Черные ножи 4

Мне было интересно, и я подошел ближе к куче. Обрезки металла, скобы, ржавые крепления, перочинные ножики, пряжки от ремней, гнутые вилки, зеленые от плесени столовые ножи… и правда, сплошной хлам… впрочем…

Мне под руку попалось шило, вполне острое, убить можно. И я решил было тут же сунуть его себе в карман, как внезапно увидел то, что никак не ожидал увидеть в этом месте.

Из-под кучи никчемного железа проглядывали черные ножны. Я вытащил их, и убедился, что клинок на месте. На рукояти было вырезано: «ДБ — 43» — Дмитрий Буров, 1943 год, когда златоустовские умельцы вручили мне, как и каждому из тысяч добровольцев, по знаменитому ножу.

Он вновь вернулся ко мне, мой именной клинок!

В другое время я бы удивился, но на войне случаются и не такие совпадения. Поэтому я просто сунул ножны за пазуху и сделал вид, что ничего не произошло.

Марио не заметил мою находку, либо же попросту ему было плевать, что именно я подобрал среди ржавого металла.

— Лучше вещи посмотри, пригодятся, — посоветовал он, уже отойдя от своего испуга и вновь приняв покровительственный облик, — зима холодная! Вон пальто валяется, глянь! Видно, еврей носил. Смотри, воротник какой, лиса! Бери себе, не пожалеешь. И сапоги те посмотри, твой размер, на меху!..

После приступа удушья на меня внезапно напала дурнота. Выворотит сейчас на этого жирного ублюдка теми крохами, что остались в желудке. Я едва сдержал порывы, и Марио это заметил.

— Э-э-э! Ты чего? Животом слаб? Давай-ка на свежий воздух, живо!

Я не заставил просить дважды и тут же вышел на улицу. Виндек, все так же лениво куривший у входа, удивился:

— Быстро ты, Шведофф! А почему ничего себе не подобрал?

— Ничего не надо, — смотря в сторону, чтобы не выдать в очередной раз свою ненависть, ответил я. — Того, что мне дал вчера, вполне достаточно.

— Ну, смотри, — пожал он плечами, — дело твое. Но там полно приличных вещей. Если покопаться, можно отыскать.

Я представил на мгновение, как буду копаться среди вещей, хозяева которых уже давно мертвы, и меня, наконец, вырвало прямо под ноги Виндеку. Тот едва успел отскочить в сторону.

Марио, вышедший следом за мной из здания склада, заметил:

— Странный он какой-то. И животом мается.

Виндек подумал и предположил:

— Это от голода. Ничего, отъестся за недельку, сил наберется. Этот еще не самый дохлый. Помнишь Гуго?

Они заржали своим воспоминаниям, в которые меня посвящать не собирались. Впрочем, мне не было до этого никакого дела.

Опустошенный морально и физически, я вытер выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони и посмотрел в высокое небо — неожиданно синее, с легкими кудрявыми облачками, несущимися прочь… прочь отсюда, из этого проклятого места, где те, кто гордо именовал себя людьми, превратились в монстров без морали и сострадания, в жестоких тварей, легко поверивших в то, что «унтерменши» не заслуживают сочувствия, что они — иные, животные, которых всем стадом можно отвести на убой.

Не должно быть им прощения! Ни сейчас, ни в будущем. Никогда.

Сделав три глубоких вдоха, я чуть пришел в себя. Надо собраться с силами. Ведь, если так пойдет и дальше, я тут и дня не протяну. Прибью одного из этих ублюдков, может, парочку… но на этом все и закончится. Либо охранники на вышках, либо сами же капо, бесцельно бродящие по территории в ожидании возвращения заключенных с работ, либо эсэсовцы убьют меня на месте. Задание генерала будет провалено, а микропленка обнаружена. Надо вернуть ее Зотову, тогда руки у меня снова окажутся развязаны.

К нам неспешной походкой приблизился унтер-офицер с нашивками шарфюрера в сопровождении пары солдат, тащивших под руки избитого в кровь человека. Марио поспешил скрыться на складе. От ворот в нашу сторону шла еще группа эсэсовцев.

— Эй, капо, чего стоим без дела? — спросил шарфюрер, недобро прищурившись. — Взяли этого и за мной!

У него изо рта неприятно пахло луком, переваренным мясом и кислым пивом.

— Помогай, Шведофф, — прошептал Виндек.

Мы перехватили избитого бедолагу у солдат, с радостью избавившихся от такой ноши, и буквально на руках понесли его следом за шарфюрером, к которому уже присоединились еще три унтера. Пленник был почти без сознания. Едва передвигая ноги, он пытался идти собственными силами, но у него ничего не получалось. Приходилось тащить.

Я прекрасно слышал разговор немцев, но не совсем понимал, о чем идет речь.

— Не маловато ли одного, Карстен? Сдохнет же быстро! Надо было брать хотя бы пятерых.

— А мы усложним задание, Ханнес. Завяжем тебе глаза! Справишься?

Унтершарфюрер с тоненькими усиками над верхней губой, несуразно высокий и слегка нелепый, похожий на молодого щенка, весело рассмеялся.

— Готов поставить на кон ящик шнапса! Я выбью минимум восемь из десяти!

— Принимается!..

Я только сейчас сообразил, что мы подошли к зданию крематория, но остановились у другого входа — не того, где вчера вечером выгружали заключенных из автобуса, а у небольшой двери с дальнего торца.

Виндек быстро открыл ее, и мы вошли внутрь, оказавшись в коридоре, тянувшемся через все здание. Но Виндека интересовала первая дверь слева, за которой находилась вытянутая комната длиной десять-пятнадцать метров. Кирпичные стены, низкие потолки, ни единого оконца и лишь небольшая лампочка под потолком, едва освещавшая помещение.

Запах в помещении стоял тяжелый, затхлый. Я почуял старую кровь.

В дальнем конце комнаты я увидел нечто вроде боковины от большой деревянной катушки для проводов — подобные используют на стройках и при протягивании промышленного кабеля, державшейся на крепких крестовинах, установленных по бокам.

Не мешкая, Виндек сделал знак тащить пленника туда, к самой катушке. Офицеры и солдаты остались в самом начале комнаты, ожидая, пока мы справимся с делом.

К катушке крепились ремни для жесткой фиксации рук и ног, и были яркой краской нарисованы расходящиеся круги, от малого в центре к большему по максимальному диаметру катушки.

И только сейчас я все понял.

Да мы же оказались в натуральном тире, где в качестве целей используют живых людей, а катушка — это своего рода мишень. Если пристегнуть к ней жертву, та уже не сможет дергаться, и будет покорно висеть, пока господа офицеры тренируются в стрельбе. При желании легко можно повернуть мишень боком или вовсе вниз головой. Как господа пожелают.

— Давай, Шведофф, шевелись, свинья! — потарапливал меня Виндек. — Иначе тебя самого запросто пристегнут в круг! Не искушай судьбу, русский…

Но мои ноги словно приросли к полу, я не мог сделать даже шаг, и тогда Виндек сам поволок пленного к катушке, а там ловко пристегнул его ремнями, и тот буквально повис на них, хотя всеми силами пытался стоять на своих ногах.

— Сюда, Шведофф, не спать!

Я все же пересилил себя и подошел ближе, стараясь не смотреть в лицо человеку, ставшему живой мишенью. Деревянный пол был весь в темных пятнах, а кирпичная стена за катушкой испещрена выбоинами от пуль.