Черные ножи 4

— Он передал тебе, — догадался я.

— И сейчас я отдаю ее в твои руки, — Зотов вложил мне в ладонь небольшой пластмассовый чехол цилиндрической формы. — Запомни, любыми средствами ее надо вручить связному в Берлине, Фридрихштрассе семь. Фрау Марта Мюллер. Повтори!

Я повторил.

— И еще… если тебе придется ради выполнения этой цели убить кого-то, пусть даже меня — убей. Но задание должно быть выполнено!..

Глава 6

Вот удружил, так удружил мне товарищ Зотов, надо признать. Пойди туда — не знаю куда, да сделай то — не знаю что.

Почему, интересно, генерал не приказал инженеру самому передать микропленку по указанному адресу? Ведь ему, свободному человеку, явно проще было это сделать, чем мне. За ним слежка? Или Марков попросту не доверял агенту и не желал раскрыть тому своего связного? А мне, получается, доверил, хотя знал меня без году неделя. Странно все это…

Два охранника повели меня в сторону больничных бараков, мимо морга, к боковым воротам. Часовой на вышке лениво наблюдал за нами, не задавая никаких вопросов. Охранники на воротах обменялись с моими провожающими короткими репликами, после чего беспрепятственно пропустили нас дальше.

Теперь я воочию увидел и склады, и так называемый «индустриальный двор», где проходили некоторые виды работ, и два строения, к нему относящиеся, и еще какие-то невысокие промышленные помещения, назначения которых я не знал.

Обустроено все тут все было с уютом, повсюду росли пихты и березки.

А потом справа я увидел одноэтажное вытянутой строение из кирпича с несколькими высокими трубами сверху и сбился с шага. Крематорий.

Даже сейчас, в позднее время, там что-то происходило. У самого входа стоял уже знакомый мне автофургон «Магирус», рядом с которым лениво покуривал водитель и два эсесовца. Из труб шел дым. Значит, крематорий работал. И в этот самый момент внутри творилось зло.

Меня чуть подтолкнули в спину, и один из сопровождающих зло бросил:

— Пошевеливайся, дерьмо! Не час же нам с тобой возиться…

Когда мы уже почти миновали здание крематория, я услышал несколько приглушенных стенами выстрелов. Потом еще и еще, и снова.

Твари! Там убивали людей, и я ничего не мог с этим поделать. Разве что кинуться на часовых? Повалить их в снег, отобрать автомат, застрелить сначала их, затем водителя и эсесовцев рядом с ним, а потом всех, кто попадется на моем пути. И стрелять, пока не закончатся патроны или пока не убьют меня самого.

Ненависть настолько захватила мое сознание, что я почти было решился. Смерти нет — я это точно знал!

И только мысль о микропленке, надежно упрятанной на груди, остановила меня от необдуманных действий.

Эх, товарищ Зотов, если бы не твое поручение…

В бараке меня встретили без лишнего любопытства и вопросов, да и провожающий солдат коротко объяснил одному из обитателей барака, кто я и в качестве кого буду тут жить, и тут же ушел, скривившись от неприязни. Немцы презирали капо не меньше, а то и больше, чем остальных заключенных. Предателей не любит никто.

Я остановился у входа и осмотрелся по сторонам.

Барак, в котором жили капо, был расположен за внутренней стеной и отличался от обычного барака, как отличается пятизвездочный отель от ночлежки для бедных. Конечно, мраморных полов и люстры в тысячу свечей тут не имелось, но нары были двухэтажные, и у каждого имелось чистое постельное белье. У некоторых, особо привилегированных, стояли отдельные кровати. На столе горели масляные светильники, давая достаточно света вокруг. И еда, которую никто жадно не хватал и не прятал. Еды было много: несколько открытых банок с тушенкой, пара буханок хлеба, большая кастрюля с кашей, даже свежие помидоры и огурцы. Немцы хорошо подкармливали ублюдков-предателей, лишь бы те служили верно, да хорошо лизали сапоги, когда потребуется.

И теперь я стал одним из них, по крайней мере, формально. Вот же влип! Честное слово, мне гораздо проще было продолжать тяжело работать, недоедать, но… быть как все. И если бы не жесткий приказ Зотова, я бы точно отказался, а дальше — будь, что будет. Но ослушаться прямого приказа командира я не смог, хоть и понимал, что отныне мне придется еще хуже, чем было до того. Да, кормить будут от пуза, оденут тепло, но и взамен потребует то, чего, скорее всего, я дать не смогу.

Эх, командир, подставил ты меня крепко! Я — не разведчик, не шпион, не Штирлиц. Это они были такими — со стальными канатами нервов, с терпением и выдержкой умелых охотников, с умением отрешиться от происходящего. Я же — обычный человек, солдат. Мое место на фронте, но снова и снова судьба выписывает повороты, бросая меня в очередные неприятности.

В бараке было накурено так, что дышать было тяжело. У нас курить запрещали, но у капо имелись немыслимые для прочих послабления. За столом несколько человек с сытыми, лоснящимися мордами играли в карты. В углу на стуле стоял патефон и крутилась пластинка Лале Андерсон с еще довоенной веселой песенкой. Рядом стояла ваза с живыми цветами. На окнах висели настоящие шторы. Но главное, здесь топили печь, и внутри было тепло, даже жарко.

— Шведов? Чего замер? Проходи, вон твое место, — по-немецки обратился ко мне тот самый капо, только что говоривший с солдатом, и указал мне на одно из пустых мест на нижнем ярусе нар. В его речи чувствовался некий особый говор. Может, саксонец или баварец? Их диалекты сложно разобрать. На груди у него, как и у всех здесь присутствующих, был нашит шестиугольник, в котором было вписано латиницей: «KAPO».

Я безучастно прошел и опустился на постель на нижнем ярусе нар. Кто здесь жил до меня? Осипов? Возможно. Значит, я унаследовал его койку. Противно.

— Завтра тебе выдадут чистую простыню, а пока придется спать на этой, — пояснил капо. Был он высок, широк в плечах, а физиономия его казалась обманчиво добродушной, даже слегка мальчишеской, но я знал, что здесь не держат добрячков, а исключительно садистов и убийц, так что нисколько не повелся на его внешний вид. Он посмотрел на меня и добавил: — Если будут вопросы, обращайся ко мне. Помогу! Моя фамилия Виндек.

Он протянул мне руку, но я это предвидел и, отвернув голову в сторону, сделал вид, что не заметил жеста. Виндек постоял немного и убрал руку.

Разумеется, раздеваться я не стал, несмотря на жару в бараке, лишь скинул куртку, оставшись в старой робе и нательном белье. Лег поверх одеяла, предварительно перевернув подушку. Было гадко пользоваться вещами Осипова, но не ложиться же спать на полу.

Отвернувшись к стене, я попытался проанализировать сегодняшний день. Событий произошло много, и мой статус кардинально поменялся. Завтра те люди, которые прежде здоровались со мной, будут плевать мне в спину и проклинать, пусть беззвучно, но яростно, от всей души, и я-то прекрасно пойму, что у них на уме.

Микропленку я держал при себе на теле, надеясь, что обыскивать меня не будут. Погорячился Зотов, и генерал переоценил мои возможности. Капо — те же заключенные, пусть и с большими правами, чем прочие, но главное — они не имеют право покидать лагерь. Как я попаду в Берлин? И даже если это случится, меня не оставят одного, не дадут свободно гулять по городу, да и первый же патруль арестует меня.

Нет, зря подпольщики выбрали меня на эту задачу. Лучше бы все же уговорили заводского инженера, у того явно свобода передвижений на несколько порядков выше, чем у меня. Да и не трус он, раз сумел сделать снимки секретных документов и чертежей.