получить точные данные от конкретных предприятий по их возможностям производства по каждой их перечисленных позиций.

— Ну да, там все бросят и будут банкозакатывающие машины делать вместо ракет и самолетов…

— И кому вы это рассказываете? Девяносто процентов этих филиалов к основной производственной программе вообще отношения не имеют! Сейчас предприятия ВПК выпускают чуть больше сорока пяти процентов промышленных товаров бытового назначения, тридцать почти процентов продукции сельскохозяйственного машиностроения. И больше половины продукции станкостроения — так что, они не смогут эту непрофильную деятельность слегка увеличить? За государственный счет, между прочим…

— А людей селить…

— Именно поэтому и нужны данные по каждому предприятию: Госплан должен четко знать где, сколько и когда строить. И мы отдельно просим в эту работу головные предприятия вообще не вовлекать, поскольку самолеты, ракеты и… и бомбы нам нужны куда как больше, чем даже самые красивые плащи и самые удобные туфли. С ракетами-то у нас вроде проблем нет?

С ракетами особых проблем в СССР не было. А были проблемы совершенно рядовые, в чем-то даже традиционные. Практически такие же, как и в любой другой отрасли народного хозяйства: не всех всего сильно не хватало. Поэтому каждое ОКБ старалось выцарапать себе из бюджета денежек побольше, остальным оставив, соответственно, поменьше. Особенно на этот поприще старался себя обеспечить Сергей Павлович, причем старался, по мнению Михаила Кузьмича, используя крайне неправильные средства. То есть Янгель искренне считал, что Королев обещает то, что сделать — в обозначаемые сроки и с указанными затратами — невозможно в принципе.

А вот что сделать можно, он знал прекрасно. И в «соревновании» с товарищем Челомеем он одержал победу — по части баллистических ракет одержал. Подойдя в решению дилеммы «вес-прочность» с позиции несколько «консервативной», он сумел спроектировать боевую ракету (с тремя двигателями на первой ступени вместо четырех у Челомея), которая и летала несколько дальше, и бомбу помощнее могла поднять. Ну и стоила… на самом деле хоть немного, но все же дешевле стоила. Так что товарищ Неделин «исполнил обещание» и ракеты УР-200 и УР-300 с вооружения снял.

Ну снял — так снял, у Владимира Николаевича «внезапно» появилось сразу двенадцать «совершенно свободных» трехсоток — так что ему удалось сильно продвинуться в работах по программе «Алмаз». Пока Королев запускал свои «Востоки», демонстрируя миру «советский мирный космос», Челомей готовил уже свои орбитальные корабли. За шестьдесят третий и шестьдесят четвертый годы на «Востоках» в космос полетели семь космонавтов (из которых двое были вообще женщинами), а на «Рассветах» больше в космос никто не поднимался. То есть до декабря шестьдесят четвертого не поднимался, а в декабре с интервалом в две недели были запушены два пилотируемых корабля, причем каждый с тремя космонавтами.

Пресса про эти полеты упоминала вообще вскользь: мол, полетели сразу трое, вот какие молодцы советские инженеры! Еще немножко газеты поподнимали гордость советского народа за космические рекорды длительности полета (восемь суток и вообще две недели) — и, собственно, всё. А о том, чем все это время космонавты там занимались, описывалось короткой фразой «выполняли научные эксперименты».

Ну, выполнили, освоили «высокую науку». Поэтому в середине января, когда в космос поднялся следующий «Рассвет», только на третий день советские газеты сообщили о том, что корабль пристыковался к ранее выведенной научной станции «Алмаз», перешли в эту станцию — и опять занялись «научными экспериментами». Но и в самом-то деле, чем еще заниматься на научной станции?

Для УР-500 вывод «Алмаза» на орбиту стал уже двенадцатым подряд успешным полетом. А для товарища Неделина «Алмаз» стал поводом для того, чтобы верить обещаниям Владимира Николаевича практически абсолютно. Просто потому, что уже перовые снимки с орбиты, сделанные не автоматом, а человеком (хотя пока и переданные на Землю с помощью радио, в довольно низком разрешении) помогли столько нового и интересного у супостата увидеть!

— Одно жалко, сами пленки мы раз в месяц получать сможем, — немного, и с явно демонстрируемой улыбкой «попенял» Митрофан Иванович Челомею, разглядывая фотографии.

— Ну почему же? Я не насчет «жалко», а по поводу «через месяц».

— Спускать экипаж на Землю чтобы пораньше фотографии поглядеть — не самое умное решение. В конце-то концов они там сверху могут еще много интересного увидеть…

— А мы не будем спускать, мы, наоборот, поднимать будем, — хмыкнул Челомей. — На неделе Ильюшин туда поднимется, притащит на станцию несколько небольших спускаемых аппаратов. Человек в нем не поместится, а вот кассета с пленкой…

— Хм… А как он на станцию попадет? Или штатный экипаж отстыкуется?

— Корабль отстыкуется, у нас там манипулятор для этого установлен. «Рассвет» отстыкуют, отведут в сторону, другой «Рассвет» состыкуется, все груды передаст и домой отправится, а манипулятор старый корабль на место поставит. Все просто.

— Ну… да. А вы не думали над вариантом смены экипажей таким манером?

— Нет, не думали. Потому что на втором «Алмазе» мы просто два стыковочных узла ставим, так без таких танцев с бубном можно и корабли новые стыковать, и экипажи менять. А здесь — смысла нет, станция рассчитана на три месяца работы. Опытовый корабль…

— Опытовый? Ах да, вы же с моряками, от них нахватались всякого. И когда второй «Алмаз» нам ждать?

— Не раньше осени. У нас с носителями… некоторые трудности.

— С УР-500? Они же вроде в серии…

— На серийном заводе сейчас другую задачу решают. Глушко-то двигатель новый уже на стенд ставить собрался, а я, дурак, пообещал за три года после его испытаний…

— И кого думаете?

— Я не думаю кого. Они сами решают — и правильно делают. Моя задача — дать им машину.

— Дадите?

— А куда деваться-то? Тем более не я же ее делаю, а целое КБ. А там народ и умелый, и амбициозный.

— Какой народ?

— Выпендриваться любит. Но выпендриваться строго по делу.

— Как и вы сами. Но это же хорошо! Ладно, когда Ильюшин летит? Я домой вернуться успею или здесь пуск подождать?

Глава 29

Вообще-то изделие, наматывающее круги по земной орбите, орбитальной станцией не являлось и к программе «Алмаз» имело отношение несколько косвенное. Это был «макетный образец» того, что во внутренней документации именовалось аббревиатурой «БТК», что означало «большой транспортный корабль», и в программе «Алмаз» должно было работать в качестве грузовика, доставляющего на станцию различные грузы и топливо. Но сама станция была совершенно не готова, в Краснозаводске ее планировали доделать где-то к лету шестьдесят пятого года — но если появилась возможность провести испытания грузовика, то было бы глупо от этой возможности отказываться.