Что мне делать без тебя?
Шрифт:
– Олеся...
– недовольно повторил Глеб.
– Она тоже меня беспокоит, но, в конце концов, каждый должен прожить свою жизнь! Олеся никогда не желала меня слушать, а теперь расплачивается за собственные ошибки. Эмма, дорогая, не нужно запрещать искупать свои грехи! Ты ведь прежде никогда не лезла в чужие дела. Я уважаю тебя за это безгранично, хотя отказываюсь иногда понимать - нельзя быть до такой степени безропотной! Ну, и теперь тоже не стоит мешать Олесе страдать, пусть в полной мере насладится, до конца насытится своим страданием - таков характер! Только тогда она сможет успокоиться и заняться собой, дочкой и работой. Иначе ничего не получится, так что ты даже не пробуй что-то изменить, Эмма, дорогая! Вон моя литовочка надула губки, услышав слово "дорогая". Она всегда
– Ничего, - отозвалась Эмма.
– Я думаю, он больше не будет писать. Я послала на адрес тети Лизы два письма, но никто не ответил. Продолжать нет смысла.
Глеб невесело хмыкнул.
– Да, наверное... Ну, а как этот ваш мальчик...
– Витковский выразительно и недобро помолчал, - Карен Джангиров, кажется? Он все еще ходит за Олесей?
– Карен прекрасно учится, - ответила Эмма.
– Он гордость школы. Весной он ее окончит. Все остальное меня не касается.
– А напрасно!
– неожиданно взорвался поэт.
– Совершенно напрасно тебя это не касается! Нельзя быть такой безответной, робкой мокрой курицей! Так можно дойти до любой глупости! А Семен тебя касается? И тогда почему тебя так трогают переживания Олеси? Пусть и они тоже тебя не волнуют! Это будет лучше и для тебя, и для нее! Уж поверь моему богатому жизненному опыту!
Эмма его опыту верила, но у нее давно был свой собственный, и тоже довольно богатый.
– Я думала...
– попыталась она объяснить, но Витковский не дал ей сказать больше ни слова.
– А ты не думай, дорогая! И тогда все будет в полном порядке! Олеся не нуждается ни в спасении, ни в облегчении, ни в утешении! Да и чем ты можешь помочь? Вот этот твой блестящий ученик - может! И предоставь это делать ему и только ему одному! Вы все надоели мне со своими надуманными проблемами и нелепыми мировыми трагедиями! Это не трудности, не вопросы - это дурь! Как ты, разумная, рассудительная женщина, не понимаешь таких простых вещей! Не вмешиваешься - и чудесно! Не вмешивайся дальше, но уж ни во что, понимаешь, Эмма, ни во что! А моей девочке просто нужно надрать уши, вот и все! Это самое правильное! Мальчики, красавчики! Каждый по-своему с ума сходит! Только не иронизируй про себя, что я за всеми вижу, а за собой нет! Я прекрасно все вижу и за собой! Но у меня это нормальный, спокойный образ жизни, а у Олеси - какие-то немыслимые, невероятные страдания и муки! То ли дело мои свистушки: подулись себе часок-другой - и все в порядке! Через два часа забыли любые огорчения и неприятности! Передай Олесе, Эмма, что она дура! И ты тоже, прости меня, дорогая! Если хочешь, приезжай, я тебя познакомлю с Юраткой, она прелесть - вон сидит улыбается! А не хочешь - извини, я очень плохой мальчик и терпеть не могу выяснять отношения: ни свои, ни чужие! Так ты едешь, Эмма?
Говорить дальше было бессмысленно.
– Нет, к сожалению, я сейчас не смогу, - отказалась Эмма.
– У меня сегодня много дел. Может быть, в другой раз...
– Вот и чудненько!
– одобрил поэт.
– Занимайся себе делами и школой. И никогда не пытайся нарушить естественный ход событий - он ненарушаем! И еще, я очень тебя прошу, если что-нибудь будет от Валерия - дай мне тут же знать!
– Хорошо, Глеб Иванович, - пообещала Эмма.
– Если что-то будет...
Но ничего не было. Валерий сгинул в Европе, а лететь его разыскивать у Эммы не было ни желания, ни времени, ни сил. И денег, кстати, тоже. Лишние расходы ей были ни к чему, да и Семена не на кого оставить. Раньше она могла бы понадеяться на Олесю, но не сейчас. Неизвестно, насколько бы растянулась ее депрессия, если бы не беда с Кареном.
Маргарита позвонила Ашоту в редакцию и, поскольку Джангиров уехал по делам, передала секретарю, что просит мужа приехать домой пораньше. Жена редко звонила Ашоту на работу, и он насторожился, почуяв недоброе.
– Маргарита Петровна просила передать, что ничего не произошло, - объяснила секретарь, видя его встревоженное
лицо.– Да, да, я понял, спасибо, - отозвался Ашот.
– А много у нас на сегодня запланировано?
Заранее назначенные встречи отменить было нельзя, и Ашот постарался не думать о том, что ждет его вечером. Только сев в машину, он попытался себе представить, почему Маргарита звонила ему, и откинулся на спинку сиденья. Нет, лучше ничего не воображать.
Дома, на первый взгляд, было тихо и спокойно. Суетилась Дуся, звучала музыка в комнате Левона, царила привычная тишина у Карена...
"Мальчик совершенно здесь не живет, - грустно подумал Ашот.
– Я его очень редко вижу. Неужели так будет и впредь? Как-то уж слишком быстро выпорхнул он из гнезда..."
Маргарита вышла в переднюю.
– Прости, никак не мог освободиться раньше, - целуя ее, сказал Ашот.
– Что-то очень срочное?
– Нет, - замялась Рита.
– Ничего особенного. Просто... Ты поешь и отдохни, а потом мы поговорим.
Ашот ослабил узел галстука.
– Опять о Карене? Как только тебе не надоест... Ну, хорошо, подожди немного.
Через час он плотно закрыл дверь и сел напротив жены.
– Что ты еще придумала? Ведь мы с тобой, кажется, договорились...
Но с Маргаритой нельзя было ни о чем договориться, если речь шла о детях. Тут она становилась неуправляемой. И достучаться до ее сознания и здравого смысла было попросту невозможно. Сегодня, вдобавок, Рита вела себя в высшей степени странно: как-то жалась, смущалась, не зная, с чего начать. Муж пришел ей на помощь.
– Карен не приходил?
– Он зашел ненадолго, - оживилась Марго.
– Что-то взял в своей комнате, кажется, книги, и ушел. Сказал, что придет завтра. Видишь ли, Ашот...
– снова замялась Рита и вытащила из кармана упаковку с ампулами.
– Вот!
– выдохнула она и положила ее перед мужем.
Джангиров взял ампулы в руки. Название ему ничего не говорило: журналист никогда не болел.
– И что же это такое?
– он недоуменно повертел упаковку в руках.
– Новый наркотик? Ты хочешь сказать, что Карен колется? Нашла коробку в его комнате?
– Это не наркотик, - с трудом выговорила Маргарита.
– Это очень сильный препарат, снижающий давление... Но не только давление, понимаешь? Давай попробуем колоть его Карену...
Ашот в замешательстве посмотрел на жену, не улавливая смысла сказанного. Потом наконец понял.
– Кажется, дошло, - еле слышно сказал Джангиров.
Он боролся с неистовым искушением со всего размаха швырнуть ампулы в лицо Маргарите. Рыжий ангел... Но ограничился тем, что со всей силой сжал их в ладони. Тонкое стекло моментально хрустнуло в его тренированных мощных пальцах, колючей болью пронзив ладонь. На брюки потекла кровь.
Маргарита вскочила.
– Что за демонстрация, Ашот! К чему эти трагические трюки?! И у меня есть еще одна упаковка!
Джангиров неторопливо встал и с полным самообладанием отряхнул руку от стекла. Кровь потекла на стол.
– Как ты только додумалась до этого, рыжая? А колоть тоже будешь ты? Каким образом? Свяжешь его с помощью наемников? И разве небезопасно просто снижать давление? А если ты изуродуешь его на всю оставшуюся жизнь? Ты подумала об этом?
Маргарита вызывающе вскинула голову.
– Колоть будешь ты, я не умею! В сок насыплем снотворное, вот и все! А Карен очень здоровый мальчик!
У нее, оказывается, была четко выработанная программа действий. Растерялся даже железоподобный Джангиров. Он снова опустился в кресло и закрыл руками лицо. Кровь текла непрерывной струйкой между пальцев и капала на пол. Все вокруг уже было покрыто бурыми пятнами.
– Дуся!
– вдруг истерически завизжала Рита и топнула ногой.
– Дуся, скорее! Помоги!
Вбежавшая Дуся сначала остановилась, не в силах понять, что произошло и почему хозяин в крови, но тут же пришла в себя и, охая и ахая, бросилась к Ашоту. Через десять минут он отправился в постель. Дуся, непрерывно причитая, убирала в гостиной и успокаивала испуганного Левона. Маргарита плакала, уткнувшись лбом в плечо мужа. Он осторожно гладил ее левой рукой по голове.