Чудесные рецепты крестьянки-самозванки
Шрифт:
Нет, не хочу я за него замуж. Даже ради Мити… не хочу.
— Да, уже иду, — сказала я, снимая передник. — Простите, пожалуйста.
Как он там велел? Быть ласковее с хозяином? Придется постараться.
Глава 14
Отправляясь на чаепитие с хозяином, я понимала, что пригласили меня не из человеколюбия. Похоже, Владияр Николаевич сильно скучал, сделавшись отшельником. И если меня не получилось выставить вон, хотел развлечься.
Я не ошиблась. Едва вошла в столовую, мне тут же отвели роль хозяйки, отобрав
— Угощение скудное, ты уже прости, — с насмешкой произнес Владияр Николаевич. — Мы тут по-простому чаевничаем, без изысков.
— Я не голодна, — сдержанно ответила я. — А чаю выпью с удовольствием.
Заваривал его Афанасий, причем из трав. Я чувствовала запах ромашки, мяты, липы, чабреца. То, что нужно для моих расшатанных нервов.
Я поставила чашку перед Владияром Николаевичем, затем налила чай для Афанасия и, в последнюю очередь, для себя.
— Мед хороший, местный. — Владияр Николаевич продолжал изображать гостеприимного хозяина. — Варенье вот… крыжовниковое. Его матушка варила. Внутри каждой ягодки есть орешек.
— Чудо чудное, — вздохнула я, вспомнив, как такое же варенье варила и моя мама. — Благодарю, я обязательно попробую.
Афанасий пил чай молча, вприкуску с сахаром. Брал мелкие колотые кусочки, клал на язык, делал глоток. Надо завтра испечь что-нибудь для него. Или в местной булочной купить, если опять не успею.
— А скажи-ка ты, Ульяна… — Владияр Николаевич, наконец, приступил к допросу. — Где это ты этикету училась?
К счастью, я уже успела собраться с мыслями и придумать, как выкручиваться. Вернее, сообразить, что все мои «странности» можно свалить на легенду, которой я придерживалась.
— Так я же рассказывала, — делано удивилась я. — Где росла, там и научилась.
— Мне, — он выделил это слово, — ты ничего не рассказывала.
Я считала, что Афанасий давным-давно передал все хозяину, но спорить не стала.
— Я сирота, — начала врать я. Хотя это правда. Мама умерла, отец от меня отказался. Сирота. — Росла в ските. В детстве меня взяли в семью купца, наперсницей для его дочки. Относились ко мне хорошо, считали воспитанницей. Там я всему и научилась.
— И готовить? — уточнил Владияр Николаевич.
— Нет, готовить — в ските. Дочка хозяйская замуж вышла, а я забеременела…
— Надеюсь, не от ее мужа? — ехидно вставил Владияр Николаевич.
— За кого вы меня принимаете! — рассердилась я. — Безусловно, я не образец невинности, но и не мерзавка. Эта семья очень хорошо ко мне относилась. И рекомендательные письма Афанасий видел!
— Ладно, прости, — сказал Владияр Николаевич. — Забеременела. И что?
— И поселилась в скиту. А где еще? Компрометировать благодетелей я не хотела. Там я жила с Митей, работала на кухне. Потом вот… экономкой у одного порядочного человека. Но он умер, от места мне отказали. Мы с Митей в Москву поехали.
— Тут, по-твоему, работу легче найти? — осведомился Владияр Николаевич. — С ребенком?
— Тут платят больше.
— И жизнь дороже.
— Митю учить надо. Я осталась бы в скиту, но не хочу, чтобы он становился жрецом. То есть, я не против, если это будет его осознанный выбор.
—
И как же ты хочешь его учить?— Еще не знаю. Но я разберусь…
— Ремеслу? — не отставал Владияр Николаевич. — Военному делу? Наукам? Музыке? Искусству?
— Не знаю, — повторила я. — Есть время определиться.
— А, может, замуж хочешь выйти? За какого-нибудь… состоятельного мужчину?
— Не хочу, — несколько опешила я.
— Так отчего же? Ты хоть и простого сословья, а образованная, с манерами. И на лицо… не рябая. Многие любят таких, как ты… в теле.
Владияр Николаевич определенно издевался, и это доставляло ему удовольствие. Я молчала, выпрямив спину и отставив чашку. Мне нельзя отвечать не оскорбление. Он хозяин, у него есть власть. А у меня Митя. Ради него можно и потерпеть.
— Вот, к примеру, Афанасий, — продолжал Владияр Николаевич. — Чем не жених? Не смотри, что он тут мне прислуживает, он вполне…
Афанасий встал, с грохотом отодвинув стул.
— Довольно, Владияр Николаевич, — тихо произнес он. — Ни слова больше, прошу.
«Не надо», — прошептала я одними губами, глядя на Афанасия. И едва заметно отрицательно качнула головой.
— Брось, — сказал ему Владияр Николаевич. — Ты же сам ни за что не решишься. А она тебе нравится.
Это он сводником себя возомнил?!
— Вы переходите черту, Владияр Николаевич, — твердо произнесла я. — Мне вы можете говорить, что угодно, я стерплю. И вы знаете, почему. Но Афанасий… Он искренне вас уважает и любит. Не ставьте его в неловкое положение.
В столовой повисла гнетущая тишина. Я с тоской подумала, что мне вот-вот вновь велят собирать вещи. Вот почему я была против того, чтобы давать Мите надежду!
— Ульяна, помоги мне убрать со стола, — произнес Афанасий, отмирая.
Я послушно кивнула, поднялась и взяла в руки чашку с блюдцем. Сделала шаг в сторону.
— Сядь! — приказал Владияр Николаевич.
Это прозвучало неожиданно громко и зло. Я вздрогнула и выронила чайную пару. Из тончайшего фарфора, что и в руках-то страшно держать. Осколки брызнули в разные стороны.
— Любимый сервиз моей матушки, — произнес Владияр Николаевич. — Как неосторожно…
Если он ожидал, что теперь-то я точно упаду на колени, умоляя о пощаде, то ошибся. Но за разбитую посуду придется платить.
— Когда-то я разбил из него пару, — продолжил Владияр Николаевич. — Лет десять мне тогда было или одиннадцать. Уже и не помню. Зато хорошо запомнилась последующая за этим порка.
Он уставился на меня, словно намекал, что и меня ждет то же самое. Наивный. Да я, скорее, голой и босой от него уйду, чем позволю себя ударить.
— Вас били за нечаянные оплошности? — спросила я, вздернув подбородок. — Мне искренне жаль.
— Отчего же нечаянные, — возразил Владияр Николаевич. — Очень даже… чаянные. Я играл в столовой в мяч и игнорировал просьбы матушки не делать этого. В итоге мяч выбил чашку из ее рук.
— А вы, оказывается, были сорванцом, Владияр Николаевич, — мрачно произнесла я.
— Еще каким, — согласился он. — Афанасий, убери осколки. Не хочу, чтобы Ульяна порезалась. Ей этими руками завтра кашу варить.