Цена Шагала

–  Пожалуй, Илья, пожалуй. Ну, что ж, спасибо.

–  Не стоит. Я практически не пострадал, если не учитывать сломанной руки и нескольких неприятных моментов, которые я пережил в беседе с тобой и твоим подчиненным.

–  Не волнуйся: я помню об этом и все тебе возмещу.

–  Трудно поверить в твою искренность и доброжелательность, однако я человек незлобивый и не злопамятный, поэтому попробую. Удачи тебе, Геннадий, - сказал Кошенов и повесил трубку.

«Наверное, он прав, - решил Ермилов.
– Так или иначе, здесь мне делать больше нечего. Картины - не иголка, просто так их не продашь, рано или поздно они всплывут. А вместе с ними всплывет этот журналистик. Что ж, теперь уже дело не только в картинах, теперь уже это личное: еще никто не смел поступать со мной подобным образом. Думаю, что он будет последним. В Москву так в Москву», - вздохнул Геннадий Андреевич и неспешно и аккуратно принялся собирать свой чемодан.

ГЛАВА 4

Вряд ли можно сказать, что встреча Трегубца и Скосарева походила на встречу двух старых друзей, трудно было бы назвать ее радушной и безоблачной. Но, так или иначе, она произошла. И после некоторых прелиминариев, в которые, по обыкновению сотрудников правоохранительных органов, входили угрозы, запугивание и даже физическое воздействие (вполне безобидное: ведь, право слово, несколько ударов по почкам и печени трудно назвать травмами), Скосарев и Трегубец нашли-таки общий язык.

–  Значит, он должен позвонить, - уточнял Василий Семенович.

–  Да, по крайней мере, он обещался.

–  В каком случае?

–  Ну, тогда, когда все будет сделано, когда он будет, так сказать, возвращаться.

–  А вы уверены в том, что он будет возвращаться?

–  А что ему там делать? Да и потом Виталька-то - друг, он его не подведет. Он мне вообще показался человеком порядочным. Как сказать, не то, что… В общем, лохом. Такие не финтят. На него разок надави - из него мармелад потечет.

–  Мармелад, говорите, - усмехнулся Василий Семенович.
– Что-то не заметно. Пока этот мармеладный мальчик весьма успешно избегал всех ловушек, и моих, и со стороны ваших новых друзей. Вот, кстати, опишите мне их поподробней. На кого они были похожи: это что, просто бандюки?

–  Нет, бандюков я знаю, на бандюков они не похожи. Это что-то серьезнее. Я сперва подумал, что кто-то из ваших.

–  Ну, эту мысль мы отставим как необоснованную.

–  Вот. Потом думал, может, ФСБ? Тоже вроде не похожи. Но ребята серьезные.

–  В том, что они серьезные, я уже успел убедиться. Но все-таки поконкретнее: что вам, как профессионалу, показалось? Алексей, подумайте, напрягите память.

–  Ну… - задумался Скосарев.
– Так я бы сказал: из какой-то структуры.

–  Поконкретней.

–  Ну, там, не знаю, служба безопасности чего-нибудь, банка или что-то в этом духе.

–  Представиться они, конечно, не представились.

–  Нет, вот карточку дали с телефоном.

–  Это любопытно. Карточку сохранили?

–  Конечно. Вот она.
– И Алексей протянул Трегубцу маленький картонный квадратик, врученный ему когда-то Шутовым.

–  Угу, - улыбнулся Василий Семенович, - один номер. Хорошо. Я думаю, вам он больше не понадобится, а потому я у вас его изымаю.

–  Конечно, конечно берите, - Скосарев поспешно вложил в руку Трегубца визитку.

–  Взамен я вам оставлю собственный телефончик. Здесь, как вы видите, указаны и имя, и фамилия, и даже отчество. Как только Сорин свяжется с вами, немедленно звоните. Это в ваших же интересах: сами понимаете, ваши новые друзья вряд ли оставят вас в покос. И только я, запомните, только я смогу избавить вас от неприятностей.

–  Да я понимаю, - сказал Скосарев убитым голосом.

–  Ну вот. А потому вести двойную игру, финтить, исчезать - не в ваших интересах.

–  Да понял, понял, - совсем убито произнес Алексей.

–  Да не кручиньтесь так. Работайте в своей таможне, получайте маленькое довольствие, копите на старость. Если они появятся до того, как Сорин наберет ваш номер, тоже позвоните мне. А главное - не врите. Спросят о Токареве, скажите: не знаете, где он, скажите, что не связывались. Спросят о Сорине, хотя вряд ли, но тем не менее отвечайте честно, что еще не звонил. Но сразу же после этого - сразу же - связывайтесь со мной.

–  Да я что, я с дорогой душой, - проговорил Скосарев.

–  Можно даже без души, но срочно, - прервал его Трегубец.
– Засим не смею вас больше задерживать. Позвольте откланяться.

–  А чаю, коньяку?
– неожиданно превратившись в радушного хозяина, забормотал Скосарев.

–  Нет-нет, в другой раз. Счастливо оставаться.
– И Трегубец покинул квартиру таможенника.

«Итак, - говорил он сам себе по дороге домой, - Сорин в Лондоне, Сорин с картинами. Обратится он к - как его?
– а, Илья Андреевич Кошенов, Кошенову. Однако эти бравые хлопцы, что сели на хвост моему таможеннику, почему-то не спрашивали его о том, к кому порекомендовал обратиться журналисту мой молодой друг из «Шереметьево». Следовательно? Следовательно, они прекрасно знали имя этого человека. Из чего вытекает, что их начальник либо знаком с Ильей Андреевичем Кошеновым, либо? Либо просто с ним заодно. Это маловероятно. Тогда заодно с ними был бы Скосарев. Похоже, произошла накладка. Мир довольно узок, и Скосарев знал Кошенова по одним делам, а неведомый мне пока друг нашего генерала - по другим. Так или иначе, все замыкается на нем. Надо попытаться без шума выяснить, кто такой Илья Андреевич Кошенов и как зовут его ближайших соратников по нелегкому делу торговли предметами антиквариата. Сорин, конечно, вряд ли вернется в Москву: что ему тут делать? Если сделка состоится, безопаснее оставаться на Западе. Но он-то меня мало интересует. В конечном итоге, он фигура случайная и отчасти даже симпатичная: ловко этому мальчишке удается избегать неприятностей. А вот тот, кто так активно ищет незадачливого антиквара, это акула покрупнее. Поймать его - значит прищемить хвост генералу, что само по себе приятно, - Трегубец улыбнулся.

– Полетит Полозков, а с ним и дражайший Николай Николаевич Ковалев отправится на законный отдых. Торжеством всеобщей справедливости назвать это сложно, но свою должность я опять получу, а там, глядишь, что-нибудь еще сделаем, столь же добротное и полезное. Значит, первое - это ориентировка на Кошенова. Попробуем-ка позвонить». И, зайдя в ближайшую телефонную будку, Трегубец по памяти набрал семь цифр хорошо знакомого ему номера.

–  Дмитрий Владимирович?
– сказал он, когда на том конце подняли трубку.

–  Слушаю, - произнес сухой бесцветный голос.

–  Это некто Василий Семенович. Помните такого?

–  Василий Семенович, какими судьбами?
– так же монотонно продолжил неведомый собеседник.

–  Да вот, решил, знаете, справиться о здоровье. Как себя чувствуете?

–  Погода не жалует, голова побаливает, мигрени мучают.

–  Знаю радикальное средство, - произнес Трегубец.

–  И я знаю, - ответил Дмитрий Владимирович.
– Так оно ж денег стоит.

–  А вот как раз могу поспособствовать. Не желаете ли полечиться?

–  Когда?

–  Да хоть сегодня, - предложил Трегубец.

–  Только что-нибудь тихое, - попросил Дмитрий Владимирович.

–  Несомненно. Напротив «Славы Зайцева», знаете?

–  «Слобода»?
– полувопросительно полуутвердительно сказал Дмитрий Владимирович.

–  Она, она, голубушка, - подтвердил Трегубец.
– Часиков в восемь.

–  Договорились, - после некоторой паузы ответил его собеседник.

Звали его Дмитрий Владимирович Пакин, и занимал он должность заместителя начальника аналитического отдела в одном из управлений службы федеральной безопасности. Собственно, занимал он эту должность уже лет пятнадцать-двадцать, и с той поры его учреждение успело сменить множество названий, а Дмитрий Владимирович так и оставался неприметным, но очень важным винтиком в этой странной, то разваливающейся, то укрупняющейся машине. Чин он имел небольшой, майорский, однако значимость и осведомленность его в определенных делах была ничуть не меньше, чем у какого-нибудь генерала или даже генерал-лейтенанта. В давние времена Трегубцу приходилось несколько раз помогать Пакину, и потому он не особенно мучился, обращаясь к представителю конкурирующей фирмы за консультацией. Вообще, разговоры о ненависти милицейских структур и структур безопасности в достаточной степени преувеличены авторами детективов, сценаристами приключенческих фильмов. И среди тех и среди других встречаются как приличные, так и неприличные люди. И среди тех и среди других неожиданно заводятся и враги, и союзники. А к последним, пожалуй, и относились Василий Семенович и Дмитрий Владимирович. Именно поэтому встреча обещала быть не только информативной для Трегубца, но даже приятной.

Василий Семенович успел доехать домой, переодеться в бывший когда-то выходным темно-коричневый чешский костюм, рубашку и галстук, подаренный ему на пятидесятипятилетие сотрудниками, положил в кошелек заначку из двух пятисотрублевых бумажек, натянул плащ и потрусил в метро, рассчитав время так, чтобы приехать на станцию «Проспект Мира» без пятнадцати восемь. Без пяти он уже стоял во дворике напротив «Дома моды Славы Зайцева», у маленькой деревянной двери, ведущей в подвал, и ожидал своего знакомца.