Быть

Ворота стояли открытыми и за ними уже собрались встречающие. Их было много, но среди них не было ни княжа, ни княжини, а от их рода вышли лишь несколько совсем юных княжников, да и от дружины видно было лишь стражу. Углеша презрительно скривилась, потом подчёркнуто, до деревянности, выпрямилась и лишь оглядывалась кругом из под полуприкрытых век. Горан переглянулся с Фаттой и спешился, помог волховице сойти на землю и вместе с ней подошел к выдвинувшемуся навстречу мужчине в ярко-синем кафтане.

— Здравствуйте, гости дорогие, — поклонился он. — Я первый огнищанин княжа, зовут меня Лесзек. Рад видеть невесту княжича и посольство от её клана.

— И ты, здравствуй. Я княжич Горан старший над охраной княжего обоза в этот раз и старший над дружиной. А это княжна Фатта, она приехала, чтобы засвидетельствовать свадьбу и обменяться родовыми списками. А вот это, — княжич показал на всё ещё сидящую в седле невесту, — моя сестра, княжна Углеша.

— Вы, должно быть, устали после дальней дороги. От лица всего клана позвольте пригласить вас в гостевой двор, где вы сможете отдохнуть, а уже завтра встретиться с княжем.

— Будем благодарны, — кивнул Горан.

Их отвели в отдельный двор, похожий на постоялый, но только выстроенный не возле дороги, а недалеко от причала в приместье, но рядом со стеной, ограждавшей поместье. Тут их ждали уже приготовленные каморы и гридницы, чистые конюшни с запасами сена и зерна, навес для телег и затопленная баня. А из подклета доносились запахи готовящегося ужина и горячего хлеба.

Остаток дня и вечер прошел в блаженном отдыхе. Люди оставили телеги и коней на попечение хозяев и просто наслаждались чистотой, вкусной едой и возможностью выспаться. Особенно был счастлив Горан, отложивший все проблемы до утра и собравшийся спокойно проспать всю ночь. Но не вышло. В дверь доставшейся ему каморы постучали и, не дожидаясь ответа, распахнули её. Внутрь вошла Углеша и её девушки сразу закрыли дверь снаружи, оставив княжичей одних. Княжна была одета как на пир — поверх нарядных повоя, сорочки и волховки красовались золотые обручи, колты и рясны, околеца, леты на концах всех шнуровок, даже пояс не простой кожаный, а плетёный с самоцветами и накосник с полкулака размером, хорошо хоть не литой, а узорчатый, на просвет всё видно.

— Почему ты не развернул обоз и мы сейчас не едем обратно домой?! — тоном приказа спросила Углеша, глядя на брата сверху вниз из-под чуть опущенных ресниц. — Они же даже не отрядили поприветствовать нас равного нам! Это как плевок в лицо нашему клану!

— И чего тебе не спится-то, — Горан встал, добавил света в камору и порадовался, что не успел раздеться ко сну и теперь стоит в штанах и сорочке, хоть и босиком. Будь он в одном рубе, разговор был бы слишком неловким. — Или ты думала, что после того, как ты на пиру обругаешь жениха, тебя встречать выйдут княжъ, княжина и все старейшины, и с почётом в терем проводят, и в ножки поклонятся?

— Они унизили и оскорбили наш клан! И своими требованиями брака и доступа к Источнику, и этой безобразной встречей.

— Вопрос о свадьбе решал наш отец, и я не буду оспаривать его решение. Моё дело — дружина, с посольством ездил Велибор, и договаривался он. Если отца и старейшин условия устроили, значит и я поддержу. Твоё же дело, сестра, блюсти наши честь и интересы в новой семье. Мама должна была тебя обучить, как за большим хозяйством уследить.

— Мать может следить за чем ей вздумается. Я не собираюсь, я не такая слабая как она, чтобы жить так.

— Углеша! Не позорь себя и мать! Ладно мы, так если ты не возьмёшь себя в руки, то и Харисе потом жениха не найти будет!

— Если тебе это так просто, так себя бы и менял на договора. А я возьму дружину, всё же я сильней тебя! Да и Велибора не слабже!

— Меня не из-за силы моей на это место отец поставил, и не за силу отрешит от дружинного дома, — в голосе и даже в самом малом движении княжича сквозили сдерживаемые раздражение и гнев. — Если помнишь, я тогда только во вторую сферу прорвался. И не тебе решать кто чего достоин. Твоё дело исполнить возложенное на твои плечи и не более, но и не менее. А сейчас иди спать и завтра не запятнай честь, о которой ты столько говорила мне сейчас.

Небольшой, но резкий порыв силы, пропущенной через пространство воздуха, и дверь, рядом с которой никого не было, распахнулась. Углеша ещё долгий миг давила брата взглядом, но отступила и вышла из каморы. Горан же судорожно тряхнул плечами, закрыл двери и как был лег поверх одеяла, погасил огоньки, оставив лишь один слабенький светлячок.

Разговор с сестрой крепко засел в мыслях княжича, прогнав оттуда сон. И вместо отдыха он полночи думал, чего же ожидать от нового дня и как бы осторожно переговорить с тётушкой Фаттой, может она что придумает. И ведь, что самое досадное, Углеша, которую он помнил по детству и с которой почти не встречался в последние годы, были так не похожи друг на друга, будто бы и не знал он её. И от этого становилось грустно, хотелось спросить «Зачем тебе это? Почему ты больше не счастливо улыбающаяся девушка, а… А кто?».

Так он и уснул, терзаемый сомнениями. А утром встал хмурым и с тяжелой головой. День обещал быть тяжелым. Но как только княжич оделся в подобающий наряд и умылся, он всё же навестил княжну Фатту и рассказал ей и о ночном разговоре, и о сомнениях деда Яруна, и о своих сомнениях. Зря, всё же, дед осуждал выбор в посольство своей невестки! Фатта удивила Горана и показала, что она мудрее, чем казалась. Она печально улыбнулась, кивнула и объяснила к чему стремится княжна Углеша.

— Княжна Углеша в отца пошла, не в мать. Будь она характером или силой хоть чуть похожа на Айку, так и не было бы волнений никому. Но Углеша слишком часто слышала, что княжъ возглавил клан в обход отца и дяди, а княжну Милораду тогда и не вспомнили. А ведь именно Милорада и наставляла княжну на первых порах, пока срок не пришел, и очередь у источника уступала. И оставила ей в наследство свою обиду.

Горан стоял, нахмурив брови, потом медленно кивнул не столько Фатте, сколько собственным мыслям.

— Значит она попытается вернутся обратно. Женой княжича Чеслава она и княжиней при княже не станет, и сама никого не возглавит. Но и дома… уклад в руках старейшин, и Углешу они не похвалят.

К трапезе Горан и Фатта спустились вместе, и на лицах их не было радости. Скорей казалось, что они к битве собираются, а не на торжество.

Глава 27

Девица свадьбы ожидая

плакала, плакала навзрыд.

А родня, что дочку продавала,

выгоду считала, позабыв про стыд.

(из песни кощунника)

Ближе к полудню за ними пришли. Горан, Фатта и Углеша в сопровождении и своих людей, и почётной охраны от Квилиновичей, не спеша прошли от выделенного им двора через приместье и ворота в поместье, а там и по дорожке, присыпанной галькой и утоптанной, а где и деревянными плахами мощёной их провели к хоромам в терем, но не внутрь в светлицу или гридницу, а на широкое гульбище. И то верно, зачем в такой пригожий денёк толпиться в тесноте? Правда? А сюда лёгкий ветерок доносит едва уловимый аромат яблонь и бросает порой пригоршни белых и розовых лепестков.

Тут их ждали и княжъ с родичами, и витязи клана, и ещё много людей. Так что гульбище между верхними теремами, просторное, словно четыре клети рядом, стало тесным — люди сидели на подготовленных лавках и стояли за ними, а богатств на их одеждах было сколько ветром лепестков принесло! И гостям-стояновичам, даже неловко стало, они в их лучших нарядах смотрелись бедно на фоне хозяев. Княжич прикрыл глаза на мгновение, отрешаясь от чужого богатства, а его сестра фыркнула и отвернулась рассматривать облака сквозь резьбу под крышей.