Быть

Горан задержался на стремительно пустеющем дворе, провожая взглядом своих спутников и мысленно обмеряя каждого по его пути. Он тоже хотел поскорей смыть с себя дорожные пыль, грязь и усталость и рухнуть в сон, но колебался, словно лист на холодном ветру. Куда? В отцовский терем или в дружинный дом? Так дома рядом с сестрой быть и поутру чуть свет встретиться. А в дружинном глаза отводить, искать какими словами сказать, что столько справных гридней не вернётся, а потом и объясняться кто тому виной. И где-то с краю скреблась тень мысли о высоком настиле, уже не пахнущем струганной свежей доской и потемневший от времени. Но Горан всё же был княжичем, поэтому решительно мотнув головой отправился в дружинный дом.

И правда, его там ждали. Весь двор оказался заполнен не только гриднями, но и семьями из женского двора. Тут собрались, наверное, обе дружины — и вся старшая, и не меньше трети из младшей. Они молчали, смотрели на Горана кто вопросительно, кто с надеждой, кто с укором или с любопытством, но не говорили ни слова, не окликали. Княжич шел сквозь толпу, стараясь не встречаться ни с кем взглядом и чувствовал, будто плывёт сквозь кисель тревоги и боли.

Он прошел до крыльца, поднялся, взялся за ручку и… замер. Постоял, а потом чуть повернувшись к людям тихо заговорил. Горан называл по очереди имена и для каждого добавлял «погиб», «остался раненым», «едет следом» и так далее. А когда закончил уже решительно, расправив плечи и выпрямившись, вошёл в дружинный дом и отправился в свою камору. Ему стало легче, будто прорвался гнойник вокруг гнилой занозы. За стенами, во дворе, по-прежнему молчали.

В каморе ничего не поменялось, только на столе в светильнике закончилось масло и появились несколько новых пятен от чернил. Но то и понятно — братья Радим и Камил исправно несли на себе его дела по дружине, вот пользовали и комнату. Горан едва слышно усмехнулся, проведя пальцем по кляксам и убедившись, что зажигать фитиль бессмысленно. Но запускать светлячков не стал — они, даже самые немыслимые крошечные огненные птички, танцующие в воздухе, не могли заменить живого пламени с его теплом и уютным трепыханием. И эта мысль стала последним сожалением наступающей ночи — сон сморил его, оборвав до утра все тревоги.

Проснулся Горан незадолго до рассвета, открыв глаза и удивлённо моргнув пару раз, и через пару мигов в дверь осторожно постучали. В зыбкой ночи раздался осторожный и наполненный тревогой голос Камила:

— Княжич, княжич, просыпайтесь. С первым лучом утром в княжем тереме суд о случившемся будет.

— Я не сплю. Заходи. — Горан вздохнул, встал и выпустил пригоршню огоньков парить по каморе.

Дверь тихо открылась, и княжник осторожно вошел, огляделся, кивнул своим мыслям. В руках у него оказались ведро и стопка свежей одежды.

— Мы там баню затопить распорядились. Сейчас вам поможем в порядок себя привести, а потом в очередь остальных вернувшихся.

— Благодарю, — Горан посмотрел в глаза Камилу и направился к двери, на ходу продолжая. — Подготовьте с братом шеломницу и место для неё на Курганном поле.

— Сделаем.

К назначенному времени Горан, посвежевший, в чистом, но простом наряде, и с влажными волосами вошел в гридницу терема. Тут уже собрались почти все — не хватало лишь княжей четы, Углеши и Кучи, зато были воеводы и витязи. В самом углу он заметил и Ладу, хмурую и выпачканую, явно только что вернувшуюся и не успевшую даже умыться. А вот и княжна Фатта, сидящая на самом краешке лавки рядом с мужем, бледная и крепко-крепко сцепившая руки. Все ждали, и между ними стояла тяжелая тишина.

Вскоре дверь снова отворилась и в гридницу вошли княжъ с княжиной. Они заняли свои места на покрытом мехом резном престоле и только после этого кивком поприветствовали собравшихся.

— Недавно мы отправили посольство, а потом и свадебный поезд в поисках мира. Но наши добрые пожелания обратились против нас. Теперь же на нас обрушилась война. — Княжъ говорил спокойно и серьёзно, от его слов веяло мрачной силой. — Ха! Никогда ещё наш клан не боялся войны, хоть сейчас и не желал её. Так что раз не вышло добром, мы получим желаемое силой. Но сперва… мне уже известно всё, что случилось во время несостоявшейся свадьбы. И я не могу не покарать виновных.

Княжъ ударил кулаком по подлокотнику, и собравшиеся вздрогнули от глухого «тук», пролетевшего через всю гридницу. А после дверь снова открылась и внутрь вошли Углеша и Куча. Княжна держалась с надменной гордостью и ни на кого даже не взглянула, только упрямо вздёрнула нос к потолку. А вот Куча лишился всего своего напора, он плёлся едва переставляя ноги и мрачно уставившись в пол. Раны, несмотря на все старания клановых лекарей, и не думали заживать, а силы возвращаться.

— Вы двоё… вы не справились с возложенной на вас миссией. Мало того, вы ещё и опозорили меня! До тех пор, пока мы не вернём свою честь, я даже видеть вас не желаю. Вы будете заперты в избе на окраине поместья и выходить сможете только чтобы нести братину-шеломницу на поминальных пирах. Идите. Вас туда проводят.

Княжъ замолчал и отвернулся. Никто не проронил ни слова, пока Углеша и Куча не вышли прочь, только Фатта смотрела на них сочувственно, но потом и она опустила взгляд. Когда дверь с тихим стуком закрылась, по гриднице пронёсся дружный вздох — многие перевели дыхание, а потом собрались. Только тишина теперь не была тревожной, в ней теперь было ожидание и уважение.

— Велибор, вместе со старейшинами займись посольствами к другим кланам. Собери тех, кто готов нас поддержать и позаботься, чтобы Квилиновичи остались одни. У старейшины Ели уже есть список возможных союзников, а старейшина Молчан должен был подготовить грамотки. Как завершите с ними — я опечатаю. Горан, принимай на себя командование всеми дружинами. Княжиня, вместе с Харисой займитесь делами с купцами. Камил, Радим, останетесь в подчинении княжича. Хайда, Луша — поможете в охране наших караванов.

В гриднице кто-то хмыкнул, кто-то закивал, обдумывая распоряжения. Но все понимали, что решения были приняты не в эту ночь, а намного раньше, да и что старых княжичей Колояра и Яруна не упомянули даже от внимания не укрылось. Но спорить никто не стал, просто почтительно поклонились и разошлись, даже не обсудив других вопросов, тем паче не обсуждая приказа.

Внутри, казалось, всё прошло почти за пару мигов, но на улице солнце вскарабкалось уже высоко в небо. Горан задержался на крыльце, вдохнул, закрыв глаза, полной грудью свежий воздух, а потом поднялся наверх в свою половинку терема.

После полудня его нашли княжники Камил и Радим и доложили, мол, всё подготовили. Горан вздохнул, отправил их привести во двор дружинного дома Кучу с Углешей и посуровев лицом отправился к воинам.

Обе дружины выстроились по старшинству на большом дворе. Люди хмурились, особенно воевода Светомир и Лада. И хоть сейчас народа собралось меньше, чем накануне, стоять перед ними Горану было вдвое тяжелей. Тишина давила. Где-то спустя половину часа появились и княжники с княжной.

Горан кивнул своим помощникам и зашел в дружинный дом. Вышел обратно он уже с тяжелой круглой братиной в руках. Едва заметно вздохнув, княжич кивком подозвал к себе Ладу, которая сняла накрывающую чашу крышку в виде шлема и поставила её на перила крыльца.

— Воины, павшие в бою, да будут вечно славны ваши имена, а ваши души да не оставят обид и сожалений. Да будет лёгким ваш путь!

Горан сделал глоток и передал братину своей сестре. Углеша хмуро посмотрела на брата, но всё же медленно и осторожно понесла полную чашу в сторону воевод. Куча, подволакивая ногу и держась за бок тоже подошел к крыльцу. Ему Горан вручил пикой вверх крышку шеломницы и кивнул идти за княжной.

Все воины, как только к ним подходила Углеша, молча принимали чашу, отпивали немного солёной воды и возвращали братину обратно. Время шло и ноша становилась всё легче, но не для княжны. Тяжелые взгляды, в которых были боль и спокойствие будто бы клали камни на плечи и сердце волховицы. Ей казалось, что шеломница не пустеет, а в неё всё подливают и подливают воду.