Цапля для коршуна

— Именно так, — подтвердил господин Шело.

Тот самый Айдель Шело? Он хранил невозмутимость и бросил на Левого лишь короткий невыразительный взгляд. Но не приходилось сомневаться, что не к месту болтливого мага ждет хорошая взбучка. И поделом. Только Лене это уже не поможет.

Надзирающие сделали стойку, как борзые на зайца.

— Да-ар, — с удовольствием изрек похожий на Лаэрта здоровяк.

А Сушеный Брат наклонился к Лениной щеке, потянув носом, будто рассчитывал этот самый дар унюхать.

Лена высвободилась из державших ее рук и ткнула ему в лицо браслетом.

— Я под опекой рэйда Диона Герда.

— Владетельная метка присутствует, — подтвердил Шело без промедления, но абсолютно незаинтересованным тоном.

— В отличие от печати верности, — во взгляде Сушеного Брата все ярче разгорался медный огонь. — Давно у вас проявился дар, рэйди Дювор?

— На днях, — промямлила Лена, спешно выводя из комы свою внутреннюю блондинку.

Блондинка отреагировала молниеносно, как десантник на команду "К бою!". Сей же миг захлопала ресницами, изображая полнейшую растерянность:

— Так он все-таки есть — дар? А я не верила. Когда Дион сказал мне надеть энтоль, я думала, это шутка. Правда, он красивый? — Лена вытянула руку, демонстрируя браслет надзирающим и магам. — Так идет под платье! Вы отвезите меня, пожалуйста, назад в салон госпожи Альмар. Дион там ждет…

Лена послала отчаянный взгляд Айделю Шело. Ну! Помоги! Ты же его друг.

Но Шело смотрел на Лену как на пустое место.

— Очередная присяга в конце месяца, — объявил Сушеный Брат. — Согласно шестому дополнению к королевскому эдикту "Об освобождении", носитель вновь открывшегося дара, независимо от возраста и пола, должен находиться под компетентным надзором вплоть до приведения к присяге и зачисления в ваше учебное заведение, господин Шело.

Главмаг согласно наклонил голову, и у Лены похолодело под ложечкой.

— Да-да, — не сдавалась блондинка. — Дион тоже говорил, что берет меня под компетентный надзор. Так ведь можно, правда?

Еще один умоляющий взгляд в сторону Айделя Шело.

— Одаренным полагается находиться под опекой Надзора Истинной силы, — сухо откликнулся придворный маг.

На Ленином свободном запястье сомкнулся широкий браслет из мутного полупрозрачного материала, похожего на исцарапанный плексиглас. Кисть руки потеряла чувствительность, только пальцы чуть-чуть покалывало. И дара Лена больше не ощущала — ни своего, ни чужого.

Здоровяк крепко взял ее за локоть и потянул к черной родде.

Лена оглянулась:

— Передайте Диону Герду, что меня забрали надзирающие!

Она обежала взглядом лица королевских магов, стараясь хоть на миг заглянуть каждому в глаза. Пусть Айдель Шело оказался мерзким гоблином, может, в ком-то из его подчиненных проснется совесть или хотя бы чувство солидарности?

По небу бежали дымчатые облака, ветер гладил Лене щеки, шевелил выбившиеся из прически локоны, играл листвой кленов в парке, неся живой бодрящий запах. Мелькнула мысль: последний глоток свободы.

Ее посадили в родду, ни дать ни взять "черный ворон", напротив Веллета, неестественно прямого и застывшего, как мертвец в стадии окоченения. Потухшие глаза экс-надзирающего глядели в никуда. Лена нарочно следила: за всю поездку, а длилась она минут двадцать, Веллет ни разу не моргнул.

Остановилась родда в каменном дворе, окруженном глухими стенами, у крыльца тяжеловесного здания, облицованного темно-серым туфом. Лену долго вели по гулким коридорам и черным лестницам с неудобными высокими ступенями. Чем дальше, тем сильнее у нее дрожали ноги, тело покрылось холодным потом, во рту был вкус железа.

Наконец ее втолкнули в длинный мрачный зал без окон, громоздкий и подавляющий. Полуколонны, ниши в стенах, возвышения, каменный бассейн и массивные скамьи — сплошь прямые рубленые линии.

Лица женщин, в руки которых Сушеный Брат отдал Лену, были под стать обстановке — крупные, грубые, будто выбитые зубилом. При одном взгляде на них Лену до костей пробрало холодом. Невысокие, кряжистые, в темных многослойных одеждах, с глазами навыкате, такими же безжизненными, как у Веллета, женщины содрали с нее одежду, вымыли жесткими мочалками в ледяной воде, пару раз окунув с головой. Обрядили в коричневый балахон чуть ниже колен, повязали грубый платок и босой втолкнули в клетушку с голой лежанкой у стены.

Лена пробовала сопротивляться, протестовать, спорить, задавать вопросы. В ответ — ни слова, ни звука. Даже выражение на лицах не менялись. Ни гнева, ни раздражения, ни злорадства — ничего! Словно големы. Или зомби. Руки у женщин были сильные, пальцы — жесткие, хваткие. Пришлось подчиниться.

Лена не знала, сколько времени провела во мраке, стуча зубами на каменной скамье. Показалось, суток трое, не меньше. Она промерзла насквозь, голова раскалывалась, глаза под отяжелевшими веками горели, но заснуть не хватало нервов. Желудок подвело от голода, страшно хотелось пить и в туалет. Никаких удобств, хотя бы самых первобытных, в каморке не было.

К счастью, дверь открылась раньше, чем у Лены иссякло терпение.

Она шла за своими тюремщицами, не чуя заледеневших ног. Сперва ее сопроводили в уборную с очком в каменном полу, заставили умыться над тазом, потом дали крупный деревянный гребень — расчесать волосы и полкружки затхлой воды — попить.

На этом ненавязчивый сервис себя исчерпал.

Четыре женщины-зомби окружили Лену и через половину здания отконвоировали в большое квадратное помещение, подозрительно похожее на зал для жертвоприношений. С уже знакомым рубленым интерьером и открытым огнем в низкой каменной чаше, тоже квадратной.

У чаши ждали трое — Сушеный Брат, Здоровяк и еще один надзирающий помоложе, которого Лена не рассмотрела. Взгляд плавал, отказываясь фокусироваться, каждый шаг босыми ступнями по ледяному камню отдавался тяжкой болью в затылке. Сознание туманилось, даже страшно уже не было.

До тех пор, пока ее не поставили на колени в воду, едва прикрывающую дно мелкого каменного бассейна, прямо напротив пламени в чаше. Пламя мелко трепетало от неосязаемых сквозняков, тянулось вверх, образуя рваный овал, который смахивал на лицо — огненное лицо с глазами и ртом. Может, в кружку воды подсыпали галлюциноген?

Сушеный Брат протяжным речитативом затянул что-то о свете Истины, проницающем мрак обмана, лицемерия, зла и коварства, и Лена поняла, что не может отвести взгляд от огненного лика. Спичечные головки зрачков смотрели ей в душу, и душа билась в незримых силках белой сияющей птицей, а вокруг все пылало, превращаясь в уголья. Лена ждала, что и легкие крылья вот-вот займутся по краям — потом птица вспыхнет и сгорит дотла.

Интересно, мелькнула отрешенная мысль, что сделают надзирающие, когда узнают, что перед ними пришелица из другого мира?