Цена Шагала

–  И очень хорошо: пусть ищет. Ты ему, голубчик, вот что скажи: Виталий будет ждать его завтра в одиннадцать утра в скверике около Нового Арбата, где памятник Гоголю, знаешь?

–  Знаю, знаю, конечно, - поторопился Скосарев.
– Думаю, и он знает.

–  Вот и замечательно. Скажи, что звонить Виталию нельзя и сам он позвонить не может, но встречи очень ждет и сам все объяснит. Только смотри, не напугай его.

–  Да как, Василий Семенович, понимаю.

–  Ну, вот и чудесно, - завершил разговор Трегубец.

«Объявился, - думал Трегубец, положив трубку и вычерчивая какие-то геометрические фигуры на белом листе бумаги.
– Значит, если все пойдет хорошо, завтра он мне сам расскажет, кто такой этот неведомый охотник. А уж я там придумаю, как того посильнее за задницу ухватить.

– И, энергично растерев руками виски, он пригладил редкие волосы, подошел к несгораемому шкафу, стоявшему в углу его кабинета, достал оттуда початую бутылку водки, налил полчашки и залпом хлопнул ее.
– Теперь дела пойдут на лад, - сказал себе Трегубец.
– Я точно знаю: пойдут».

Ермилов в то же самое время тоже сидел в своем кабинете. Но настроение его, в отличие от Василия Семеновича, было совсем не радужным.

–  Вот что, Паша, - говорил он помощнику Шутова, заменившему своего начальника на ответственном посту, - Слава для нас теперь навсегда потерян. Однако гибель его не должна пройти бесследно. Помнишь того таможенника, с которым вы с Шутовым так удачно беседовали?

–  Конечно, Геннадий Андреевич, - отвечал вышколенный Паша.

–  Возьми-ка кого-нибудь из парней, понадежней и позлее, поезжай-ка сейчас к нему и поговори с ним начистоту. Не верю я, что этот мальчишка, который мне теперь позарез нужен, с ним не связывался. Должен он был с ним связаться. Все, что угодно, с ним делай, но выбей из него что-нибудь.

–  Работать с ним до конца, Геннадий Андреевич?
– поинтересовался Павел.

–  Нет, ну до конца не нужно: зачем нам мокрое разводить! Но прижать надо так, чтобы навсегда испугался, чтобы при одном только упоминании о тебе в штаны клал. Понял меня?

–  Уже делается, Геннадий Андреевич, - сказал Паша и четко, по-военному развернувшись, вышел из кабинета.

Через десять минут неприметный «Фольксваген Пассат» мчался к дому Скосарева.

–  Секи, старшой, какая зверюга, - сказал Толик, мрачного вида костолом, которого Паша взял с собой по приказу Геннадия Андреевича.

–  Ты о чем?
– не понял сначала Павел.

–  Да дверь.
– И он указал на сейфовую дверь квартиры Скосарева.
– Как же мы его выманим?

–  Эх, Толик, Толик. Не случайно про таких, как ты, говорят: сила есть - ума не надо. Учись, пока я жив, - и Павел достал из кармана сложенную вчетверо газету.

Сперва он аккуратно развернул ее, потом быстрыми и ловкими движениями превратил газетные листы в объемистый бесформенный комок и затем положил его перед дверью квартиры. Жестом приказав Толику прижаться к стене так, чтобы его не было видно из дверного глазка, он опустился на колени и поджег газету. Дождавшись, пока пламя обнимет бумажную кипу со всех сторон, он позвонил в дверь и так же отступил к стене. Несколько секунд за дверью было тихо, затем недовольный голос спросил «Кто?», в глазке сверкнул свет, и потом сразу же, матерясь, невидимый еще Скосарев завозился со щеколдами замков. Как только дверь в его квартиру растворилась, Павел шагнул навстречу Скосареву, а Толик крепко вцепился в ручку двери со стороны лестничной площадки.

–  Ну, здравствуй, Алешенька, - почти пропел Паша, тесня обалдевшего Алексея в глубь прихожей.
– Надеюсь, не забыл меня?

–  Да я… Да что вы, - забормотал таможенник.

–  Вижу, вижу, Алешенька: не забыл. Ты извини, что вот так, без звонка. Я не один, с другом, - сказал он, жестом приглашая Толика войти в квартиру.
– Вот, знакомься: это Толик, очень крепкий товарищ, - и он ласково потрепал Толика по загривку.

В ответ Толик хищно осклабился и, как-то по-звериному, повел бугристыми горильими плечами.

–  А это чо, - решился он в меру своих сил подыграть Павлу, - твой приятель, что ли, Паш?

–  А это теперь наш общий приятель, Толик. Ты проходи, располагайся. Алеша человек гостеприимный, он нам кофейку, наверное, сделает. Сделаешь ведь, Алешенька?

–  Мужики, я же вам все, я ж вам все как на духу высказал.

–  А вот мы и посмотрим, все ли ты высказал. Может, еще что-нибудь припомнишь, - так же напевно продолжал Павел, загоняя испуганного Скосарева на кухню.
– Ты как себя сегодня чувствуешь-то, Алексей?
– участливо спросил Паша.

–  Вроде ничего, - удивленно ответил Скосарев.

–  А вот мы сейчас проверим: ничего или хорошо. Толик у нас отменный терапевт. Толик, пощупай у товарища поджелудочную.

Скорее по интонации, чем по смыслу произнесенных слов понимая, что надо делать, Толик подвинулся к Скосареву почти вплотную и резким коротким тычком воткнул свой огромный кулак в живот Алексея. Издав какой-то непонятный звук, что-то вроде «ик», таможенник сложился пополам и осел на табуретку. Толик повернулся к Павлу и, увидев в его глазах одобрение, сверху двумя широченными ладонями, рубанул Скосарева по ушам. Взвизгнув от боли и прижимая руки к разрывающимся после удара ушным раковинам, тот рухнул на пол.

–  Э-э, да ты сегодня в плохом самочувствии, - сказал Паша.
– Видишь: и живот болит, и уши, и на ногах держишься плохо. Толик, подними товарища, видишь, он совсем обессилел.

Подхватив Скосарева под мышки, Толик встряхнул его обвисшее тело и водрузил обратно на табуретку.

–  Ну, что, Алешенька, может, расскажешь нам что-нибудь интересное?

–  Что, что?
– просипел Скосарев.

–  Ну, что-нибудь, что знаешь, вдруг что-нибудь новенькое в голову придет. А то смотри: Толик ведь еще ни почки не проверил, ни как у тебя суставы устроены. Он ведь на все руки мастер. Хочешь в этом убедиться?

–  Нет, не надо, не надо, - забормотал Скосарев, уползая вместе с табуреткой в угол маленького кухонного пространства.

–  Ну, не надо так не надо, - согласился Павел.
– Начинай тогда.

–  Да вы толком объясните: что?

–  Ну, например, давно ли ты беседовал с нашим общим знакомым.

–  Каким знакомым?

–  А тем, которого ты в Лондон отправил.

–  Я же говорил: у меня с ним связи нет, односторонняя.

–  Односторонняя. Понимаю. Толик, мне кажется, что левая рука у Алеши как-то неправильно поставлена. Ты бы посмотрел.

Толик, стараясь придать своему лицу озабоченное выражение, стиснул скосаревскую пятерню в своей и начал медленно выворачивать таможеннику кисть. Алексей, скривившись от боли, делал вялые попытки вырвать свою кисть из лапищ бандита, но вскоре понял, что все попытки бессмысленны и, заскулив, забормотал: «Скажу, скажу, только отпусти, не ломай руку, гад, все скажу».

–  Ну, вот, - удовлетворенно отметил Павел.
– Видишь как: достаточно с тобой хорошо пообщаться, ты тут же все вспоминаешь. Итак?