Цена Победы
Шрифт:
Беломорск, 20 июня (3 июля) 1915 года, суббота
— Па-ап, а пап! А пошли, посмотришь, как мы с ребятами Зал Славы отделали. Ну пап, ты же обещал! Тут и идти недалеко, только на второй этаж спуститься! — канючил Мишка. Вообще-то это ему не свойственно, но, похоже, он пообещал своим товарищам, что «приведёт отца, чтобы тот оценил».
— Значит так! — оторвался я от бумаг. — Дашь мне ещё… э-э-э… семь минут, и я закончу. Потом попьём чаю, ты скажи пока, чтобы уже готовились. А после этого отправимся. И не дуйся! — потрепал я его по волосам. — Зато я тебе обещаю, что попробую и маму уговорить.
— Ур-ра-а! — завопил он и умчался.
Минут
— Ух ты! — вообще-то, я не очень эмоционален, а политика и бизнес приучили таить проявление чувств. Но тут я совершенно не играл, просто дал выход тому, что действительно испытывал.
Три стены зала были увешаны фотографиями воинов-беломорцев. И под каждой были указаны фамилия с именем, как связан с нашим Наместничеством и в каких войсках воюет.
Для ясности был еще и специальный значок в левом нижнем углу. Ну да, ну да. Естественно, полно лётчиков, немало и связистов. Учитывая, что туда и шифровальщиков причисляют, не удивительно.
А пушечек почему так много? Я почувствовал удивление и подошёл, вчитавшись в поясняющие надписи. Ага, понятно! Миномётчики. Ну да, первую миномётную школу тоже у нас открыли. Да и потом туда беломорцев любили зачислять. А что? Грамотные, считают точно и быстро, да к тому же. В отличие от большинства выпускников гимназий, достоточно спортивны, а значит, способны тягать на себе немалые грузы.
— А что означает винтовка? — уточнила Натали.
— А это Наталья Дмитриевна, значки для снайперов. У нас же хороших стрелков много, вот и… — тут же ответил Ребиндер. — А белые медведи — это эмблема ударных частей Семецкого. Там, считай, половина из наших!
— А ленточки что значат? — очаровательно смущаясь, уточнила наша Женька. Потом поняла, что на неё теперь все смотрят, и стала ковырять ножкой паркет.
— Серебряная — награждён медалью, золотая — орденом, — пояснил Мишка. — Красная — был ранен.
Тут он помрачнел, но продолжил:
— Черная — убит, серая — пропал без вести или в плену.
«Слава Богу, что тут очень мало!» — невольно подумал я и перекрестился. Я пошел вдоль рядов, постоянно натыкаясь на знакомые лица. Артем Рябоконь, талантливый инженер, красовался с золотой лентой. Ну правильно, это ему за храбрость на поле боя и спасение жизней боевым товарищам дали. Вместе с чином штабс-капитана.
Но знакомых лиц было очень много. Отличный химик. Инженер железнодорожник и капитан одной из команд «Прогрессоров». Инженер-строитель. Ещё один химик, кажется, органикой занимался. Физик-оптик. Специалист по электроприборам. Проектировщик автомобилей. Данелян-младший, «отец» императрицы'. Чёрт, да сколько же талантливых ребят мы отправили в эту мясорубку?!
И ведь ничего не поделаешь. Война зла и требовательна. Именно лучшие требуются на фронте больше всего. Если бы не они, все эти бронеходы, новейшие самолеты, рации и аппаратура для шифровки не дали бы никакой пользы. Такова цена, которую мы платим за Победу. Но как же болит за них сердце!
— Знаешь, дорогой! — взяла меня за локоток моя «половинка». — Мне кажется, нам стоит сейчас сходить в церковь. Помолиться за них, свечки поставить…
из мемуаров Воронцова-Американца
«…Великое отступление заставило страну забурлить ещё сильнее. Недруги обвиняли меня в 'снарядном голоде». Да, он случился и в этом варианте истории, хотя уж чему-чему, а уж производству боеприпасов мы уделяли самое пристальное внимание. Как-никак, целое министерство создали, да не бумажки перебирать, а внедрять передовой опыт этого самого министра [79] ! Да и
состав пороха изменили, в разы повысив ресурс по настрелу орудийных стволов. Именно это и позволило изменить тактику, более активно применяя артиллерию. Но немцы ответили. Наши тоже «поднажали». И, как следствие, снарядов всё равно не хватает. В газетах так и писали: «Яхонтов, где снаряды?!»79
Напоминаем, что в романе «Американец. Хочешь мира…» описано, как Иван Степанович Яхонтов, бывший директор Александровского снарядоделательного завода при помощи Американца в разы поднял производство снарядов. Именно его и поставили в реальности романа руководить Министерством боеприпасов.
Досталось и Воронцову-Дашкову, дескать, забрал недостающие силы для наступления на второстепенном для нас фронте. Столыпина тоже обвиняли в просчётах в планировании.
Понятное дело, раз Армия отступает, начинается поиск виновных. Меня, скорее, удивило то, что у нас нашлись активные защитники. «Перестаньте нести бред!» — возражали они в газетах. — «Весь мир завидует нашим самолётам и бронеходам!»
Ну да, есть чему завидовать. Это мне они кажутся какими-то убогими, а по этим временам — чудо конструкторской мысли.
И споры кипели не только в газетах, но и на улицах, и в студенческих аудиториях, и, разумеется, в кабаках. Я невольно радовался, что Пуришкевич с началом войны распустил свой «Союз Михаила Архангела» [80] . Хотя погромщики никуда не делись, просто теперь они гонялись за «немецкими шпионами» сами по себе.
Результатами горячих споров стали десятки дуэлей, семь массовых драк и неисчислимое количество мелких. Столыпин даже начал опасаться, что революция состоится на почве «отношения к Воронцову», и попросил меня «несколько дистанцироваться» от партии прогрессистов, от Сандро, Воронцовых-Дашковых и особенно — от царицы.
80
Реальный исторический факт. С началом Первой Мировой В. М. Пуришкевич отошёл от руководства «Русским народным союзом имени Михаила Архангела», Главная палата Союза прекратила свою деятельность на время военных действий и передала своё помещение под лазарет для раненых воинов. Деятельность Союза была практически свёрнута.
В результате успехи авиации — это ВК Александр Михайлович. Успехи в Турции — Наместник Кавказа. Партийное движение — это Обручев.
А Воронцов так, стройками занимается… Разумеется, нам с женой было немного обидно, но ради пользы дела мы на это пошли. Поэтому усиление партии и начало переговоров об объединении с «кадетами» в глазах общественности было заслугой Обручева. А то, как тормозили германское наступление — Брусилова, Клембовского, Радко-Дмитриева ну и, конечно, полка штурмовой авиации под командованием Артузова-младшего…'
Беломорск, квартира Гребеневичей, 28 июня (11 июля) 1915 года, воскресенье
День рождения старшей дочки Гребеневичи в этот раз отмечали в узком дружеском кругу. Кроме нас, Кати Семецкой и Артузова-старшего с его Хейей, позвали только Сашу Малиновского и Иоффе. Впрочем, насчёт последнего я и не сомневался, что они сойдутся. Как-никак, не так много у нас евреев, перешедших в лютеранство. Вот последние двое на меня и насели.
— Юрий Анатольевич, это никуда не годится! Ваш завод уже на месяц задерживает поставку нового рентгеновского аппарата, — пенял мне Абрам Фёдорович. — Вы поймите, это ж не праздный научный интерес, тормозится разработка новых сталей и сплавов. Вот те же пружины для пулемётов Токарева-Дегтярёва, они же армии нужны, верно? А там сотни вариантов, а старый аппарат работает медленно. Эдак мы до конца войны провозимся! Подействуйте вы на них, в конце концов!