Целители. Тени прошлого

– Что-то подобное я и подозревала. Кто тебя траванул, милый? И за какие заслуги?

Дамиан криво усмехнулся:

– За какие заслуги я могу представить, а вот кто, ума не приложу.

Анизетт Лавиль легко чмокнула великовозрастного сынулю в лоб:

– Неужели мой мальчик внезапно поглупел?

Дамиан расслабленно улыбнулся под ласковой материнской рукой. Она гладила его по голове, как маленького. Наверное, вид у него совсем не ахти. Испугалась мама... Он попытался отвлечь её и выдал подозрение, которым не поделился ни с кем:

– Поглупел или нет, но у меня только одно предположение. И оно дикое.

– Какое?- отвлеклась от печалей Анизетт Лавиль.

– Ребёнок. Меня могла отравить только девочка лет семи-восьми. При том не так, как это обычно принято.

Матушка отреагировала философски и как-то обыденно:

– Что ж, сын мой, талантливые дети встречаются! Поверь мне. Ты был именно таким. Я потому, собственно, и отдала тебя Марвину в обучение. Чтобы окружающие остались более-менее целы. Хорошо хоть семью ты никогда не трогал.

И тут же, без перехода, заботливо уточнила у сына:

– Ты похудел что-то. И выглядишь странно... Ты не влюбился ненароком?

Дамиан принуждённо рассмеялся:

– Конечно я выгляжу странно. С такими-то пятнами!

И тут же опередил мать, задав свой вопрос:

– Кстати, я давно уже хотел уточнить у тебя некоторые частности по поводу наших предков.

– А что?- подняла брови Анизетт.- У тебя есть какие-то сомнения?

– Да,- прямо ответил Дамиан.- У меня есть подозрения, что я знаю не всё. В том смысле, что не знаю ничего, об эльфах в своём родовом древе.

Анизетт Лавиль поджала губы. Подумала пару секунд и ласково проворковала. Пусть сын задумается. И признает то, что, судя по всему, всё-таки произошло:

– Эту историю, милый, я расскажу тебе только тогда, когда ты признаешь то, что и так видно невооружённым глазом. Что ты влюбился.

Глава 15.

Так проходило время студенческих каникул для Дамиана Лавиля. И для обитателей Гарнарского замка. Их мы ещё коснёмся, а пока навестим всех подруг нашей Нел по очереди.

Айса залечивала душевные раны. А по правде говоря, дни её тянулись в тоске. Они никак не могла справиться с собой и обрести хоть какое-то равновесие и опору. Это состояние убивало деятельную некромантку, поэтому была она мрачной, как медведь, разбуженный до срока, и злой, как оса.

Старые слуги, вырастившие её, с ног сбивались, чтобы хоть как-то развлечь и утешить свою воспитанницу. И закрывали глаза на тот факт, что после её вечерних посиделок в библиотеке бутылка эльфийского фрилла пустела на половину, а иногда и целиком.

Пугались, конечно. Они ведь хорошо знали свою девочку. Раз она дошла до такого, значит дело совсем плохо. Утешали себя тем, что эльфийским нектаром невозможно набраться по-настоящему, да, и стать зависимым от алкоголя не выйдет.

Значит, Айса не потеряла разум, пусть выдержка и изменила ей. Они понимали почему... Видели, как она сжигает письма, приходящие магвестником каждое утро. Но оставляет букет. Скромный и милый. Значит, избранник их воспитанницы или беден, или обладает хорошим вкусом. Или то и другое вместе.

Их утешало то, что девочка оставляет цветы. Значит, не всё потеряно в отношениях молодых людей. А раз так, нужно просто подождать, потерпеть и всё выровняется. В то, что Айса влюбится в кого-то недостойного, они не поверили бы никогда. Не после того, что она видела у своих родителей!

Значит, парень хороший, достойный. А что там могло произойти между ними... Кто знает!.. Они, конечно, пытались узнать. Но Айса молчала, как рыба. Только страдальчески хмурилась. И они отступали. Они умели ждать. Жизнь научила. Подождут и сейчас.

Ничего. Дождутся... И ещё спляшут на свадьбе своей духовной дочки или внучки. Какая, в сущности, разница? Главное, что любили Айсу они, как родную. И она отвечала тем же.

***

Ильгу укрыло в себе огромное, когда-то роскошное, но давно пришедшее в запустение родовое имение. Старый дом, сад, леса, окружавшие находящееся в стороне от других владение, вклинившееся в заповедные леса,- всё это не только утешало её, но и давало силы.

Раньше Ильга воспринимала свои такие ощущения, как блажь. Теперь, познакомившись ближе с эльфами, и осознав, что в чём-то она недалеко ушла от них, девушка осознанно впитывала силы родной земли. Принимала их в полноте и, удивительно, но факт, становилась сильнее и обретала душевное равновесие.

Её боль становилась здесь глуше. Здесь, дома, и в Гарнаре. Это были два её дома, где земля принимала её безоговорочно: дом её семьи и дом её предков-сидхе. Становясь свободнее, принимая себя и признавая свою "ту" кровь, Ильга начинала чувствовать больше. Полнее.

Реальность играла теперь удивительными красками. Не была безрадостной, несмотря на всё то, что приходилось ей проходить прямо сейчас. Это просто жизнь. Выбор. Последствия выбора. Могла она выбрать иное? Может быть, и да. Но никогда не стала бы выбирать такое и предавать себя.

Жизнь, которая текла, как река, уносила прочь всё. Её тоже. Она двигалась вперёд, эта жизнь. Неумолимо влекла её за собой. И Ильга, впервые в жизни, не противилась. Это же хорошо, что жизнь идёт... Всё меняется. Кто знает, какие сюрпризы ещё ожидают её на этом удивительном пути?

Она не желала общения ни с кем, кроме семьи. Поэтому праздники местного дворянства никто из Вардисов не посетил. Ну, и пусть их снова посчитают чокнутыми гордецами. У них есть железный повод не появляться в обществе. Даже два. Сначала умерла мать Ильги, потом бабушка.

Мама была болезненной и слабой всю жизнь. Все и так удивлялись, что она протянула так долго. Теперь молодого прекрасного вдовца с тремя дочерями желали осчастливить новой любовью. А детей мачехой.

Отец Ильги, действительно, молодой и прекрасный, прятался от местных дам так же истово, как его дочь от кавалеров. Они вообще были очень похожи с Ильгой. Внешне и вкусами, отношением к жизни.

Всегда понимали друг друга с полувзгляда. Они и бабушка. Она была бабушкой отца и прожила довольно долго, отличаясь отменным здоровьем и острым умом. Теперь Ильга и отец вместе переживали общие, такие болезненные потери. Не тосковали. Нет. Светлая грусть, что родилась в сердце, не рвала душу, скорее провожала ушедших. Отпускала их.