Черные ножи 4
Шрифт:
Кто-то снял с Хельги скальп, и сделал это небрежно и грубо, забавляясь.
Девушка даже не кричала, хотя ей было безумно больно — я это видел. Она застыла на кушетке, чуть прикрыв глаза, но находилась в сознании.
Я прикрыл дверь и отступил назад.
— Сама виновата, — зло пояснила одна из проституток, скривившись от неприязни, — дерзила весь вечер господам офицерам, хамила. Один из них и не выдержал, взял нож… и вот. За это и поплатилась, дура.
— Слишком уж наглая она, — поддакнула девица со сломанной рукой, — я вот молчала, делала все, что скажут, но все равно досталось…
—
В подтверждение своих слов она приоткрыла рот, демонстрируя отсутствующие зубы — два верхних резца и один клык.
— Ничего, выйдешь на волю, железные вставишь. Главное, сейчас работать можешь, а мне что делать? Обратно в лагерь? Фрау Кан меня там замордует и в печь… — девица расплакалась, баюкая поврежденную руку.
— Тебя как звать, красавчик? — устало спросила одна из девушек, с интересом разглядывая меня.
— Василий, — не стал скрывать я имя погибшего Шведова.
— Русский что ли?
— Советский.
— Ну-ну… — протянула она, покосившись на мой винкель с буквами «SU».
От Зотова я слышал рассказ о том, как немцы поначалу хотели внести разлад в стан наших военнопленных и приказали делать винкели на робах с буквой «R» — то есть русский — Россия, но неожиданно для фашистов люди, невзирая на угрозу гибели, массово отказались от этого и даже чуть было не подняли бунт. «Мы все — советские граждане, и вы не разделите нас по национальности» — заявили они. И тогда эсэсовцы внезапно пошли на попятную, разрешив нашивать буквы «SU» — советские — Советские Союз.
Дверь распахнулась и в коридор вышла Хельга с перебинтованной головой. Взгляд у нее был отсутствующим. Следом показалась сестра Мария, которая легко подтолкнула Хельгу в спину, напутствуя напоследок:
— Отлежись до вечера в своей комнате, поспи. Сон — лечит. А там решим, что с тобой делать дальше…
Хельга безучастно кивнула и пошла по коридору к выходу.
Мария заметила меня:
— Пришел? Гляжу, не слишком-то торопился?..
— Госпожа Мария, сразу после утренней поверки явился по вашему приказанию! — были бы у меня каблуки, щелкнул бы ими, а так просто вытянулся во весь рост, поедая «начальство» глазами. Никак нельзя, чтобы меня изгнали из лазарета, поэтому приходилось стараться.
— Хорошо… — сестру мое объяснение удовлетворило. Она задумалась на пару мгновений, потом приказала: — Где инструмент, ты уже знаешь. До обеда приберись во всех помещениях, потом свободен.
— Слушаюсь, госпожа сестра Мария!
Я методично занялся уборкой. Сегодня в прозекторской было на удивление чисто, видно, ночью и ранним утром доктор еще никого не препарировал. Зато в помещении с барокамерой, в которое я прежде не заглядывал, все было запачкано рвотой, как снаружи, так и внутри мощного агрегата, занимавшего своими размерами практически всю комнату.
Сволочи! Кого-то сюда они все же затащили и, наверняка, замучили до смерти. Впрочем, это могли быть и более ранние следы, вчера я тут не убирался.
Копался я пару часов. Оттерев рвоту, я перешел в комнату с резервуарами. На одном крышки не было, на втором она была плотно
задвинута сверху.Я поднялся по специально лестнице и отодвинул крышку в сторону. В резервуаре лицом вниз, плавал мертвый голый человек.
Осторожно вернув крышку на место, я снял с головы шапку, постоял молча с минуту, потом вышел обратно в коридор.
Риммель вчера «заказал» девятерых узников для своих экспериментов, одного из них я только что отыскал. Осталось понять, что случилось с остальными?..
Ответ на свой вопрос я получил в помещении морга. Часть вчерашних трупов уже успели убрать, зато добавились новые. Ровно восемь тел, беспорядочно брошенных, как сломанные детские игрушки, на пол.
Видно, опыты доктора Риммеля опять прошли неудачно, и вот результат.
Наверное, у каждого человека наступает такой момент, когда он перестает адекватно воспринимать действительность, чувства его притупляются, и он уже не может сопереживать так же, как делал бы это в естественном состоянии.
Вот и у меня разум очерствел, эмоции перегорели одна за другой, отключившись, как лампочки в последовательной цепи, и все, что я мог — констатировать очередной факт, отправив его в копилку памяти с пометкой «не имеет срока давности».
Проституток в коридоре уже не было, и в лазарете царила тишина. Осторожно пройдя мимо кабинета Риммеля, я прислушался, но в этот раз голосов за дверью не услышал. Если доктор и был внутри, то молча занимался своими делами. Проверять я не стал, не хотелось попадаться ему на глаза.
Время постепенно близилось к полудню, и я решил пересидеть оставшееся время в кладовке, а потом вернуться в свой барак. Сегодня в лазарете я ничего нового все равно не узнаю. Но не успел этого сделать.
Дверь, ведущая на улицу, распахнулась и в коридор буквально влетела сестра Мария. Увидев меня, она призывно замахала руками.
— Шведофф, ты-то мне и нужен! Срочно за мной!
Я подбежал и вновь вытянулся, как солдат перед генералом.
Мария с удовольствием оглядела мою фигуру и приказала:
— Найди профессора Вебера и скажи ему, что доктор Риммель ждет его все утро. Профессор где-то на территории.
— Как он выглядит? — спросил я, предчувствуя нехорошее.
— Среднего роста, одет в бежевый костюм. Скорее всего, он в одной из подсобок, вчера он планировал ставить некие опыты. Профессор вечно забывает о времени, и явно заработался.
Предчувствия меня не обманули, профессор — это явно тот самый «повар», которого я прикончил ночью, и чье тело уже должно было сгореть в печи крематория. Так что вряд ли я сумею его отыскать, но приказ есть приказ, и я выскочил из лазарета и бодрой рысью рванул к воротам.
Из борделя, мимо которого я как раз пробегал, санитары на носилках вынесли завернутое в простыню тело. Следом вышли девушки. Кто-то негромко плакал, другие смотрели равнодушно. Эсэсовцы-охранники ухмылялись, глядя на девиц и делали им недвусмысленные знаки.
Носилки чуть дернули, и из-под простыни высвободилась изящная женская рука, безвольно свесившаяся вниз.
Марла появилась последней и приказала санитарам:
— Тащите ее сразу в крематорий…
Одна из девиц заметила меня и негромко пояснила: