Чипсы
Шрифт:
– - Отцовская, -- сказал гордо Чопоров подошедшему одновременно со мной Дэну.-- А ты кто?
– - Штирлиц, -- сказал Дэн.
Он был в клетчатой монохромной рубашке
Я даже ни разу с Дэном не поговорила сегодня. Все были в ожидании праздника... Я была вся в своём образе, в платье цвета бузины, нет, скорее цвета ядовитых плодов тёплого оранжево-пурпурного оттенка, которые появляются на ландыше в июле...
– - Ну а что же ты, Штирлиц, девочку обидел?
– послышался голос моей мамы.
Даже под маской, скрывающей его глаза, я заметила, что Дэн страдал. Я почувствовала его настроение. Дети, не смотря на враньё, - проводники правды. Поэтому взрослые так стараются и воспитывают детей. Взрослые учат детей врать, это я теперь точно знаю. "Правда - то, что ты можешь доказать", -- говорит мама.
Но зачем мама тогда пристала к Дэну?! Я не могу этого понять. Я думала: скажет Дэну эту фразу, и всё. Так ведь нет! Тётя Лена Монахова так закивала удовлетворённо и осуждающе одновременно. Ещё бы! Её Макс сломал Злате руку (ну не сломал, но толкнул и она упала), её Макс вчера поставил фингал Злате. Так надо себя уверить, что другие дети бьют сильнее - так, что зубы коренные шатаются! Тётя Лена вся стала сразу такая правильная, такая осуждающая. Сама невиновность и добродетель в чистом виде, после второй дистилляции. Папа всегда любил повторять: если кто-то говорит о пороке и очень этот порок осуждает, то сто процентов этот человек - носитель того же порока, но в большей степени. Кто больше всех осуждает наркоманов и алкашей? Бывшие наркоманы и бывшие алкаши.
"Нет!
– подумала я.
– - Определённо вчера был чёрный день, и сегодня он продолжается. День яда души". Что-то в этом роде я подумала, пусть даже в силу возраста по-другому, но смысл был такой. Настроение моё было испорчено. Я стояла в прекрасном платье цвета ядовитых плодов ландыша.
Когда мама сказала Штирлицу: "Что же ты девочку обидел?", я ушла в коридор. Я сделала знак Дэну рукой, и Дэн всё понял. Он смылся за мной. А тётя Лена крикнула нам вдогонку:
– - Сейчас придёт твоя мама, родительский комитет будет с ней разговаривать!
Тётя Лена, тётя Лена... Такая общительная и активная. Я сразу вспомнила, каким неприкаянным был Макс до школы. Как он везде ходил один, как приставал после гимнастики ко всем родителям, которые заходили за своими детьми. Макс говорил: "Можно я с вами пойду?" Макс был брошенный. Он и ел так много, проедал деньги, которыми откупались от него родители, чтобы не приставал. Макс покупал всем злосчастные чипсы, чтобы расположить к себе, пообщаться. Наверное, ни Дэн, ни Макс, ни я не были виноваты. Это всё Злата! Вряд ли она плела интриги специально, у неё было это в крови. Вредность, помноженная на воспитание тёть-Нель и тёть- Лид.
Злата всё слышала и теперь счастливая носилась по коридору, кружась, пританцовывая и делая колесо. Чёрные колготки с витиеватым рисунком по бокам, шарфик из толстой мишуры падал на пол, а бетмены и ниндзя устроили соревнование: кто быстрее подберёт шарф, они все были влюблены в королевскую пешку. Злата была хрупкая, тонкая, грациозная... чёрная гадюка, змея, тварь!
По коридору прошла незнакомая женщина, седеющая, со старческим пучком на затылке, в мохнатом обвислом сером свитере и серой юбке. Она кивала родителям, но никто не кивал ей в ответ. Все фотографировали своих принцесс, корлевишн, пиратов, мушкетёров и бетменов. Женщина им мешала, закрывая серым пятном объектив. Она не зашла в класс, села на банкетку у стены в коридоре. И тут к ней подбежал Дэн. Она сидела, а он стоял рядом. Мумия начала нас строить, чтоб вести в актовый зал, я побежала строиться. Но я обернулась и посмотрела, где Дэн. Я увидела, как моя мама присела на банкетку рядом с женщиной, а напротив, у стены, стояла тётя Лена, как будто она приготовились играть в "стеночки". Теперь я знаю, что она примеряла на себя роль присяжной. Вдруг моя мама встала, серая женщина начала возражать, спрашивать что-то у Дэна. А моя мама толкнула Дэна в плечо и что-то спросила. Наверное мама показывала как по её мнению я толкнула Дэна. Мумия тоже внимательно смотрела. Она твёрдой, но с напряжённым нажимом, походкой подошла к банкетке взяла за руку Дэна, и привела к строю. Дэн с Мумией были первой парой. Макс и Злата второй. Фидан шептала:
– -Ну и отлично. Первых люди уважают, а вторых в тюрьму сажают, третьим золото дают...
Но я больше не радовалась, что нам дают золото.
В актовом зале
я забыла обо всём. Злата крутила сальто перед Дедом Морозом и вообще всей начальной школой. Мальчики из нашего класса дрались, кому держать её серебряную мишуру-боа. Это сейчас в нашей гимназии по два класса в параллели и мы устраиваем два утренника, чтобы было не тесно. А тогда классы были только "А". Макс-мушкетёр сделал рондат и посмотрел на меня зло, почти как тогда, на гимнастике... Мне назло наверное, чтобы припомнить. Намного позже он стал на утренниках глашатаем-скоморохом и по-прежнему крутил колесо, но уже без поворота. Старость, старость...Где-то через полчаса, когда мы водили хоровод, вбежала в зал эта женщина в серой мешковатой юбке. Она сгорбилась, сморщилась и вся стала напоминать мешок. Она подошла к Мумии. Они о чём-то поговорили, женщина резко повернулась. Я увидела, что лицо её было красным - женщина плакала. Женщина пошла. Дэн ринулся за ней. Но у двери Мумия догнала Дэна и вернула.
На этом кончилась моя счастливая жизнь в школе. Раз и навсегда закончилась.
Когда мы вернулись в класс на чаепитие, первое, что я заметила, были не подарки, а то, что мама странная, она всё суетилась, расставляя одноразовые тарелки и пододвигая их к нам -- я маму такой и не видела. Тётя Лена, была такая же, как всегда: деловая, радушная, добродушная, пышущая здоровьем, уверенностью, активностью, благополучием и, как ни странно, добротой. Мумия сидела как и положено настоящей мумии, не подавая признаков жизни: грудь не вздымалась, причёска не колыхалась. На Мумии не было лица, как будто неопытный бальзамировщик передержал лицо в солевом растворе натра, и оно истлело.
Шло чаепитие.
Родители о чём-то шептались, указывая на меня и Дэна.
Праздник закончился. Я переоделась и мы с мамой спустились на первый этаж.
Дэн одиноко сидел внизу у раздевалок и ждал по всей видимости маму или брата. Подарок, сундучок конфет, скорбно качался у его колена, как маятник в музее кремля.
Моя мама не торопила меня как обычно. Я спросила:
– - Мам! Нам же сейчас на танцы! Мы не опоздаем?
– - Ах, да, Аришенька, да!
– мама побежала наверх за моим мешком для танцев, который она забыла - это было первый и последний раз, когда она что-то где-то забыла. Её не было очень долго.
– - Что случилось?
– спросила я Дэна заговорщицким шёпотом.
– - Не знаю, -- ответил Дэн.
– Они, твоя мама и другие, начали говорить моей маме, что я тебя избил.
– - А ты?
– - Я сказал, что ударил один раз. Я правду сказал.
– - А потом?
– - Потом меня Мумия увела. А Фидан сказала, что моя мама плачет.
– - Это когда она на праздник в зал заходила?
– - Да,--Дэн стал вдруг злым, ожесточённым, впился в банкетку: -- Если что-то моей маме сделают, я всех убью!
Вернулась наконец моя мама. Мы попрощались с Дэном. Он стоял на крыльце, у подъезда школы и с тревогой, которая приводила в ужас меня, смотрел на лестницу, на дорогу, откуда обыкновенно родители идут к школе и где совсем недавно Дэн волочился за своим озлобленным братом. Эта картина до сих пор у меня в памяти...Снег, мороз, скелеты кустарников и хилых саженцев на фоне внушительного, но облупленного здания, мощные колонны и маленький Дэн, в выгоревшей, когда-то чёрной, а теперь серой курточке...
Мама долго не могла вставить ключ зажигания. Руки её тряслись. Звонил мобильник - она рявкнула Ильке, чтобы "сам". Что "сам", я сейчас и не вспомню.
Мы поехали в ДК "Октябрь" на танцы.
28. Кошмар
Я совсем забила описать танцы. Танцы стали для меня отдушиной, праздником после нашей драки с Дэном. Танцы вела Елена Николаевна. Раньше она преподавала в школе искусств, но потом организовала платные группы для всех возрастов и стала арендовать зал в ДК "Октябрь". Мальчикам занятия обходились втрое дешевле, а мужчины в группы "30 и старше"приглашались бесплатно. Я летела на бальные танцы. У меня там был самый лучший партнёр -- Костик. Он был старше меня на два года и ходил в седьмую школу. Мама Костика работала воспитателем в детском саду, а папа водил маршрутку.