Черное золото
Шрифт:
— Леонид Иванович…
— Просто Леонид. Или Леня. По крайней мере, когда мы одни.
Она кивнула, словно соглашаясь с чем-то давно решенным:
— Леня, — это прозвучало удивительно естественно. — Я давно хотела сказать… После того случая с отравлением сероводородом, когда вы вынесли Валиулина из загазованной зоны, рискуя собственной жизнью…
— Я поступил так, как поступил бы любой из нас, — перебил я.
— Нет, — она покачала головой. — Не любой смог бы. И дело не только в этом. Я наблюдаю за вами с самого начала экспедиции. Вы… другой. Не такой, как
В ее глазах читалось понимание, глубже которого я не ожидал. На мгновение меня охватил странный страх, а что если она действительно догадывается о моем происхождении, о путешествии через время? Но нет, это невозможно.
— Маша, — я притянул ее чуть ближе. — В этой глуши, среди нефтяных вышек и болот, вы для меня стали светом. Тем, что придает смысл всей этой борьбе.
Зорина ничего не ответила, лишь крепче сжала мою руку. За брезентовыми стенами палатки послышались голоса. Промысел просыпался, готовясь к очередному дню борьбы со стихией.
— Скоро придут остальные, — тихо произнесла она, но не сделала попытки отстраниться.
— Знаю, — я бережно коснулся ее щеки. — Но мы еще вернемся к этому разговору.
— Обязательно, — улыбнулась она, и в этой улыбке читалось обещание.
Когда мы наконец расцепили руки, в палатку уже входили первые участники совещания. Зорина преобразилась мгновенно. Снова стала доктором Зориной, собранной и деловой. Но что-то изменилось необратимо, словно между нами протянулась невидимая, но прочная нить.
Рихтер, заметив мое приподнятое настроение, удивленно приподнял брови, но промолчал.
Через несколько минут палатка заполнилась людьми. Пришли Кудряшов с потрепанным планшетом геологических карт, Валиулин в промасленной телогрейке, Островский с неизменным блокнотом, заполненным узорами и формулами, Глушков с папкой отчетов. Последним появился Лапин, заведующий снабжением, с толстой амбарной книгой под мышкой.
— Товарищи, — начал я, когда все расселись вокруг карты промысла, расстеленной на столе. — Мы частично решили проблему с пластовым давлением, получили подтверждение масштабов месторождения. Теперь пора заняться инфраструктурой. Без нее все наши достижения обесценятся.
Лица собравшихся стали серьезными. Каждый понимал: впереди новый этап борьбы, не менее сложный, чем предыдущий.
— У нас нет постоянного жилья, нет надежных путей доставки нефти, не хватает хранилищ, — продолжил я, обводя взглядом присутствующих. — Пора превращать временный лагерь в настоящий промышленный комплекс. И у меня есть план.
Я развернул чертежи, подготовленные за бессонную ночь. На них контурами обозначались будущие сооружения — поселок, нефтепровод, узкоколейка, нефтехранилища.
— Это… амбициозно, — нарушил молчание Кудряшов, разглядывая схемы.
— Именно, — кивнул я. — И потому требует слаженной работы всех подразделений. Предлагаю обсудить каждое направление по отдельности и распределить ответственность.
Зорина, сидевшая напротив, поймала мой взгляд и едва заметно кивнула. В ее глазах читалась поддержка и нечто большее. Понимание, что мы строим не просто промысел, а новую жизнь.
Началось обсуждение,
которому предстояло определить будущее нашего маленького нефтяного островка в море таежных болот.Глава 19
Амбиции
Первые отблески рассвета окрасили восточный край неба в нежно-розовый цвет, когда я расстилал схемы на большом столе в штабной палатке. Угли в буржуйке едва теплились, и морозный воздух уже просачивался сквозь брезентовые стены. Я подбросил несколько поленьев и, разжигая огонь, погрузился в размышления.
Месторождение оказалось даже богаче, чем я предполагал. Высокое пластовое давление наконец удалось взять под контроль. Теперь предстояло решить следующую, не менее сложную задачу. Создать инфраструктуру, способную обеспечить полноценную разработку нефтяных пластов.
Через час-другой палатка наполнится людьми, начнется очередное обсуждение, споры. А пока я наслаждался редкими минутами тишины, перебирая в уме детали предстоящего разговора.
После недавнего совещания и теплого прощания с Марией у меня словно открылось второе дыхание. Чувствовалась энергия, готовность горы свернуть. И дело было не только в личной симпатии. Появилось ощущение фундамента, того, ради чего стоит бороться не только за успех промысла, но и за что-то большее.
Полог палатки откинулся, впуская клубы морозного пара вместе с коренастой фигурой Рихтера. Старый инженер, как всегда, явился раньше всех.
— Доброго утра, Леонид Иванович, — поприветствовал он, стряхивая иней с бороды. — Замерзла чернильница в моем вагончике. Пришлось отогревать на печке.
— Садитесь ближе к огню, Александр Карлович, — указал я на место рядом с буржуйкой. — Чаю?
— Не откажусь.
Я разлил по кружкам крепко заваренный чай из закопченного чайника, стоявшего на краю печки. Рихтер, сняв потертые перчатки, с наслаждением обхватил кружку замерзшими пальцами.
— Как ваши барометры? — спросил я, зная о его увлечении метеорологией.
— Падают, — инженер нахмурился. — К вечеру снова задует. Хорошо бы успеть с совещанием до непогоды.
Один за другим начали подтягиваться остальные. Лапин принес амбарную книгу с учетом материалов и продовольствия. Кудряшов притащил планшет с уточненными геологическими разрезами. Глушков положил на стол сводки по охране и безопасности.
Островский, как всегда, позвякивая, явился с пробирками и колбами, неизменными спутниками химика. Валиулин, только что с буровой, еще не успел стряхнуть с телогрейки буровой раствор. Последней зашла Зорина, неся папку с медицинскими отчетами.
Наши глаза на мгновение встретились, и в уголках ее губ мелькнула легкая улыбка, едва заметная для остальных, но такая красноречивая для меня.
— Товарищи! — я дождался, когда все расположатся вокруг стола. — Благодаря вашим усилиям мы смогли доказать наличие крупного месторождения, справились с аномально высоким пластовым давлением и получили поддержку центра. Теперь перед нами стоит не менее важная задача, построить инфраструктуру, которая позволит эффективно разрабатывать открытые нами запасы.