Человек с крестом

Амфитеатров, когда узнал, кто стоит за спиной Проханова, стал избегать его.

…Богослужение, присяга и довольно сложная церемония, завершившая выборы, прошли в общем-то благополучно, если не считать, что какая-то женщина во время службы вдруг разрыдалась и начала выкрикивать проклятия. К ней подскочили полицейские, вытащили ее из толпы и куда-то немедленно увели.

Глава 4 Глаза инженера Никифорова

Проханов хорошо понимал: его личное благополучие зависит от того, каким авторитетом и уважением он будет пользоваться у прихожан. Далеко не глупые люди создали поговорку: «Каков поп, таков и приход». Трезво оценивая свое первое появление среди паствы, он понял: задуманное удалось на славу.

В тот же вечер он первый раз появился и среди избранных мира сего. Городской бургомистр Попов устроил банкет. Но прежде чем появиться на этом званом вечере, Проханов потребовал у Амфитеатрова список приглашенных.

Список высоких гостей был доставлен «его преосвященству» немедленно.

Гости вполне устраивали Проханова — почти одни немцы. Новый бургомистр наживал политический капитал в основном у завоевателей, а из земляков пригласил лишь Чаповского, Королькова и Амфитеатрова.

Проханов мало пил и больше приглядывался к гостям. Говорили в основном на немецком языке. Проханов довольно хорошо понимал язык завоевателей, но делал вид, что не знает ни одного слова. Выгоду этого своего поведения ом оценил уже давно.

В качестве переводчика пригласили сестру Амфитеатрова, разбитную тридцатишестнлетнюю даму, которая, не в пример брату, производила эффектное впечатление. Ростом Гильда была невысока и отлично сложена. Она прекрасно знала цену своей грациозной талии и широких бедер. Одета Гильда была в платье из какого-то необыкновенно красивого черного шуршащего материала, усыпанного блестками, как ночное небо звездами. Оно великолепно сочеталось с ее пепельными волосами. Правда, местных дам несколько шокировало откровенное декольте Гильды, зато мужчины были довольны туалетом очаровательной переводчицы.

Гильда в избранном обществе пользовалась завидным успехом. С ней танцевали, ей улыбались, возле нее был настоящий рой мужчин, что взбесило остальных дам. Когда Гильда стала отлучаться то с одним, то с другим кавалером в соседние комнаты, дамы обнародовали, разумеется, совершенно по секрету, весьма примечательную деталь биографии сестры заместителя бургомистра.

Гильда, не выдержав мытарств эмигрантской жизни, довольно долго находилась в публичном доме. В нее будто бы влюбился немецкий офицер и женился на ней, за что едва не распростился с офицерским званием. Некоторое время она жила во Франции, где находилось подразделение ее мужа. Потом его послали на восточный фронт. За мужем последовала и Гильда. Муж погиб в бою с партизанами Украины.

Гильда не уехала из России. Она хотела мстить. И мстила. Но в антрактах от службы, как это утверждалось довольно осведомленными дамами, она вернулась к своей бывшей профессии, что оказалось весьма доходным делом. У нее будто бы уже скопился круглый капиталец.

Проханов наблюдал за — этой смазливой разбитной женщиной, которая, кажется, находила особое удовольствие в том, чтобы бесить раскрашенных дам, открыто флиртуя с их мужьями. Он смотрел на нее и думал:

«Гильда царствует, а ведь труп уже… Любой капитал промотает и снова скажется в публичном доме. Правильно я сделал, когда отказался ехать за границу. Как мне ни плохо было, а все ж своя земля всегда милее. — И с торжеством, ликуя, сказал себе, будто грозя кому-то: — Дай срок — мы наведем свои порядки. Уж тогда поживем! И не Гильды будут утешать нас — настоящие красотки!»

За этими греховными мыслями и застал Проханова пристальный взгляд коменданта. Майор фон Грудбах изучал его со всей осторожностью, стараясь не упустить ни одного движения или взгляда священника. А когда комендант понял, что его наблюдение не стало секретом для Проханова, он тут же встал и удалился в соседнюю комнату.

Вскоре к «его преосвященству» незаметно подсел адъютант фон Грудбаха и в изысканных выражениях передал просьбу господина майора уделить ему некоторое внимание для конфиденциальной беседы.

Проханов удовлетворил просьбу фон Грудбаха.

Священника и коменданта не было около часа. Возвратились они по отдельности. Проханов приличия ради посидел еще некоторое время, а когда веселье разгорелось и гости вместе с Гильдой потеряли контроль над собой, Проханов удалился.

В прихожей он столкнулся с тем самым старичком, который однажды приходил к нему на дом по поручению Чаповского; сейчас он, видимо, дожидался бургомистра, не смея появиться в гостиной.

Старичок почтительно поздоровался со священником, но тот даже не обратил на него внимания и на приветствие не ответил. Проханов был очень взволнован беседой с майором фон Грудбахом, передавшим настоятельную просьбу господина советника — слово «настоятельную» комендант подчеркнул довольно выразительно — помочь немецким властям в борьбе с партизанами, которые особенно активизировались именно в их районе.

— Надо срочно выяснить, где расположены их основные силы. Конечно, господин советник предупреждал меня, чтобы вы, ваше преосвященство, действовали согласно той инструкции, которую получили от него лично. Осторожность прежде всего. Провал основного задания не может быть ничем оправдан. — Майор фон Грудбах выпрямился. — Разведывательная операция, ваше преосвященство, поручена лично вам… Поймите меня правильно, я выполняю приказ!

Для Проханова настала горячая пора. Ремонт церкви на второй же день после банкета у городского бургомистра пошел таким ходом, что не оставалось сомнения: через неделю, в крайнем случае полторы, церковь начнет службу. На строительную площадку, как и было условлено с господином фон Грудбахом («Услуга за услугу!» — доверительно улыбнулся тогда комендант.), прибывала партия за партией ремонтных рабочих. Ими командовали полицейские, которые сами находились под бдительным оком солдат.

Как-то в разгар работы к батюшке подошли две монахини и предложили иконы. Проханов, не торгуясь, тут же купил все, что у них было, и наказал, чтобы они привозили еще, сколько найдут.

Эти слова, предназначенные будто бы только для монахинь, относились к тем, кто слушал их разговор.

Во время конфиденциальной беседы с комендантом фон Грудбахом было условлено, что, по указанию господина советника, Проханову, в знак особого к нему расположения, немецкие власти передадут редчайшей ценности древние иконы. Но и об этом не следовало широко распространяться. Будет даже лучше, если он «купит» иконы при свидетелях.

Так появились в Петровской церкви эти монахини. Одной из них, что помоложе — ей по виду было немногим больше тридцати, — Проханов поручил доставить иконы к нему на дом. Она явилась именно в тот час, который ей был назначен, и провела в доме Проханова всю ночь. А наутро она уселась на подводу, уверенно приняла в руки вожжи, переданные Прохановым, и лихо выехала из ворот поповского дома.

Появилась она снова только на четвертую ночь, но уже не одна, а с двумя незнакомыми женщинами и двумя немецкими солдатами. Воз был почти доверху гружен иконами.

Женщины остались жить в доме Проханова и взяли на себя все домашние хлопоты. Две приезжие спали в передней и только молодая удостоилась чести почивать в покоях священника. Робость ее через неделю-другую исчезла. Она стала покрикивать на своих же сверстниц.

А когда на улице зазвенела капель, во дворе Проханова появилась корова. Вслед за нею были доставлены поросята, куры, утки. Потом он приобрёл лошадь с полной упряжью и нанял конюха, того самого старичка, который исполнял когда-то поручения Чаповского. Лошадь сначала содержалась в том же помещении, что и корова, а когда около церкви построили новые подсобные сооружения, лошадь и транспортные принадлежности перевели в эти хозяйственные пристройки. Там же в сторожке поселился и старик-конюх.