Черные ножи 4

Через какое-то время возня на улице закончилась, и барак облегченно вздохнул. Любые действия немцев могли привести к проблемам. Заявись они в барак с проверкой, и кто знает, чем все кончилось бы…

Я все же задремал под утро, но почти сразу же дверь распахнулась, и в помещение вошел высокий офицер в сопровождении двух солдат. Прежде я его не видел, так что имени не знал.

Офицер осмотрелся по сторонам, неприязненно повел носом на царящие внутри запахи, и коротко приказал:

— Aufstehen^[9]! — после чего вышел на улицу.

Утренняя перекличка проходила, как обычно. Про Осипова никто вопросов не задавал, и это было хорошим знаком. Значит, наша задумка удалась, и его смерть все же приняли за самоубийство.

Мне показалось, что рапортфюрер Зорге проявил особый интерес именно к нашему тридцатому бараку. Пока шла перекличка, он не сводил глаз с наших рядов, словно выискивая кого-то взглядом. Не к добру такое внимание…

Как и обещал генерал, меня, Зотова и еще человек тридцать на сегодня определили на завод.

Нас построили в колонну и погнали, словно баранов, вперед, сквозь ворота с уже знакомой резной надписью «Arbeit macht frei», и дальше, до вторых ворот и внешней стены. Справа за внутренними воротами я увидел несколько строений комендатуры: три барака для солдат охраны СС, бюро управления и еще какие-то постройки, назначения которых я не знал.

— Там электрощитовая, — негромко сообщил мне Зотов, — оттуда подается напряжение на колючку по всему периметру. А в самом конце, вон видишь маленький дом с желтыми стенами — политический отдел, меня как-то водили туда на допрос…

Слева же располагались гаражи и склады. Там нам приказали остановиться и ждать.

Колона мрачно замерла, вокруг на равном расстоянии расположились с десяток автоматчиков, у троих были собаки. На нашу группу охраны было более чем достаточно.

Наконец, явился тот самый незнакомый мне офицер, разбудивший нас с утра на построение. Он что-то сказал переводчику, и тот закричал, обращаясь к нам:

— Грузиться в машины, быстро!

От гаража отъехали три военных грузовика «Опель», модели «Blitz S» со снятыми тентами, и мы набились в кузова двух первых машин, как селедки в бочку. В третьем грузовике разместились охранники, а офицер, имени которого нам не сообщили, сел на переднее пассажирское место в односкатный штабной «Mercedes-Benz L1500A», переводчик сел сзади. Я неплохо разбирался в марках и моделях немецких машин — поднатаскался за прошедший год, поэтому определил их без проблем.

Судя по всему, ехать нам предстояло достаточно далеко, иначе проще было бы отправить заключенных своим ходом, а раз посадили в грузовики и говорили про завод, то я предположил, что нас отвезут куда-то в сторону Берлина — это километров тридцать — тридцать пять на юго-восток — там много заводов, в том числе, строящихся, и дополнительные рабочие руки, конечно, немцам не повредят.

Погода, как и все дни до этого, стояла отвратительная. В лицо, как не прячься, била колючая морось, забиваясь и за шиворот, ветер дул с такой силой, словно пытался подхватить грузовики или, хотя бы, перевернуть их. Руки без перчаток быстро покраснели и начали коченеть.

Но я был искренне рад впервые за прошедшие недели выбраться за пределы лагеря. Я прекрасно понимал, что я не свободен, что каждое мое движение контролируется, и вздумай я выпрыгнуть за борт, как тут же получу очередь в спину от охраны. И все же… я дышал холодным воздухом, смотрел по сторонам, и чувствовал себя иначе. В лагере сама атмосфера с невероятной силой давила на психику, загоняя людей в непрерывный страх за свои жизни и жуткую депрессию, когда силы попросту покидали самые крепкие организмы, и ты не мог даже подняться с постели… а это была верная гибель. Черный дым, почти круглосуточно шедший из труб крематория, постоянно напоминал о том, что тебя ждет.

Люди в кузове почти не общались между собой, многие, несмотря на холод, дремали, пользуясь короткой передышкой, другие, как и я, глазели по сторонам.

Мы двигались по пригородной дороге, время от времени проезжая небольшие городки, часто состоящие всего из нескольких улочек, все типичной застройки в пару этажей. В такие моменты немногочисленные, скудно одетые прохожие останавливались и смотрели на нашу колону, как мне казалось, с ужасом во взглядах. Мы для них были дикими зверьми, по недоразумению оказавшимися рядом, и оттого особо опасными, несмотря на множество солдат охраны.

Женщины, носившие преимущественно однотонные пальто серых и коричневых оттенков, жались к домам, мужчины — тоже одетые в темные пальто или куртки, гневно тыкали пальцами в нашу сторону, призывая, наверное, к немедленно казни. Слов слышно не было, рев моторов перекрывал их выкрики, но общий посыл был совершенно понятен.

Много раз в будущем я слышал рассуждения о немецком народе, как об одураченных кучкой нацистов людях, которые вовсе не желали того, что происходило, а на самом деле даже и не знали обо всех ужасах, творимых на оккупированных территориях и в таких лагерях смерти, как Заксенхаузен.

Это не совсем так. Не знать они попросту не могли, некоторые лагеря вообще располагались прямо в городах, и люди, шедшие на работу, прекрасно видели советских пленных, и других заключенных, и явно догадывались, что тем живется, мягко говоря, не сладко. Но они попросту закрывали на это глаза. Кто-то верил официальной пропаганде, другие имели свое мнение, но лишь единицы пытались бороться. Большинство же воспринимало все происходящее, как естественный процесс. И когда бомбы летели уже на немецкие города, то во всем традиционно винили коммунистов — этих кровожадных варваров, цель которых уничтожить всех приличных людей в целом мире.

Мне не было их жаль, они сами выбрали свою судьбу.

К счастью для них, советские войска, пришедшие на эти земли, оказались куда более гуманными, чем о них думали.

Сейчас же мы ловили на себе взгляды, полные ненависти и страха, и понимали, дай этим бюргерам оружие в руки, они, не задумываясь, уничтожили бы всех нас до единого человека, и, более того, гордились бы этим.

Машины трясло и нас временами подбрасывало на кочках и ямах, продвигались мы с невысокой скоростью, и все же где-то через час достигли цели пути.

Мы съехали на проселочную дорогу, и вскоре остановились у массивных ворот, в обе стороны от которых шла высокая стена с колючей проволокой поверху.

— Приехали, — сообщил один из моих товарищей по несчастью, тревожно оглядываясь по сторонам, — я уже работал здесь. Это завод Брамо, тут делают двигатели для самолетов.

Глава 4

С восьмигранных дозорных вышек, расположенных по периметру, хорошо просматривалась вся территория, разве что некоторые отдельные участки оттуда было не увидеть — стены заводских корпусов частично перекрывали обзор. Административные вытянутые одноэтажные строения стояли отдельной группой справа от ворот, но мы проехали дальше, остановившись на небольшой площади, где уже стояли пустыми несколько тяжелых грузовиков.