Чагудай

Да, я же и так женатый. Но только не говорю ему об этом, конечно. На всякий случай.

Распили мы с ним ту бутылочку. Поговорили сквозь бухгалтершин вой за дверью. За жизнь. За баб. За море.

Душевно так посидели. Хороший мужик оказался этот моряк.

Потом он стал вещи собирать, а я — домой. И вот, поверишь, на ровном месте у родного подъезда спотыкаюсь. Хлесь мордой о дверь, ручкой — точно под глаз.

Домой захожу, жена, конечно, все видит:

— Кто это так тебя разукрасил?

Отвечаю:

— Да, вот внизу о дверь зашибся.

А она сразу зырк на часы:

— А че припозднился-то? Гостил, наверное, у какой-то, да муж застукал. Наконец-то, а то чуть ли не каждый день неизвестно где тебя после работы искать. Ходок. Думаешь, я ничего не замечала…

Вот делов-то из-за этого синяка.

Но, если бы это было все. Утром иду на работу, а там на меня все поглядывают и шепчутся. Кореша подходят — похохатывают:

— Наши бабы уже все про тебя рассказали. Видели, как домой вчера шел с чистым лицом, а по утру вышел с фингалом. Расскажи, за что тебе жена синяк под глаз подвесила?

Так, если б она подвесила или моряк тот, то разве ж так обидно бы было…

Кобелина

Да, обидно, ох, как обидно бывает. Моя в отпуск собралась. Так, уж вышло, что одна без меня едет. И без родственников, без знакомых. На моря, понимаешь. И в такой ситуации мне бы ее ревновать. Ан, нет. На вокзале у вагона она — не я — так и сверлит глазенками:

— Смотри мне, ни-ни…

— Так я когда?… — глаз своих честных не отвожу.

А она чуть не плачет:

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Ни-ни?

— Ну, сказал же.

Качает головой — не верит. Но, в общем, усадил супругу в поезд. Как полагается, махнул ей рукой в окошко. А потом твердо так себе подумал: «В этот раз точно „ни-ни“. Раз сказал, значит, сказал…»

И вот на следующий день на работу общественным транспортом еду, и глаза раз — вниз, в пол. Ни то, что на молоденьких попутчиц, на билетершу предпенсионную даже не взглядываю. И на работе за станком себе все мысли только о допусках и припусках позволяю. Никаких левых соображений. «Ни-ни…»

И так спокойно день проходит, потом второй. А вот на третий ребята пристали:

— Так у тебя жена уже уехала или еще нет?…

Как им объяснить? Пытаюсь издалека так по-туманнее:

— Так это жена таво, значит…, и я с ней…, вместе мы…, это получается, да так и получается…

Ребята слушают, слушают, но не отстают, ржут:

— Так мы таво-этаво по пивку-то вечерком получается…

Да, знаю — как с ними обычно получается. Сядешь вечерком по-пивку, к ночи вдруг с какой-нибудь рядом окажешься, а к утру заснешь с ней в чужой квартире…

— Не, — отвечаю, — мы это… у нас ремонт… там… в конец… в общем…

Переглянулись они и отвалили вроде. А ремонт-то мы вместе с женой аккурат перед отпуском ее и кончили. Все, будь ты не ладен, до скворечника на балконе выкрасили, и последний гвоздь я в коридоре под ее контролем неусыпным вколотил. По самую шляпку. Неча дома делать. Не-ча… Но, ведь, «ни-ни». Раз сказал, значит, сказал.

И еще неделю держусь. Воздерживаюсь. А потом, как специально, дни рождения у ребят пошли. Приглашают, конечно:

— Значит, уехала твоя… Выходит, ты теперь — один-одинешенек. А у нас как раз незамужние будут. Ну, и подфартило тебе…

Ой, как хочется с ребятами посидеть. Но ведь знаю себя. Рюмку выпью, и устои мои моральные содрогнутся. Умишко хитроватый без контроля тут же обстановку смекнет, и обомрет в моих руках подвернувшаяся незамужняя. А, значит, слово свое я не сдержу.

— Нет, — говорю, — спасибо, но не могу. Все ремонт у меня этот тянется.

Плитка никак не кладется, паркет вздымается… Замаялся, но надо…, куда там…, ну никак…, время того…, в конец…, в общем…

Не верят ребята и снова ржут:

— Хоть бы показал тогда, из-за кого отказываешься.

Думают, что загулял я с какой. А знали бы, что дома сижу, телик обнимаю. С канала на канал рыскаю, что-нибудь по-спортивнее ищу. И как назло сплошь на постельные сцены натыкаюсь. Да на такие, что волосы везде просто дыбом встают. И я потом пол ночи в своей постели ворочаюсь. Чтоб уснуть дни до возвращения жены считаю:

— Один,…два,…три,…четыре,…пять,…шесть,…семь,…восемь,…девять…

Помучился я так помучился с этими программами провокационными да и вырубил телик напрочь. А время свободное решил кроссвордами занимать. Хорошее это дело — и приятное для неглупого человека, и полезное для дальнейшего развития. Сам Дарвин, говорят, очень кроссворды уважал.

Так вот, закупил после работы кроссвордов пачку. Ручкой с запасными стержнями запасся. Ага, пивка из холодильника достал. В кресле расположился. Тык глазом: «Верхняя часть тела женщины из четырех букв…»

По мне так горячая волна и пошла. Что за черт? Кто придумал? Нет, думаю, не буду я такой кроссворд разгадывать. Беру другой — с самого низа пачки. А там: «Высший момент физиологического наслаждения — шесть букв…»

Кинул я и этот кроссворд. Пиво в кружке залпом выдул. И на пачку поглядываю. Какой еще кроссворд попробовать. Зажмурился и вытянул не глядя из самой средины. Читаю: «Измена жене из тринадцати букв…»

Тьфу… Телик включил. Тьфу… Выключил.

Еду утром на работу и матерюсь про себя. А не могла жена ведь уехать в отпуск зимой. Когда женщины все в меховых бронежилетах по городу передвигаются. А сейчас-то в теплынь что творят. Мало того, что все как на витрину в эти миниюбки и стеклоблузки выложили (на что я — глаза вниз, в пол), так еще и жмутся со всех сторон то четырьмя, а то и семью буквами. Как бы случайно. «Ни-ни…» Легко сказать.

Но сдержался я. Верьте — не верьте. День к денечку, ночь к ноченьке — сдюжил. Но соскучился по жене, конечно… На вокзал приехал — цветов купил аж два букета. Стою на перроне — до встречи сердцем секунды оттикиваю.

И вот она из вагона выплывает, лебедушка ненаглядная, смотрит в глаза мои безумно счастливые и тихо так мне:

— Набегался, кобелина…

Библиотека

Жена из меня всю душу вынула. Все — в сторону, а найди ей книжку про Мэри, что замужем была да забеременела от другого, но неясно какого. Подружки, говорит, все эту книжку в захлеб читают. Одна она — дура, нет.

А в магазинах той книги уже не найти. Раскупили другие бабы на корню. Вот моя и придумала: